Клятва верности Книга 2

Что делать? Мысль билась в голове Серафимы, отупляла, и девушка не замечала ничего вокруг. Скинув сапоги, она недовольно бурчала на Дантэна, который ломал двери и доводил противных соседок до сердечного приступа. Пройдя по коридору, Фима приложила руку к индикатору замка. Дверь в ванную комнату отошла в сторону, и девушка шагнула вместе с ней, собираясь пропустить атландийца вперёд, но он по-прежнему главенствовал и легко увлёк за собой Симу в небольшую, облачённую в бело-голубой кафель комнату. Дантэн быстро оглядел уютную обстановку: жалюзи на окне, зеркало с подсветкой над раковиной и величественная ванна, скрытая за прозрачной ширмой.

Дверь за ними закрылась, и мужчина привалился к ней спиной, наблюдая за Симой. Та включила воду, ополоснула руки. Её мысли метались, и девушка была слишком расстроенной. Соседи сверху ругались из-за криков с улицы. Снизу унылый мужчина мечтал о смерти. Дом был очень старый, как и его жители по большей части. И в этой негативной атмосфере жила Серафима. А завершением общей картины стала глава клана, заряжающая всё вокруг себя странной энергетикой. Она была сравнима с энергией Сильнейшего: подавляла, высасывала, топила в себе слабейших. И те чахли, ругались, не понимая, наверное, даже причин своего настроения, своих тяжёлых мыслей. Сима была сильной, но даже она изменилась со времени их последней встречи.

Девушка обернулась к нему, рукой призывая подойти к раковине. Дантэн грустно усмехнулся. Это оказалось сложнее для неё, чем он думал. Однако отступать от задуманного он не собирался. Она оптимальный вариант — идеальное решение. Оттолкнувшись от двери, Дантэн приблизился к девушке и резко развернул её к зеркалу так, чтобы она видела себя и его.

— Что случилось с тобой, Сим? — тихо шепнул он удивлённой его странными порывами девушке. Мужчина смотрел в распахнутые серые глаза Заречиной в зеркальном отражение, вспоминая совсем другие: пьяные, злые, недовольные, но никогда он не видел их такими тусклыми и испуганными. — Что? — вкрадчиво шепнул он, соединяя их руки вместе.

Его тилингу было достаточно одной мысли владельца, чтобы тут же синхронизироваться с изумрудным девайсом девушки. Чужие мыслеобразы яркими картинками чередой вспыхнули перед внутренним взором атландийца.

Три месяца назад

Серафима никогда не верила в свою неотразимость. Не верила, что в неё кто-то может влюбиться с первого взгляда и считала это разве что не бредом. Тем обиднее было поведение Матвея. Оскорбительные высказывания парня во время полёта девушка не могла не замечать. Поэтому даже общалась мало с девчонками, которые предпочитали насладиться обществом парней.

Откуда все узнали, что Серафима провела ночь в комнате атландийца, девушка так и не выяснила, лишь смутилась, когда её об этом спросила Анита после обеда. Юлиана не осуждала, даже с понимающей улыбкой похвалила. А вот Суханова не понимала, как Заречина могла променять Матвея на республиканца, да ещё на такого противного, как Ход. Кому-то что-то объяснять Фима не посчитала нужным, лишь заверила, что между ними ничего не было, и они просто разговаривали, а потом уснули в одной кровати.

Объяснение вышло так себе, но Юлиана рассмеялась, принимая его за чистую монету.

— Да с тебя станется. Не удивлюсь, если ты вообще не знаешь, что, собственно, другие делают с мужчинами по ночам.

— Да ну тебя, — наигранно обиделась Фима, но с благодарностью улыбнулась Жаравиной.

— А вообще правильно, — кивнула Юлиана. — С атландийцем у тебя ничего бы всё равно не вышло.

— А почему? — удивилась Анита больше, чем сама Серафима.

