Ключ к тайне

– В чем дело? Десмонд искалечен? – обрушился он на нас с таким видом, будто мы сами толкнули Десмонда и сломали ему ногу. – И не может быть в Лондоне раньше, чем через месяц? Но он мне нужен! Он мне необходим! Передайте ему, что он обязан срочно выздороветь. Он должен быть на сцене хоть на костылях. Передайте это ему.

– Но мы не собираемся возвращаться, – заявила Кит, прежде чем я успел оправиться от неожиданности.

Она старалась говорить как можно любезнее.

– Что? – Он заглянул в письмо и сердито фыркнул. – Ах да, я и забыл. Миссис Десмонд спрашивает, не смогу ли я взять вас… Вы спасли Десмонду жизнь. Какой в этом прок, если вы допустили, чтобы толстый дурак сломал себе ногу? – Он скомкал письмо и бросил его на пол себе под ноги. Вместе с письмом он растоптал мою бодрость и все мои надежды. – Она, по-видимому, воображает, что у меня не театр, а школа! – сердился он. – Мальчишки, мальчишки без конца! Все шлют мне мальчишек. Можно подумать, что я их жарю к завтраку. Больше мне некуда их девать! Мальчишки, мальчишки… высокие, маленькие, нахальные, плаксивые. Я скоро с ума от них сойду! И каждый новичок играет хуже своего предшественника.

Он сделал решительный жест рукой, означавший, что пора убираться восвояси. Но я не хотел сдаваться.

– Мы не такие, как все… – начал я.

– Все говорят, что они «не такие», – перебил он. – Ну да, все разные, как гнилые яблоки, у которых гниль на разных местах.

– Его-то во всяком случае вам стоит прослушать, он хороший актер, – в смятении продолжал настаивать я, – Посмотрели бы вы, как его принимали в Ланкастере, Престоне и Манчестере.

Бербедж презрительно рассмеялся:

– Не сомневаюсь, что он очень мило пищит и сюсюкает. Но то, что сойдет для такой деревушки, как Манчестер, не годится для Лондона.

– Значит, вы даже не прослушаете нас? – спросила Кит,

– Увы, я занят, да это и бессмысленно. Нам не нужны такие мальчики. Прощайте.

Вот и все.

– Ничего, – сказала Кит, взяв меня за руку, – ведь это не единственный театр в Лондоне.

Да, были и другие театры, и мы обошли их все, не пропустив ни одного. Мы побывали в Саутуорке, в театре «Роза». Мы заходили в «Свои», в «Пэрис Гарден», побывали в театре «Блэкфрайерс», так как слышали, что там выступают труппы, состоящие из одних мальчиков. Мы надеялись, что туда-то нас примут. Но все было напрасно. Поход в театр Святого Павла, что находится рядом с большим собором, закончился столь же бесславно. Нам сказали, что туда берут только тех, кто окончил школу Святого Павла: они сделали вид, что не понимают нашу камберлендскую речь.

Никому не нужные, мы остались на улице, и только пара шиллингов отделяла нас от голодной смерти. Уж если нам не удалось получить работу, которую мы умели делать, то нечего было и мечтать найти что-нибудь другое.

Несчастные и обессиленные, опустились мы на скамью у таверны на Флит-стрит. Пора было позаботиться об ужине и ночлеге. Мы так усердно искали работу, что совсем забыли о еде, и с самого утра у нас не было и крошки во рту.

Кит с горечью продекламировала:

Прошла зима междоусобий наших,Под Йоркским солнцем лето расцвело.

– Вот уж нет! – буркнул я.

Молодой человек, стоявший на пороге таверны, окинул нас испытующим взглядом и подошёл к скамейке.

– Как ваши дела? – спросил он участливо.

Мы растерянно молчали. Это были первые добрые слова, услышанные нами в Лондоне.

– Я видел, как вы утром разговаривали с Бербеджем, – продолжал незнакомец.

– А вы сами тоже играете в театре? – нетерпеливо спросила Кит.

– Немного, – ответил он, и огонек насмешки блеснул в его глазах. – Мне не дают больших ролей, – добавил он спокойно.

