Клык Фенрира

Сам Сен-Жермен был не рад оказанным почестям. Неожиданная встреча с Самуилом Розой и так не сулила ничего хорошего, а уж, пусть и случайное, напоминание о причинах конфликта, произошедшего между ними несколько лет назад, усугубляло и без того неприятную ситуацию.

Впервые Сен-Жермен и Самуил Роза столкнулись давно, во Франции, на учреждении степени Рыцаря Кадоша — мстителя за тамплиеров. «Рыцарь Белого и черного орла, Великий Избранник Кадош» — тридцатая, высшая масонская степень. Она дает доступ ко всем тайнам и документам масонов. Роза очень хотел получить эту степень, чтобы добраться до сокровищ тамплиеров, а получил ее Сен-Жермен, причем совершенно неожиданно для себя, не прилагая никаких усилий. Просто некоторые из высших масонов знали о ряде заслуг графа перед братством, о тех заслугах, которые не афишировались. А Розе просто не доверяли, его презирали и понимали, что он преследует только свою выгоду. После того, как на собрании в Лионе кандидатуру Самуила Розы даже не включили в список претендентов, он и начал мстить Сен-Жермену. Да так умело и хитро, что смог серьезно достать непроницаемого графа, нашел слабое место и ударил, подло и жестоко.

Граф до сих пор испытывал боль, вспоминая события минувших лет. Он, конечно, отомстил. Сделал все, чтобы Самуила Розу лишили сана и весьма денежной должности советника консистории, благо нынешний барон не отличался добродетелью и его романтические пристрастия вызывали у братьев порицание. Даже придумывать не пришлось ничего. Естественно, отношения после этого стали только хуже, редкие встречи заканчивались всегда плачевно, а самое неприятное, что часто герра Розу интересовали те же вещи, что и Сен-Жермена.

Распрощавшись с карьерой, бывший советник консистории возомнил себя магом и увлекся поисками древних артефактов в надежде ими усилить свои скудные способности. А между делом шпионил в пользу то одного, то другого европейского монарха. Сейчас вот прибился к прусскому императору Фридриху.

Как маг, он, конечно, ничего собой не представлял, в отличие от своего напарника Ганса Шнайдера. Вот с тем стоило считаться, но он, к счастью, амбициозностью не отличался и не интересовался ничем, кроме своих мертвецов.

На собрании граф скучал, размышляя о способности людей забалтывать любое, даже самое благое дело. Разряженные светские франты и напыщенные вельможи никакого отношения к Делу Вольных Каменщиков не имели. Всю эту публику вообще трудно представить строящими хоть что-то. А нудные рассуждения о борьбе со злом в мире и в самих себе, о восхождении по таинственной лестнице или о цепи, соединяющей мир земли и тления с миром духа, давно набили оскомину.

Правда, последний доклад вызвал некоторое оживление, так как касался извечной для России проблемы дорог. Граф Воронцов говорил о необходимости внести на рассмотрение Сената вопрос о быстрейшем строительстве хороших дорог в северной столице и даже выразил уверенность, что братья примут в этом деле участие, внеся определенные суммы. Ведь строительство храма в душе никак не может помешать участию в благоустройстве города. Предложение, конечно, никакого энтузиазма не вызвало, но было поставлено на голосование. Большинство присутствующих поддержали предложение Романа Илларионовича — казаться беднее других никому не хотелось.

Затем заседание закончилось, и Самуил Роза отправился к выходу. Сен-Жермен последовал за ним. На традиционной трапезе хотелось оказаться как можно ближе к Воронцову, и граф переживал, как бы соперник его не опередил. Вряд ли Роза оказался на заседании ложи случайно, скорее всего преследовал некие цели, и они явно не ограничивались попытками переманить как можно больше братьев на свою сторону.

Впрочем, на этот раз граф ошибся. Роза не остался на агапу, а стремительно прошествовал к выходу. Сен-Жермен задумчиво посмотрел вслед недругу и в обеденный зал зашел одним из последних. К величайшему сожалению, подсесть поближе к Роману Илларионовичу не удалось. Желающих занять это место было немало.

Поговорить с хозяином дома наедине граф смог только в самом конце трапезы, когда гости начали разъезжаться. Воронцов несколько раз пытался подойти к Сен-Жермену, но не выходило — Мастера постоянно останавливал кто-то из братьев. Он вежливо отвечал на вопросы, что-то обещал, а сам виновато смотрел в сторону гостя.

