Ключ от бронированной комнаты

— Вы не волнуйтесь, — опять перейдя на «вы», сообщила ему вдруг Неля, выйдя в очередной раз из ванной в его белом гостиничном халате. — Я девушка непривередливая и непривязчивая. Я приставать к вам не буду. Зато очень удобная. Когда захотите, позвоните или приезжайте ко мне домой. А не захотите, не позвоните. А могу и я к вам приехать, если нужно будет. Вот и все. Мужчинам это очень полезно для здоровья. Нервотрепки не будет. Жена не узнает, а я буду всегда рада видеть вас в любой момент, — добавила она, глотнув немного из своего стакана виски и запив глотком давно остывшего кофе, при этом почему-то вновь надевая на голое тело пальто и ботфорты и усаживаясь поудобней в глубокое кресло.

Олег чувствовал себя с ней комфортно. Развалился голым, разбросав руки и ноги, прямо на покрывале и внимательно слушал воркование своей коллеги, не умолкавшей ни на минуту, разглядывая ее крепкое, чуть смуглое тело и приятное личико. Легкий хмелек, появившийся было поначалу, как ветром давно сдуло. Только хотелось спать. Веки сами закрывались. Но это абсолютно не мешало ему воспринимать все, о чем говорила Нелли Петровна.

Она как одержимая, видимо, впервые за долгое время найдя в нем молчаливого слушателя, рассказывала о своей жизни. Сообщила, например, что ее девичья фамилия вовсе не Бараева, а Коган. Что родилась и выросла она в Ташкенте, где окончила Театральный институт, в котором училась на курсе вместе с известной актрисой Маргаритой Тереховой. А муж ее Игорь Бараев также учился с ними, только на художника. На четвертом курсе они сыграли свадьбу. После пятого уехали в Москву, где Игорь получил хорошую работу и вскоре стал довольно известным театральным художником. Получал он всегда немало, поэтому на все его чудачества, которые стали у него проявляться после десятка лет жизни в столице, она закрывала глаза. К примеру, исчезал не раз из дома на неделю-другую. Ребенка, который у них вскоре родился, чтобы он не слушал их постоянных сцен с Игорем, Неля отправила матери Фаине Львовне в Ташкент, из-за чего каждый свой отпуск вынуждена была проводить там. И нынешняя служебная командировка в Вену для нее была просто счастьем, подарком судьбы, к которому нежданно-негаданно, оказывается, приложил руку Олег Павлович, за что ему отдельное «огромное спасибо»!

Профессиональная карьера у Нелли не удалась, с мужем она вскоре окончательно рассталась. Но официально брак они так до сих пор и не расторгли, что очень удобно им обоим. Муж помогает материально, дает деньги на сына, пятьсот долларов в месяц. Кроме прочего, ей помогают в жизни многие ташкентцы, давным-давно ставшие москвичами. В силу того что отец Нелли был когда-то известным в республике человеком, главным инженером швейно-трикотажного объединения, она знает достаточно близко многих выходцев из Узбекистана. Среди них Нелли Петровна назвала, совсем неожиданно для Олега, его тещу Татьяну Алексеевну и тестя Александра Ивановича, абсолютно не догадываясь при этом об их родстве, Ольгиных бабушку и дедушку, живших когда-то, как выяснилось, неподалеку от родителей Нелли Петровны в Ташкенте близ госпитального базара. Оказалось, что знает она семью танцовщицы мирового уровня Тамары Ханум, влиятельного журналиста из «Известий» Георгия Меликянца, покойного отца приятельницы ее матери Генриха Соломонова и даже недавно зверски расстрелянного в «Кольце» крупного воровского авторитета Вогеза, который также активно и безвозмездно помогал многим своим землякам, в том числе и ей.

Услышав это, Олег моментально перестал дремать, но вида о том, что он хоть что-нибудь знает о названных людях, он не подал. «Нужно будет спросить Ольгу, может, ей знакомы ташкентские Коганы? И кстати, потом порасспросить и Нелли Петровну. Кто знает, а вдруг и она наслышана о том, чем сейчас они заняты вместе с Ольгой? Судя по ее рассказу, в Ташкенте все и всё знают обо всех. Вдруг и об иконе Ольгиных предков, „Спасе Нерукотворном“, которую они ищут многие годы, что-либо ведает и может пролить свет на это». С такой мыслью он провалился в глубокий сон. Стрелки его фирменных золотых часов «Раймонд Велл» показывали четверть четвертого.

Проснулся он в начале десятого. Нелли Петровна сидела на краю его так и не расстеленной постели в полной боевой готовности — в великолепном твидовом костюме, прихорошенная, накрашенная и напомаженная. То есть готовая к немедленному вылету в Москву. Моментально вскочив, он помчался в ванную, где даже за закрытой дверью услышал голос Нелли, прокричавшей ему:

— Да не торопись ты так. Времени еще навалом. Машина у подъезда будет в одиннадцать. Я все уточнила и сложила вещи, в том числе и твои. Так что успеем еще и позавтракать и поговорить.

