Ключ Неба

Голос его полон меда. Он завораживает. Хиляль должен сопротивляться. Все его обучение предназначалось именно для этого.

7 метров.

– Примите мои соболезнования, мастер ас-Сальт. Вам пришлось столько вытерпеть. – Вэйланд указывает на раны юноши. – Если хотите, я мог бы вылечить вас. Вернуть первозданную внешность. Прямо здесь и сейчас.

– Это было бы замечательно, мой господин.

Шесть метров.

Пять.

Пора.

Хиляль двигает большие пальцы к ручкам тростей – змеиным головам.

Все случится быстро. Очень быстро.

Виктори улыбается. Улыбается. Рот становится длиннее и длиннее, почти в гротескной манере, словно лицо его может растягиваться, как у супергероя из комиксов. Пальцы тоже удлиняются. Он кивает. Тяжело дышит.

«Приди ко мне, – говорят его движения. – Приди ко мне и испытай блаженство».

Три метра. Два.

Но за мгновение до того, как Хиляль собирается оживить посохи, чтобы те атаковали, нефинеи подсекают посохи. Хиляль падает на колени. Нефинеи давят на его плечи, заставляя нагнуться еще ниже, и вырывают трости из крепкой хватки аксумита.

Хиляль опирается руками о пол.

Трости катятся по мрамору. Они остаются деревянными.

Змеи не появятся. Не нападут на Эа.

Рима Суботик ничего не делает. Она его предала. Или, может быть, просто не может ничего сделать, не выдавая себя. Виктори хватает Хиляля под подбородком и сжимает так крепко, что юноша не может выдавить ни слова.

Это мучительно.

– Неужто ты в самом деле думал, что проведешь меня? Меня?

Ведь в незапамятные времена это я учил людей лгать! Хиляль выдавливает через сжатые зубы что-то нечленораздельное.

– Спокойно, аксумит. Я слышал все, что ты сказал Риме. И просто позволил тебе сюда войти, чтобы лично убедиться, какое ты ничтожество. Ну, и взглянуть на «подарок», который ты для меня припас.

Юноша молчит.

– Не знаю почему, но мне тебя жалко, – выплевывает Виктори. – Твой конец будет быстрым – когда наступит время.

Но долго ждать не придется.

Он отпускает Хиляля. Нефинеи тут же перехватывают руки юноши, тянут и выкручивают, едва не вырывая их из суставов.

Аксумит валится грудью на пол, шлепается щекой о мрамор. Теперь, чтобы увидеть Виктори целиком, а не только его ноги, ему приходится выворачивать шею и закатывать глаза.

– Дай-ка мне эту штуку, Рима, – командует Виктори.

Суботик швыряет устройство. «Планшет» прилетает прямо ему в руки. Эа восхищенно присвистывает.

– Ну, надо же. Какая старая технология. Где-то у меня тоже такое валяется. – Знаешь ли ты, ас-Сальт, что это такое?

Для чего его предполагалось использовать?

– Чтобы засунуть вам в задницу?

– Хм-м. Я терпеть не могу человеческой вульгарности, ас-Сальт.

– Не поверите, я тоже.

– Тогда заткнись и ответь на мой вопрос.

– Для того чтобы найти вас. Как тревожная кнопка в стеклянном ящике: в случае опасности разбить и нажать.

Виктори шаркает по полу.

– Нет. С помощью этой штуки Моисей разговаривал с моими дражайшими родичами. Связывался с их кораблем до того, как все они – или почти все – покинули этот печальный уголок Галактики. Ковчег был передатчиком. Крышка, херувимы, шкатулка из акации с золотыми листьями – это лишь видимость, мишура. Создатели дали Ковчег Моисею, и именно с его помощью тот сорок дней якобы общался с Богом на горе Синай.

Хиляль посмеялся бы над таким богохульством. Если бы не знал мировой истины.

А это и есть истина.

– Тебе удалось пообщаться с ними с помощью этой штуковины? – спрашивает Виктори.

Плечи Хиляля горят. Колени, словно острия, утыкаются в мрамор. Он пробует чуть поменять позу, сделать ее более удобной – и тут же получает тычок от нефинеев. Их хватка усиливается.

– Нет, – наконец произносит юноша.

– А знаешь, почему у тебя ничего не вышло?

– Нет.

– Потому что ты, аксумит, – не Моисей. Ты просто Игрок.

Обычный Игрок.

– Может, и так. Вот только я – Игрок, который подобрался к вам, господин Эа, так близко, что почти смог убить.

– Убить меня? Это ты в своих книгах такое вычитал? Зря. Единственная книга, говорящая правду, хранится здесь. Вот на той подставке. В ней – вся мудрость человечества с самых древних времен. Вся, понимаешь? Плюс правила Последней Игры. Правила, которых ты никогда не увидишь. И не узнаешь.

– Спасибо, что позволили моим глазам увидеть это, Учитель.

Пусть даже на мгновение.

– Не вешай мне лапшу на уши, я уже устал от тебя. Но я рад, что ты принес мне устройство. Поболтаю с кузенами, когда их корабли снова занесет в наш уголок вселенной. Это произойдет очень скоро.

Виктори смотрит на нефинеев.

– Убейте его.

И отворачивается. Один из немых убирает руку с плеча Хиляля, кладет на затылок.

Юношу вдруг накрывает неожиданное спокойствие. Так или иначе, все рано или поздно закончится. Это его последний шанс.

– А хочешь знать, как я собирался тебя убить? – спрашивает он.

Виктори замирает. Нефинеи тоже останавливаются. – Я собирался подойти к тебе совсем близко, чтобы пустить в ход древние посохи. Они передавались из поколения в поколение, с самого начала времен. Со времен Даамота, Эзаны, Наода и даже Менекиля. Прошли через руки каждого Игрока моей Линии. Так вот, один из этих посохов я собирался засунуть тебе в рот, потом в глотку и в кишки. А второй – воткнуть в грудь. Пробить ее насквозь. Собирался сотворить крестное знамение – прямо внутри тебя. Собирался выжечь твою инопланетную сущность, сущность Создателей. Навсегда.

Вот как я собирался убить тебя, Эа. Вот так.

Ложь. Но когда над головой у тебя висит смерть, придавая тебе сил, любое твое слово покажется истинной правдой.

Виктори фыркает. Снова поворачивается к Хилялю. – Крестное знамение? Неужто за тысячелетия твоя Линия так ничему и не научилась? Крест, как и любой другой символ, имеет значение лишь потому, что это значение ему приписано!

Все это ложь, аксумит!

Хиляль практически слышит, как Эа мотает головой. – Я очень рад, что Последняя Игра началась, и все эти Линии будут стерты с лица Земли. Особенно твоя. Хуже нет, когда люди, уже знающие правду, по-прежнему пытаются цепляться за ошметки своей веры.