Клятва смерти

Рорк встал.

— Давай я провожу тебя наверх.

— Я провожу. Я как раз за этим и вернулся, — сказал вошедший Соммерсет. — Позвольте, я покажу вам вашу комнату, доктор Моррис, а вы мне скажете, что вам еще может понадобиться.

— Спасибо. — Моррис оглянулся на Еву. — Все, что нужно, у меня уже есть.

Когда Моррис ушел вслед за Соммерсетом, Рорк погладил Еву по волосам.

— «Ты мне ничем не поможешь, если твои мозги не будут работать». Не знаю, как тебе удалось выдавить из себя эти слова, как они тебе язык не спалили. Но вышло отлично. Теперь он заставит себя заснуть.

— Так и было задумано. Мне надо закончить и спрятать доску. Не хочу, чтоб он забрел ко мне в кабинет и все это увидел. — Ева поднялась и улыбнулась Рорку. — Ты очень мило поступил — предложил ему у нас переночевать.

Рорк взял ее за руку.

— Мы же семья.

Где-то уже глубокой ночью Ева почувствовала, что ее поднимают на воздух. Она сумела сосредоточиться в тот момент, когда Рорк внес ее в лифт.

— Черт, я отрубилась. Который час?

— Около двух, соня.

— Прости. Прости.

— Так получилось, что я сам увлекся и не заметил, как заснул. Работа заняла больше времени, чем я думал.

— А-а, — зевая, протянула Ева, — может, мне надо было взять тебя на ручки и отнести в кроватку?

— Легко говорить, когда я уже втащил тебя в спальню. — Рорк пересек спальню и бесцеремонно сгрузил Еву на кровать. — И вряд ли хоть у одного из нас сейчас есть силы на сексуальную ночнушку.

Ева сумела стащить и отбросить в сторону один ботинок.

— Ну, не знаю. Я могла бы возбудиться, если ты ее наденешь.

— Остроумие из тебя так и прет, когда ты спишь на ходу.

Ева швырнула второй ботинок.

— Я не на ходу. — Она стащила рубашку, выбралась из брюк. А потом заползла в постель. — К черту ночнушки, — пробормотала она и свернулась поудобнее под одеялом.

Когда Рорк скользнул в постель рядом с ней, Ева уже крепко спала.

Во сне Колтрейн обошла кругом Евину доску с фотографиями. На ней был бледно-голубой свитер и ладные брючки, а на бедре — кобура.

— Я пару раз работала над делами об убийстве, — проговорила она. — Не ведущим следователем, но в команде. Вторжение со взломом, ограбление с отягчающими. На меня это всегда тоску нагоняло. И никогда мне в голову не приходило, что кто-то будет расследовать мое убийство.

— А кому вообще приходило?

Колтрейн улыбнулась Еве.

— Верно подмечено. Ты теперь знаешь обо мне больше, чем когда все это началось.

— Так обычно и бывает.

— И кое-что ты видишь глазами Ли. Ты не можешь ему доверять на все сто процентов, он — лицо заинтересованное.

— Верно. Но лгать он не станет никогда.

— Нет, не станет. — Колтрейн двинулась к Еве сидевшей за своим письменным столом, и присела на краешек. — Мне раньше казалось, что надо быть холодной стервой, чтобы работать в убойном отделе. Что только очень холодный человек может каждый день иметь дело с убийством. Или почти каждый день. Копаться в чужих жизнях, вызнавать секреты, которые люди уже не могут прятать, потому что их убили. Но я ошиблась. Нужно сердце, нужны чувства… Их надо держать под контролем, но без них тоже нельзя. Не будь у тебя сердца, тебе было бы просто наплевать. Ты не смогла бы заниматься своей работой, если бы не принимала ее близко к сердцу.

— Иногда приходится быть холодной стервой.

— Может быть. Теперь и я знаю о тебе больше, чем раньше. Я же у тебя из головы не вылезаю. Тебе приходится бороться с законом, ты ведь его так уважаешь! У тебя оно прямо в костях сидит — это уважение. Эта вера. Но жертва заставляет тебя действовать, жертва иногда вынуждает тебя испытывать на прочность границы закона. Для тебя это важнее правосудия, а ведь правосудие — это твоя вера.

