Клятва
Шрифт:
Тишина.
Близко к двери подтянулась ещё троица человек. Остальные семнадцать не опустили прицелы.
— Я же сказал: выматывайся, если жить хочешь!
У дверей стоял короткий, с приличным пузом, бородатый мужчина. Он ехидно сверкал своими маленькими глазенками, уткнув руки в бока. Такая поза, вместо устрашения и запугивания жертв, вызывала лишь смех. По крайней мере, Егеря это не впечатлило.
Кавказец не торопясь выглянул в окно, увидев, помимо наглого коротышки еще двух, совершенно немых амбала-бугая.
— А думаешь, потянешь?
— Чего ты сказал? — удивленно спросил бандит,
— Я спросил, — также холодно и медленно продолжил Егерь, — потянешь ли?
— Парни, вы слышали? — сверкнув чернеющей пустотой между двумя кривыми зубами, спросил мародер, обернувшись к публике. — Этот засранец в нас сомневается!
Окружившая Егеря и Даню толпа толком не ответила, а лишь молча переглянулась.
Пацан застыл, даже не опустив ручку с двери. Было чертовски страшно.
— Слушай, даю последнюю попытку. Либо ты вылазишь, отдаешь нам эту рухлядь и бежишь отсюда, подтягивая обосранные штанишки, либо сожрешь пару пуль свинца… — шипя, предложил бандит, при этом наводя револьвер.
Егерь хмыкнул, медленно оглядел толпу целящихся и приоткрыл дверь.
— Вот же молодец! Хороший ма…
Направленный уже на него ПМ быстро ввел бандита в ступор. Теперь в эту игру играли оба.
Цепные псы главаря быстро подняли автоматы, но было слишком поздно.
— А теперь послушай меня. Либо ты сейчас же приказываешь своим соплякам перестать меня выцеливать, либо мы с тобой оба скоро повидаемся с чёртиками, огнём и Сатаной, — едва ухмыльнувшис, предложил горец. — Не сомневайся, я выстрелю быстрей.
Бандит захлопал глазами, рефлекторно перевалился с одной ноги на другую и только после махнул ладонью.
— Ладно тебе, мужик… — криво улыбнулся он, — успокойся. Выйди, перетрём.
— А как же. Ты только снайпера с тех вон двухэтажек убери, потом и перетрём.
Бандит вновь опешил.
— В кого же ты такой наглый высрался? Ты все равно никуда не уедешь! Держи не держи, долго мы так играть не сможем. Выстрелишь в меня, так мои парни изрешетят твое ведро. Поедешь дальше — то же самое. Так что, может пойдем на компромисс и ты нам отдашь въездной налог да поедешь на все четыре стороны?
— А потом в спину мне прилетит шквал свинца. Не держи меня за идиота.
Коротышка, тяжело задышав, выругался.
— И что же ты предлагаешь?
— Я тебе, крысенышу, предлагаю заткнуться. От тебя мочой несет. Сейчас ты отдаешь приказ своим псам разойтись, и я уезжаю. Как тебе план?
Жирдяй прищурился, затем, натянуто улыбнувшись, сказал:
— Дерьмовый. Даже если ты выстрелишь, то что с того? Тебя расстреляют!
— Да. Тебе-то может быть уже и без разницы, но вот их, — кавказец широким жестом руки указал на раскиданных по округе мародеров, — превратят в фарш.
— А-ха-ха-ха-ха! — противно рассмеялся толстяк, вертя револьвером. — Кто за тебя вступится?! Тем более за дохлого?
Егерь не ответил. За него это сделал щупленький, долговязый паренек, что стоял позади своего царька и внимательно рассматривал кавказца. В один момент он быстро подбежал к бандиту.
— Козырь, — сказал он, — это… Это Егерь, лучше пусти его.
— Как будто мне это о чем-то говорит! Ты, сопляк, будешь мне указывать что с ним делать?!
—
Тебе шкура дорога? Да если кто-то из сталкеров узнает, что мы его грохнули, здесь же все с землёй сравняют! — нервно продолжал парень, дергая Козыря за плечо. — Его здесь все знают, сталкеры, торговцы… Это он же периметр прорвал, связь здесь помог наладить, мутантов в округе перебил — мама родная… Я слышал как он голыми руками Йети завалил, оторвал ему башку и приволок сюда… Бога ради, пусти его!— Да ты что! Точно ведь он! О, да мы сорвали куш, ребят, местная легенда! Сам Сибирский мясник!
Бандит разинул рот от радости. Совсем фальшивой и наигранной. Перевозчик буквально почувствовал как тело его собеседника трясёт. Сбитое, рваное дыхание и дрожащий в моментах голос выдавал паршивую актерскую игру Козыря.
— Ну, последний шанс!
— Рискни.
Козырь вытер, мокрый от пота лоб, и было поднял револьвер, как вдруг осек сам себя. Вторую попытку пресек уже паренек из заднего ряда.
— Нет, нет! Даже не думай! Нас всех здесь не просто пристрелят, а изобьют, прижгут морды, потом порубят на куски и скормят волкам, — испуганно верещал бандит. — Думаешь отмотал три срока, так теперь хозяин этого мира?
— Да ты совсем охерел, ще…
— Он прав, — поддержал неприметный парень из толпы, — пусти его!
Козырь удивленно повел глазами, наблюдая как один бандит за другим тихонько опускает оружие.
— Трусы и предатели! — выругался главарь, топнув ногой об отсыревшую землю, — Охренели совсем?!
Два бугая, что сверлили прицелами Егеря не первую минуту сложили оружие последними.
И хоть Козырь вскипел от злости так, что на лице проступили огромные, пульсирующие вены, а лицо стало цветом помидора, он так и не поднял пистолет. После тяжелой паузы, пахан, наконец, замахал руками, поглядывая в пустые окна двухэтажки. Почти сразу разъехались машины, открывая путь вперед.
— Правильное решение, — обратился горец к долговязому пареньку, что стоял в ступоре. — Бывайте.
Егерь опустил пистолет только когда оказался позади толпых ошарашенных бандитов.
2
— Это… Правда? — спросил Даня, уставившись на Егеря.
Горец кивнул.
— Многое. Но это дела минувших дней, тебе это ни к чему. Главное, что эти засранцы оставили нас в покое.
— Ну, нет же…
— Я сказал, что тебе это знать ни к чему, — отрезал кавказец, — значит ни к чему. Лучше ты ответь мне…
Даня, прижав губы, тяжело выдохнул. По телу пробежал рой мурашек.
— Почему хотел уйти?
— Что?
— Почему, когда какой-то ублюдок приказал тебе выйти, ты почти сделал это? — укоризненно спросил Егерь, поглядывая на пацана. — Эта выходка едва не стоила тебе жизни.
— Я… Я… Прости, Е…
— Почему? — снова оборвал кавказец.
У юноши не нашлось правильных слов. Не нашлось слов и сил, чтобы признаться в правде. В том, что он испугался. Испугался мёртвую деревню, сквозящую смертью, испугался шайки бандитов, готовых пустить любого под нож, испугался этого нового, страшного и неродного мира, что припас за каждым углом сотню-другую ловушек… Но больше всего он испугался самого Егеря. Поэтому почти открыл дверь, почти сбежал, чтобы не чувствовать этого леденящего душу холода.