Клятва Примара (Дерзкая - 2)

– Твое отношение к малышу весьма благородно. Но учти, что Марсен научит его своим взглядам на то, как мужчина должен поступать с Законом. И, не исключено, что став взрослым, Бэсту захочет не только нарушить Закон, но может быть даже и переписать его в свою пользу...

– Да пошел он к черту, этот Закон!
– взорвался Бертан.

– Закон не перестал быть Законом от того, что ты невольно его нарушил!

Бертан покачал головой:

– Да, конечно. Но я не стану выдавать Марсена, это мое окончательное решение...

Я начала чувствовать, как злое отчаяние начинает овладевать мной. Бертан смотрел мне в лицо и тоже заметил перемену.

– Ну-ну, ты не очень-то... Держи себя в руках, а то мне даже страшно стало, - с легкой насмешкой сказал он.

– Тем более, что моя мамочка начала в эту секунду подсматривать за нами, - и Бертан перешел на еле слышный шепот.
– Давай не будем ее разочаровывать, тетушка...

– Что ты имеешь в виду?
– не поняла я.

Бертан усмехнулся, обнял меня и, наклонившись к моему лицу, прижался своими губами к моим. Трудно было его в эту минуту заподозрить в неискренности. Если у него и были определенные планы насчет меня, они вряд ли могли остаться у него после сегодняшнего вечера. Поэтому стоило, пожалуй, принять его игру. И я, в свою очередь обхватила руками его плечи, демонстрируя Даррине, что мы с ее сыном нашли определенный общий язык, и что пока он со мной, его голова будет работать в направлении, не имеющем ничего общего с политикой, что ей нечего беспокоиться о том, что лже-иерарх начнет замышлять что-либо против тех, кто водил его за нос.

Бертан обнимал меня с минуту, потом отпустил, наклонился, уперся в стену, вытянув руки. Его плечи затряслись. Это был беззвучный истеричный смех, который обычно перерастает в горькие слезы. Но отсмеявшись и слегка шмыгнув носом, Бертан заметил:

– Ты не знаешь, случайно, бывает ли так, чтобы человеку с самого рождения не везло буквально во всем?

– Бывает, Бертан. Но никогда не бывает, чтобы человеку не везло всю жизнь. Это один из немногих постулатов, в справедливость которых я еще верю.

Бертан всхлипнул, прижал ладони к лицу, потер ими глаза, потом опустил руки в карманы. Он казался совершенно спокойным, и мне вдруг показалось, что этот парень еще не стал совершенно никчемным. Кажется, какой-то внутренний стержень, вернее, какой-то его обломок, все-таки в нем присутствовал. Я почти наверняка знала, что он мне скажет сейчас: он намерен был сообщить мне, что он не собирается входить в мое положение, пока не выйдет из своего.

И он сказал следующее:

– Твое право выпутать себя и брата из ловушки. Но я буду держать нейтралитет. Если у тебя это получится, я с чистой совестью скажу Бэсту, что я в этом не участвовал.

– А другие твои обязательства?

– Я выбрал приоритет. И мне наплевать на другие обязательства.

Цинично, но честно. Мы пожали друг другу руки.

Глава 9.

– Нет, на эту кнопку можешь нажимать сколько угодно, но это не поможет!

– засмеялся Бертан и откинулся на кресле, сложив руки на груди.

– Ты же сказал, что это кнопка отключения усилителя, - уточнила я.

– Верно, - сказал Бертан.
– Только она не сработает от обычного нажатия. Она запрограммирована на дактилоскопический узор моей матери. Как, впрочем, и все кнопки, обеспечивающие поддержание безопасного функционирования прибора. Даже мне не доверено распоряжаться режимами работы усилителя. Хотя, это меня не удручает, я не специалист.

– Все понятно.

Мы сидели перед небольшим пультом посередине квадратной комнаты. Знаменитый усилитель представлял собой небольшой столик с несколькими кнопками и панелью, в многочисленные гнезда которых были вставлены микрочипы.

– Каждый чип обеспечивает связь одного из абонентов с процессором. Импульсы сознания усиливаются прибором, что значительно облегчает жизнь таким, как я. А таких, как мама или Бэст, делает почти всесильными, - с легкой завистью сказал Бертан.

– Да и вся сканерская служба, приходя утром на свои места, одевает индивидуальные антенны. Поэтому-то они могут обеспечивать себе защиту седьмого-восьмого уровня и вскрывать несокрушимые блоки...

Да, эта комната могла повлиять на исход любой борьбы, происходящей с участием свободного сознания.

– А зачем нас сюда привели?
– раздался за моей спиной голос Одера.

– Что он сказал?
– встрепенулся Бертан.
– На каком языке?

– На том, на котором у него получается... Он спрашивает, зачем они здесь.

– Вот ты ему и объясняй, - отрезал Бертан, выдвинул какой-то ящичек из корпуса пульта и стал что-то в нем искать.

Я встала и отошла к стене, которую подпирали Одер и Мариэла, сидящие прямо на полу, потому что единственными предметами в этой комнате был столик с прибором посередине помещения и два жестких кресла перед ним.

Я села напротив Одера и сказала тихо, чтобы Бертан не слышал ничего лишнего:

– Я уговорила Бертана, чтобы он дал нам попробовать на себе действие усилителя.

– Неужели мы первые несовершенные, на которых будет опробован усилитель?

– недоверчиво отозвался Одер.
– Сомневаюсь.

– Конечно, он уже испытан. Но никогда еще его не пробовали одновременно на двух взаимодополняющих аналогах, в этом я уверена на двести процентов.

Одер, пряча лицо за растрепанной длинной прядью волос, неуверенно сказал:

– Не поможет это. Я не очень понимаю в этой области науки, но мне представляется, что усиливать сигнал можно только в том случае, если он уже сформирован, а сформировать его может только одна цельная личность, а не две, пусть даже взаимодополняющие.

Мари ничего не ответила, только невесело усмехнулась.

– Что вам трудно, что ли?
– рассердилась я.
– Я не могу этого не испробовать! Это же, в конце концов, мой последний шанс спасти друзей!

Мари нахмурилась:

– Что, тебе никак не уговорить этого горе-иерарха?

– Нет.

Одер сжал кулак:

– Если бы мы были в другом месте, я нашел бы способ заставить его! Ему же ничего не стоит просто связаться с твоими друзьями и предупредить!

– Я же объясняла, почему он не будет этого делать.

– Придурок он, и объяснения у него дурацкие, - отрезал Одер.
– Тем не менее, что мы будет делать, если и сейчас ничего не получится?

От этого "мы", произнесенного Одером вместо "ты" вряд ли случайно, у меня нехорошо екнуло сердце. Лучше бы он так не говорил...

– Вечером Марсен прибудет в штаб Юрия. Если его план удастся, то ничего уже нельзя будет сделать. Олег Середа, наверняка, будет вместе с Юрой, вместе с ним и погибнет, и ты, Одер, станешь совершенным...

Одер поежился. Привычное в Первом мире слово звучало насмешкой в отношении этого урода. Но он ничего не ответил. Я же, высказав свой прогноз, ничего нового не почувствовала, потому что уже нельзя было быть еще более вымотанной и измученной, чем я уже была.

Дни недели, отведенной Марсеном моим друзьям, пролетали стрелой. К этому последнему дню я уже была в состоянии полной прострации. То есть, голова-то у меня соображала, но сердце готово было разорваться от напряжения.