— Речь не обо мне.

— Конечно, о тебе, ты и сама прекрасно знаешь. Мы с тобой теперь близки, как любовники. Коп и жертва. Теперь я — одно из лиц у тебя в голове, в твоих снах. Ты их никогда не забываешь, сколько бы их ни было. Это твое бремя и твой дар. Ты впустила Ли, хотя все правила и предписания это запрещают: он слишком близок. Но ты переступила через правила и предписания, потому что он тоже жертва. И ему это быдо необходимо. Своей холодной головой ты сомневаешься, правильно ли поступила. Но сердце знает, что ты все сделала правильно.

— И какая часть твоей души ушла от Алекса Рикера?

— Хороший вопрос… — Колтрейн встала, наклонилась и погладила Галахада, боднувшего ее головой в ногу. — Симпатичный котик.

— Как насчет ответа?

— Ты хотела бы знать, почему я ушла. Потому что он любил меня не так сильно, чтобы отойти от своих неправедных дел и тем самым показать, как я ему дорога? Или я ушла, вспомнив, что я коп и у меня есть обязанности перед законом?

— Это не имеет значения, — пожала плечами Ева. — Ты ушла, вот что важно.

— Это имеет значение для тебя из-за Ли. Это имеет значение из-за жетона. И это имеет значение, потому что ты хочешь знать, что бы сделала ты сама, если бы Рорк не доказал, как сильно он тебя любит.

— Не совсем, — покачала головой Ева. — По пунктам первому и второму ответ «да». Но последний? Он мне каждый день доказывает. Могу себе представить, как тебе было больно, когда Алекс не захотел тебе доказать. Мне и гадать нечего, я точно знаю. И я не думаю, что это коп ушел от Алекса Рикера. Коп и все прочие соображения — это пришло уже позже. Я думаю, как коп ты стала значительно лучше, когда перевелась сюда.

— Приятно слышать. Спасибо. И все же как коп я была не настолько хороша, чтобы уберечь себя от убийства моим же собственным оружием, черт бы меня побрал.

— Да, это досадно, — согласилась Ева. — Но я смотрю на вас, детектив… Смотрю, как вас подставили. И я думаю, вы были обречены. У вас не было ни единого шанса.

— Ну что ж… — Колтрейн заложила пальцы за пояс. — Хоть моей вины тут нет, и то хорошо. Меня это утешает.

— Чем богаты…

Легкий весенний дождик встретил Еву, когда она сошла с крыльца навстречу Бакстеру. Он лихо промчал по аллее в своей шикарной двухместной машине, круто затормозил и пренебрежительно показал большим пальцем через плечо на ее невзрачный на вид автомобиль.

— Слушай, Даллас, не позорься. Какого хрена мы будем катить в этом ведре на колесах, когда есть мой супер-джет?

— Дело официальное, и за руль сяду я.

— Человеку приходится вытаскивать задницу из постели дождливым субботним утром, и он даже не может ее поместить в приличную тачку. — Бакстер ворчал всю дорогу, пока перетаскивал себя из одной машины в другую. — А сиденьица ничего, должен признать.

— Ну что, теперь твоей заднице удобно? — заботливо осведомилась Ева.

— Честно говоря, да. Просто удивительно, как… Эй, тпру! — Бакстер подался вперед и уставился на приборный щиток. — Ты только погляди! Разрази меня гром, этот рыдван загружен под завязку. Это же… — Он замолчал. Его отбросило прижимной волной к спинке сиденья, пока Ева неслась по аллее к воротам. — А скорость какая, чтоб мне лопнуть! Эта детка летит! Это не казенная тачка, я же не дурак.

— Места надо знать. И у меня есть право, согласно Уставу, использовать свою собственную тачку, если она отвечает всем требованиям. Ты же катаешься на своей игрушке. — И Ева кивком указала на оставленную позади машину Бакстера.

— Даллас, а в тебе, оказывается, есть глубины, в которые я не заглядывал.

— Бакстер, ты вообще не заглядывал в мои глубины.

— Это твоя потеря, сестренка. А Пибоди-то словом не обмолвилась про эту тачку.

Ева поморщилась, вспомнив об этом.