Клятва юных

— Дядя Вася!

— Постой, дядя Вася был, да весь вышел. Теперь я тебе — начальник отряда. Говори: тебя кто с караула снял?

Неизвестно, чем кончился бы этот разговор, если бы на просеке не показался старик с широкой кудрявой бородой; за плечами у него был мешок, в руках суковатая палка.

— Ваш пропуск! — с шутливой угрозой крикнул ему Гошка еще издали.

— Да это бакенщик Михеев, — проговорил кто-то.

Старик подошел поближе и тогда только сказал Гошке серьезно:

— Выйди на реку, там у меня… — он остановился, задохнувшись, — немцы избу жгут, вот тебе мой пропуск!

Он снял шапку и спросил:

— Кто тут у вас за начальника?

Он отогнул подкладку в шапке и вытащил серый конверт.

Дядя Вася взял у него конверт, вынул бумагу. Прочитав, он поглядел на партизан так, что все замолчали.

— Кузнецов, Пахомов, ко мне! — сказал — дядя Вася и отошел в сторону.

Незнакомый Карышу партизан с рябоватым лицом и Кузнецов последовали за ним. Они втроем поговорили негромко между собой, посоветовались и вернулись к отряду.

— Ну, товарищи, — сказал Василий Васильевич, — командование Красной армии доверяет нам большое дело.

Он помолчал, глянул на партизан, на бакенщика, на Карыша.

— Тут все свои, буду говорить открыто. Мы должны взорвать мост в тылу у немцев. Сегодня же. Вот… Надо обдумать, как лучше это сделать.

Кузнецов обернулся, обвел взглядом партизан, как будто подсчитывая.

Лутягин понял его и сказал:

— В открытую нападать — провалить все дело. Только шуму наделаешь.

— Ночью если… — проговорил Шитиков нерешительно.

— В том-то и суть, что ночи ждать не приходится, — ответил дядя Вася, — тут часы считаны.

Партизаны заговорили:

— Надо взять взрывчатку и пойти туда одному-двум, чтобы тайно…

— Перестреляют. Нет, тут либо с боем итти — напрямик, либо ждать ночи.

— Ночи ждать не приходится, — повторил Василий Васильевич.

Все замолчали. Прошла минута-две. Лутягин сорвал с себя шапку, вытер лоб:

— Эй, скорей бы думать надо!

Карыша будто что толкнуло:

— Дядя Вася… товарищ начальник отряда, разрешите: я пойду взрывать мост.

Лутягин повернулся к нему с досадой.

— Тебе что тут — игрушки… — начал он, но Карыш не дал перебить себя:

— Я кнут возьму… Или — нет кнута — хворостину. Будто корову ищу. Сперва все по-над берегом, по-над берегом пойду. Чуть что, встречу кого, сейчас плакать: корова пропала… — Карыш торопился все больше, спешил досказать: — Я одно место знаю, мы там с ребятами сколько раз… там кусты к самому мосту подходят.

— На словах выходит складно, — усмехнулся дядя Вася.

— Малый дело говорит, — сказал вдруг бакенщик Михеев.

— Дело! Подстрелят его, вот тебе и все дело.

— Что ж, могут и подстрелить, — спокойно ответил Михеев.

— Не подстрелят! — закричал Карыш.

Бакенщик перебил его:

— Погоди, теперь не твоя речь. Теперь речь моя. Вот как надо сделать, чтоб верней вышло. Парнишка пойдет к мосту с одного краю, а я с другого — начну на немцев шуметь, руками махать… Они мной займутся, а тут малый-то…

— Ты руками махать, а немцы рты разевать: «Ах, какой интересный старик!» Рты разинут, винтовки выронят. — Дядя Вася даже отвернулся: — Ну что ты, дед, как маленький все равно!

— Ничего не маленький. Немцы винтовок не выронят. Они в меня из винтовок стрелять будут. А пока мной, стало быть, займутся, малый будет действовать с фугаской.

— Не дело говоришь, дед!

— Ну, тогда ты скажи дело, товарищ начальник! — Михеев насупился, замолчал.

Дядя Вася тоже молчал.

Тогда вышел вперед рябоватый партизан:

— Василий Васильевич, позволь мне… Карыш верно говорит: если перейти железную дорогу, там кусты близко к мосту подходят…

Дядя Вася нахмурился, хотел перебить.

— Нет, ты постой, Василий Васильевич. — Партизан затряс рыжей бородкой, заторопился. — Постой, дослушай. Оружие у нас теперь есть. Удастся пионеру проскользнуть мосту — хорошо, не удастся — мы всем отрядом… да ну, погоди, не перебивай!.. Всем отрядом ударим из винтовок.

— Нет, не согласен, — сказал Лутягин.

— Товарищ Лутягин, — обратился, заминаясь, к дяде Васе Гошка, — я объясню, как надо сделать. Только ты мне автомат отдай, почему это его Кузнецов себе забрал? Я возьму автомат и пойду вместе с Карышем. Карыш — к мосту, а я засяду в кустах и — чуть что — начну немцев из автомата поливать. Приму огонь на себя.

Василий Васильевич присел на пенек у просеки.

— Ну, ребята, помолчите немножко, — распорядился он.

Все замолчали. Через просеку, обманутая тишиной, перелетела белка, разостлав по воздуху пушистый хвост. Гошка, не удержался, свистнул ей вслед и подмигнул Карышу.

Василий Васильевич задумчиво пошевелил носком сапога кленовый лист, желтый, в багровых брызгах. Все внимательно следили, как он перевернул лист наизнанку, показались выпуклые восковые прожилки. Лутягин наступил на них, поднялся с пенька:

— Ну, надо решать. Вот что: с Карышем пойдет Кузнецов. Не обижайся, Гоша, ты горяч, Кузнецов тут больше подходит.

Через минуту Ивану Карышу дали тяжелый полотняный мешочек.

— Это динамит? — спросил он обрадованно.

— Почище динамита, — сказал Кузнецов. — Ну, теперь гляди сюда, на шнур.

Он объяснил Карышу, как обращаться с взрывчаткой, как ее закладывать под мост, как держать спички и шнур при зажигании.

— Он до отказа короткий, шнур-то. Как только загорится, не вздумай мешкать.

— Ну, конечно, не вздумаю, — ответил Карыш.

Партизаны столпились вокруг него. Только Гошки не было. Гошка ушел строгать из орешника рукоятку для кнута. Скоро он принес ее; по толстому пруту кора была вырезана затейливо — винтовой нарезкой. Гошка привязал к пруту тугую крученую бечевку — и откуда только взял! — с узлом на конце. Кнут был готов. Карыш ждал, что Гошка теперь хлопнет бечевкой по осенним листьям — а крикнет лихо: «Ну и кнут!» или что-нибудь в этом роде. Но Гошка протянул кнут молча, глаза у него были грустные.