— Ну кто он, а кто Фимка. Ты уже прости, Фим, но он птица не твоего полёта. Так, развлёкся с тобой. Ты вернёшься домой, а он о тебе забудет.

— Боже, как ужасно, — выдохнула Анита и погладила Фиму по плечу. — Мне тебя так жалко. Наверное, и хорошо, что между вами ничего не было.

Поддержка подруг больно кольнула сердце. Вообще-то на правду обижаться было глупо. И она сама не верила, что Ход воспылал к ней любовью. Но тот поцелуй, его взгляд, его жаркий шёпот в полумраке спальни, неужели он всё это забудет?

— Собственно, к этому всё и шло. Видно же было, что он гнилой, — добавила Юлиана, тяжело вздыхая.

Фима не могла согласиться, поэтому после обеда ретировалась к себе в каюту, но не успела сбежать, дорогу загородил Матвей.

— Я хочу поговорить с тобой, извиниться, — быстро заговорил парень, нервно дёргая наушники на своей шее.

Фима хотела его обойти, сделать вид, что не услышала его.

— Я вёл себя недостойно. Ну там, в столовой. Вообще не знаю, что на меня нашло, — пробормотал Железнов, а Фима оскорбилась. Что за извинения такие? В глаза не смотрит, говорит, словно одолжение делает.

— Короче, прости, Фим. Я виноват перед тобой.

Железнов даже не стал слушать ответ, просто ушёл, а девушка расстроилась ещё больше. То распускает гадости у неё за спиной, то извиняется, то сообщения о любви шлёт. Словно никак не может определиться, чего хочет: прощения или насолить и унизить побольнее.

На этом слухи о ней и республиканце не затихли. Наоборот, стоило ребятам прилететь домой и окунуться в привычную студенческую жизнь, как Фима стала достаточно известна не только тем, что выиграла гонки на играх Сильнейших, но и каким образом ей это удалось сделать, чем она заплатила за свою победу.

— Ой, ну нашла кого слушать! Подумаешь, нашла из-за чего расстраиваться, зато ты для всех опытная в этом деле. Да посмотри, что кругом творится, Фимка, — начала возмущаться баба Мара, тыча рукой в окно. — Мужики совсем обленились. А как увидят бабу за рулём крутой тачки и всё, сразу эротическая фантазия просыпается. Все нищеброды уже точно знают, каким чудодейственным способом она себе приобрела аэрокар. Зависть, моя хорошая. Это просто зависть.

Девушка кивнула, грея пальцы о любимую высокую кружку, в которой бабуля приготовила для неё кофе с кардамоном и молоком.

— Сплетни надо собирать, как букеты цветов, и соответствовать им. А ты посмотри на себя, Фимка. Прилетела, ходишь как вдова во всём сером и тёмном, и ты думаешь, что все, кто слушают эти сплетни и смотрят на тебя, верят? Я бы не поверила, что такая мышь могла кого-то так обслужить, что бы он ей отдал победу! Что за глупости? Вот я… Хотя нет, не стоит об этом. Короче, Фим, или прекращаешь рефлексировать, или уезжай-ка ты домой к родителям. Надоело видеть твою кислую мину. Я уже начинаю задумываться, что ты влюбилась в этого Красивого Хама.

Заречина кинула быстрый взгляд на бабу Мару и густо покраснела. От зоркого взгляда мудрой женщины мало что могло ускользнуть.

— Значит, всё же влюбилась, — тяжело вздохнула баба Мара и знакомо потрепала внучку по волосам, от чего та дёрнулась, словно и не родная, любимая с детства тёплая рука коснулась её, а сильная четырёхпалая.

— Да и знаешь, твои рыдания по ночам душу рвут. Тебе диплом через два дня защищать, а ты даже не готовишься. Это так не похоже на тебя. Любовь лечится, Фим. Но лечится она сильной усталостью, такой, когда нет времени думать о любви. Когда все мысли заняты другим, да и по ночам дикое желание лишь коснуться головой подушки. Вот что тебе надо, чтобы забыть его?