Клятва разведчика

— Даже если там тонна — это на каждого навьючить по полтора пуда. Тогда вынесем. А там не тонна, там больше… Товарищ капитан… а если доложить в Центр, что не можем выполнять задания технически? Подготовим аэродром, пусть перебросят хоть полтонны взрывчатки. Для начала…

— Ерунды не пори, Виктор.

— Есть ерунды не пороть…

— У нас совсем взрывчатки нет? — спросил я. На меня посмотрели все; я бы непременно смутился, если бы не одна мысль, всё более и более чётко оформлявшаяся в мозгах. — Без неё никак?

— Кило двадцать будет, — пожал плечами Витька. — Никак…

— А если так, — я стал коленками на лавку и лёг на стол животом. — На дороге выставить пулемёт, как… как товарищ лейтенант предлагает. Чтобы из посёлка не прибежали зрители… Вот тут казармы дорожников? — Витька кивнул. — А какое здание?

— СЩБ. Сборно-щелевой барак.

— Кайф. В смысле — то, что надо, — я заёрзал животом на бумагах от возбуждения. — Убираем с вышек часовых… Я сам могу, ещё парочку стрелков хороших найдём?.. Синхронно главное это сделать. Одновременно с этим несколько человек захватывают этот самый броневагон. Если окажется, что дверь или что там закрыта — взорвать её, заряд заранее приготовить…

— Ну-ка, ну-ка… — Хокканен сел удобнее. — И?..

— Тут же жмём вот сюда, становимся прямо напротив этого барака и хреначим его из пулемётов, — развивал план я, пыхтя от возбуждения. — Кого не убьём, тот пересрёт или просто потеряется — чего, откуда, типа почему сим-сим?.. В общем, удивятся, — смягчил я сказанное, увидев недоумённые взгляды. — И станция наша.

— Это всё неплохо-о… — протянул Хокканен. — Честное слово, очень неплохо. Но остаётся проблема — как вывезти взрывчатку?

— А мы её вынесем всё-таки, — подал голос Сашка. — Только не на себе. Освободим угнанных. Там наверняка мои сельчане есть. Навьючим, хоть силой. И вытащим в лес, на опушку.

— Оттуда растащим по схронам, — дополнил Витька, — сами. И тут же, на месте, кликнем желающих в отряд. Ребята-девчонки молодые, рисковые. Оружие, боеприпасы на месте соберём. Сколько-нисколько. Напоследок подожжём всё, что горит, вагон с рельсов спустим. И пусть разбираются, что сгорело, что пропало и куда унесли.

Хокканен задумался. Потом стукнул кулаком по столу:

— Честное слово, может получиться. Только надо всё подробно расписать, как роли в театре… Вы спать ложитесь, — кивнул он нам, — а мы пойдём к командиру, кумекать дальше.

— Во, — оскорбился Сашка, — план наш, а кумекать вам? — но тут же зевнул и махнул рукой: — Есть спать, товарищ начальник штаба.

Мы завалились на нары. Офицеры, потушив коптилку, вышли. Сашка, повозившись, прошептал:

— Здорово ты придумал.

— Мы, — поправил я. — Я бы и не допёр, как взрывчатку вынести… Чего здорово, ломать — не строить. Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики.

— Это точно, — серьёзно ответил Сашка. — Давай спать.

Смешно, но теперь я уснул почти сразу, как будто сделал невероятно важное дело.

17

Нас никто не будил.

Сперва я принял это, как признак партизанского беспредела, но потом понял, что в отряде существует довольно жёсткая дисциплина. Просто у разведчиков, в которые нас угораздило попасть, имелись определённые вольности и послабления.

В обмен на готовность в любой момент взяться за выполнение задания, которое нельзя поручить никому другому просто потому, что оно невыполнимое.

Но в то утро я об этом и не думал. Проснулся и лежал с закрытыми глазами, слушая, как снаружи неразборчиво перекликаются голоса, раздаются какие-то ещё звуки и вроде бы даже кто-то напевает. Это всё тоже довольно сильно напоминало спортлагерь. Даже поверить в то, что идёт война, было трудно.

Когда тебя никто не поднимает, то долго валяться в постели (даже если это нары с соломой и брезентом) трудно, тем более, что хотелось есть. Я открыл глаза, сел и широко зевнул с подвывом.

Ромки и Юльки не было. Сашка всё еще спал — раскидав руки и ноги. Женька разбирал на столе какую-то фигню. Терзая одной рукой волосы, я слез с нар и подошёл к нему:

— Доброе утро… Это чего?

— Это остатки медикаментов отряда, — с отвращением сказал Женька, — которые передали в моё распоряжение, едва узнали, что я знаком с санитарным делом. Бинты несвежие. Упаковка ваты. Йод. И пирамидон.

— Пирамидон? — тупо спросил я.

— Пирамидон, — человеконенавистнически подтвердил Женька. — Ещё мох. Сфагнум. Много.

— Ты богач, — уважительно сказал я, обнимая его за плечи. — Вот что, Женёк. Я сейчас пойду немного посикаю, чтобы штаны не намочить. А потом мы с тобой поговорим на тему, что такое ничего и как из него сделать что-то. Найди на чём писать и разбуди этого дубка, — я кивнул на Сашку. Женька фыркнул:

— Почему дубка?

— Потому что могучий, как дуб, — ответил я и, запрыгнув в штаны, поскакал наружу.

Лагерь, очевидно, только-только проснулся. Я было вознамерился отправиться к ближайшим кустикам, но потом увидел за деревьями камышовую загородку. Те, кто её делал, обладали чувством юмора, так как там имелись стрелочки с буквами «М» и «Ж», а так же ещё одна — она указывала прямо вверх и была украшена целым словом:

ФАШИСТАМ

Я так прибалдел, что даже подзабыл о том, зачем пришёл — и вздрогнул, когда на моё плечо, легла чья-то рука. Но ещё больше я вздрогнул, увидев… священника.

Да-да, это был самый обычный православный священник, в рясе, скуфейке, с крестом на груди, с карабином за плечами и патронташем под крестом. Вроде бы ещё молодой. Он смотрел на меня и улыбался. Потом кивнул на среднюю надпись:

— Глумление… Путь в рай не для фашистов, стрелку-то следовало бы перевернуть… Новенький?

— А… ага, — я кивнул и сделал попытку поцеловать протянутую руку, но в последний момент пожал её. Священник сузил глаза и тихо спросил:

— Верующий?

— Да, — вздохнул я.

— Как вышло?

— Да вот…

Священник быстрым движением благословил меня:

— Ну и хорошо, — он усмехнулся. — В наши дни к церкви вновь лицом повернулись [27] , а всё ж таки не надо открыто… Отец Николай. Тут вместе с частью своей паствы исполняю религиозный и воинский долг русского человека.

— А… — я неловко улыбнулся. — А как же… вам не мешают?

— Кто помоложе — те смеются, — мягко сказал священник. — Илмари Ахтович не гонитель веры, а просто к ней равнодушный… А Мефодий Алексеевич верует, хоть и не показывает того открыто.

27

Не вдаваясь в подробности, скажу, что роль Православной Церкви в борьбе с оккупантами действительно очень и очень велика. Добавлю так же, что И.В.Сталин никогда не был рьяным гонителем церкви и её служителей (в отличие от «правоверных» большевиков 20-х годов) и неоднократно встречался с церковными иерархами, пользовался их поддержкой и через них воздействовал на верующих людей в интересах страны (и личных!)