Граф понимающе кивал. Он сам был в схожем положении. Только к Воронцову подходили в основном по делу, а на Сен-Жермена любовались, словно на экзотическую зверюшку, и это раздражало, но он все равно улыбался и комментировал разного рода глупости. С ним, казалось, хотели пообщаться все. Кто-то желал узнать свежие новости из Европы, кто-то интересовался, правда ли граф владеет рецептом эликсира бессмертия, кто-то вообще шепотом спрашивал, может ли господин Сен-Жермен избавить от геморроя, словно граф какая-то деревенская знахарка.

Сен-Жермен не был близко знаком с Романом Илларионовичем и не мог сразу перейти к интересующему вопросу. Приходилось начинать издалека, в двадцатый раз за вечер сокрушаться по поводу дождливой питерской погоды и в сотый раз пересказывать, какие кафтаны в моде в этом году во Франции.

Дом Воронцова почти опустел, разъехались даже самые стойкие гости, и хозяин предложил Сен-Жермену пройти в библиотеку и отведать чудесной смородиновой наливки.

Библиотека была так себе. Нет, по стенам высились стеллажи с книгами, точнее, с определенным набором увесистых томиков, кои пристало иметь у себя человеку образованному. Было даже несколько старинных, ценных экземпляров, но Воронцов книг явно не читал. Все это был лишь элемент декорации, иллюзия. Библиотеку не пропитал запах травяных чаев, с верхних полок давно не смахивали пыль, а огонь в камине разжигали лишь для того, чтобы согреться холодным осенним вечером в компании друзей и коньяка. Не использовалась библиотека по назначению, а этого граф не любил. Книги нужны для того, чтобы их читать, вдыхать запах типографской краски, шуршать пожелтевшими от времени страницами и впитывать энергетику кем-то давно написанных слов.

— Мне, право, даже неудобно, граф, — учтиво улыбался Роман Илларионович, разливая в хрустальные рюмки рубиновую наливку. — Такой уважаемый и почетный гость, а я не смог уделить вам должного внимания. Но дела, знаете ли…

— Не беспокойтесь, я не в обиде. Было интересно общаться с братьями, так что я не обделен вниманием. — Пить Сен-Жермен не хотел, но сведения получить было нужно, так что приходилось подчиняться законам русского гостеприимства. — Мне ли не знать, как бывает порой обременительна возложенная миссия.

Сен-Жермен как бы невзначай поправил скрывающуюся в складках жабо медаль с кустом лилий, сраженных мечом. Воронцов бросил взгляд на знак Рыцаря Кадоша и насторожено спросил:

— А что же привело столь известную персону в Россию? Вы, господин Сен-Жермен, преследуете какую-то политическую цель или просто путешествуете по своей надобности?

— Что вы, Роман Илларионович, ровным счетом никакой политики, — ответил граф, заметив настороженность хозяина. — Хоть на меня и возложили ответственную миссию мстителя за тамплиеров, но, поверьте, я считаю это слишком высокой честью. Какой из меня мститель? Я — ученый и иду по пути знания, а не по пути войны. Знания и только знания могут изменить человечество. И в России я исключительно из желания получше изучить эту совершенно удивительную страну.

Лесть давалась легко. Нужные слова сами слетали с губ, складываясь в предложения, не затрагивая сердце. Не то чтобы Сен-Жермен откровенно врал, скорее, просто говорил то, что приятно слышать собеседнику, а уж насколько сказанное совпадало с собственными убеждениями, сейчас роли не играло.

— Много путешествуя и побывав в разных странах, я могу с уверенностью сказать, что нигде не встречал столь открытых и радушных людей.

Воронцов облегченно вздохнул и заулыбался. Сен-Жермен понимал, что старый вельможа, конечно, знал цену лести, но добрые слова, сказанные иностранцем не о нем самом, а о его стране, не могли не доставить удовольствия.

— Давайте выпьем за будущее России, — продолжил Сен-Жермен, — за тот Храм, основание которого заложил Великий царь Петр и строительство которого продолжает его не менее великая дочь.

Роман Илларионович совсем оттаял и с радостью поддержал тост. Наливка быстро разбежалась по жилам, застучала в висках и развязала язык. Скованность и неловкость первой встречи прошли, и разговор стал более свободным.

— Вот вы, господин Сен-Жермен, много путешествуете, — во взгляде Воронцова светилось любопытство, ранее скрывавшееся за светской учтивостью и чопорностью, — но ходят слухи, что подвластно вам не только пространство, но и время. Слышал я, что вы и в прошлых временах бывали, и с разными известными персонами беседы имели. Или это только досужие сплетни?