– Мы были бы счастливы получить любую роль, – вмешался я, – и обошли все театры, но нас нигде и слушать не хотят.

– Я знаю. – Он сказал это без улыбки, с глубоким сочувствием. – Трудно приходится тем, кто впервые попал в Лондон. Я сам это испытал. – Он снова улыбнулся и вытащил из кармана камзола рукопись. – Не говорите, что вас никто не прослушал. Сумеете разобрать мой почерк?

Почерк его был отвратителен, но мы разобрали. Я читал без всякого подъема. Этот человек сам признался, что он второстепенный актер, и я не видел, чем он сможет нам помочь, даже если ему понравится наше чтение. Но Кит читала, как всегда, когда в руках у нее была роль, – вкладывая всю душу в свое исполнение:

Приди, о ночь! Приди, о мой Ромео,Мой день в ночи, блесни на крыльях мракаБелей, чем снег на ворона крыле. [7]

– Хорошо, – дрогнувшим голосом сказал молодой человек, когда она кончила. – Из всех мальчиков ты первый, кто не загубил этот монолог. Остальные убивали его наповал!

– Какой позор! Эти строки прекрасны!

– Правда? Тебе нравится? – Молодой человек был искренне обрадован. – Послушайте, давайте зайдем сюда и обсудим все за ужином. Быть может, я сумею помочь вам. Кто вы такие? Откуда вы? Сам я из Стретфорда, меня зовут Шекспир.

7

Шекспир, Ромео и Джульетта. Акт III, сцена 2-я. Перевод Т. Щепкиной-Куперник.

Глава девятая Снова опасность

По-моему, Уил Шекспир умнее всех на свете и некто не способен так, как он, понять душу другого человека.

Ему едва минуло тридцать лет, и слава еще ждала его впереди, но мы были гораздо моложе, и он казался нам воплощением житейской мудрости. Так же как и я, он приехал в Лондон в поисках счастья, только это выдумки, что ему, как и мне, пришлось бежать из Стретфорда, скрываясь от правосудия. Но он тоже родился в деревне, умел стричь овец и возить сено. Порой, когда он замечал, что я тоскую по дому, он смотрел на меня, и глаза его, казалось, говорили: «Я-то тебя понимаю».

В тот вечер он угостил нас роскошным ужином, так как, по его словам, он только что закончил новую пьесу и дирекция заплатила ему целых шесть фунтов. Как сейчас, я вижу его лицо, склоненное над накрытым столом: неровное пламя свечи освещает его глубокие глаза и огромный лоб, обрамленный редеющими черными волосами.

Он выслушал наш рассказ о труппе Десмонда и громко смеялся, узнав, как плохо нас приняли в Стретфорде. Еще больше его позабавило то, что самой популярной пьесой была его собственная комедия «Два веронца».

– Теперь все стали ставить мои пьесы, – сказал он, – но, кроме нашей труппы, никто не платит мне ни копейки. Дай им только возможность, украдут и мои новые рукописи. Пираты, театральные пираты…

Мы жадно слушали его рассказы, так как страстно любили театр, и каждое слово о лондонских актерах казалось нам откровением. Мы были уверены, что теперь все пойдет отлично. Шекспир наполнил надеждой наши сердца так же, как едой – наши желудки. Наконец, видя, что мы клюем носом, он вызвал хозяина, устроил нам бесплатный ночлег и велел завтра разыскать его в театре «Кертен».

Наше второе посещение этого театра прошло совсем по-иному. Бербедж был ясен, как майский день, и встретил нас так, как будто видит в первый раз.

– Который из них ваша замечательная Джульетта? – спросил он.

– Вот этот, – ответил Шекспир, выталкивая Кит вперед и давая ей в руки пьесу. – Слушайте. Кит начала читать:

Прощайте! – Свидимся ль еще? Кто знает!Холодный страх по жилам пробегаетИ жизни теплоту в них леденит. [8]

8

Шекспир, Ромео и Джульетта. Акт IV, сцена 3-я.