Извини, пожалуйста, Олег, некоторые свои вещи я, не спросив тебя, положила в твой полупустой чемодан. Я думаю, что тебя этим не напрягу особенно и заберу их сразу же в аэропорту в Москве. Понимаешь, у меня слишком много вещей, и они в мои сумки не помещаются. А там я их после прохода через «зеленый коридор» растолкаю по пакетам и засуну в багажник встречающей нас машины. Номер ее я также уже узнала, — продолжила она, зайдя в ванную и отдернув прозрачную занавеску, закрывавшую стоявшего под горячим душем ее начальника.

В Москве, в Шереметьево, как и говорила Нелли Петровна, их давно ждал водитель управления Слава на «БМВ». Попрощавшись с членами официальной делегации, Олег пригласил свою сотрудницу поехать вместе с ним. Перед тем как сесть в машину, он помог переложить ей прекрасно долетевшие в его чемодане покупки в бесчисленные пластиковые пакеты, которые она приобрела в киосках аэропорта. Потом довез ее до Профсоюзной, где она жила, и доехал довольно быстро до своего дома на Вернадского. С помощью Нелли Петровны он успел купить жене в венском аэропорту несколько украшений фирмы «Сваровски», а также великолепный голубой топаз в виде подвески в стильном, под старину, золотом обрамлении. Так что не в пример многим его командировкам Олег возвращался совсем не пустой и был в хорошем расположении духа.

Ольга, устроившая ему потрясающую встречу, приготовившая кролика в духовке, подогревшая испеченные ее матерью пироги с рыбой и мясом и многое другое, почувствовала, что он в прекрасном настроении. Особенно когда услышала, что, переодеваясь в свой любимый шелковый китайский халат с широченными рукавами и изображенными на голубом фоне экзотическими птицами, он то насвистывал, то напевал: «Марина, Марина, Марина! Зачем ты с Лумумбой спала? Марина, Марина, Марина! Зачем ты Лумумбе дала?» — слова песенки Первого фестиваля молодежи и студентов в Москве, перефразированной им. Он сам чувствовал себя великолепно и, пробежав в душ, чтобы окончательно подготовиться к праздничному обеду с женой, даже подумал, что права была Нелли Петровна, когда сказала, что такие встречи экспромтом, как у них в Вене, способствуют здоровью мужчин.

Пока он был в душе, переодевался, Ольга раскладывала в шкафы вещи из его чемодана, внимательно рассматривала привезенные из Австрии подарки.

— Спасибо тебе, мой дорогой! Надо же, молодец — ты не забыл, что мне давным-давно хотелось иметь тарелочку или вазочку с работой Густава Климта. Мне ведь так этот период, вернее направление художественного творчества, сецессия, нравится. Ты же знаешь. А «Поцелуй» — мое любимое произведение этого замечательного художника. Скажи, хватило времени, удалось все же на выставку сецессионистов попасть? Или хотя бы в музей Климта? Извини, дорогой, совсем забыла, что ты мне по телефону говорил об очень насыщенном графике твоей работы в Вене. Наверное, лучше, точнее было бы мне тебя спросить: свободных-то хоть пару часиков у тебя было? Устал, наверное, невероятно. А в деловом плане удачно съездил?

— К большому сожалению, мне только довелось по центру побродить. И то, как говорится, слава богу. Знаешь же, что деловые поездки выжимают по полной программе. Хотя немножко посмотреть все же удалось на этот раз, как ни странно. Ты что-то погрустнела. Что-то не так? Как, кстати, Галчонок поживает? Ну-ка, набери-ка ей. Там в коробке духи, как мне сказали, — самые модные в этом месяце. Я привез для нее. Она это оценит. И Иннокентия не забыл. «Бифитер» ему успел в «Дьюти фри» прихватить, такой же, как и себе, большую литровую бутылку. Так что никого не забыл. Подъехали бы к ним завтра. Проведали. А заодно и подарки вручили. Там еще кое-что по мелочи каждому из них есть.

— Если они захотят нас завтра принять, то обязательно поедем, — согласилась Ольга.

— А что, ты думаешь, могут и не захотеть, что ли? Тогда пригласим их к нам. Ты столько наготовила, на целый полк хватит. Что-то ты из дочери, моя золотая, монстра прямо настоящего делаешь. Почему? — возмутился Олег Павлович.

— Да не в этом дело, не понимаешь, что ли? — отвечала Ольга. — Настроение у них сейчас совсем неважнецкое. Пока тебя не было, родители Аллы официально добились эксгумации. А позавчера им сообщили: Аллу отравили! Это абсолютно проверенный теперь факт, подтверждающий предварительную версию прокурора Шувалова, который занимается этим делом параллельно с официальным следствием. В ее организме нашли следы сильнодействующего яда. Заведено уголовное дело. Ты же знаешь, Аллин отец хотя и на пенсии давно, но связи-то среди бывших крупных цековских деятелей у него остались крепкие, а многие из них и в сегодняшней жизни достаточно высоко летают. Да и сам он не тот человек, который отступается от своих планов. Если взялся — всех на чистую воду выведет. В этом ему не откажешь. Мужик он крепкий, со стержнем. Мать вот только ее совсем плоха после всего произошедшего. А отец, конечно, настоящий боец. На днях он встречался по этому поводу с Иннокентием, Галя рассказывала. Приехал, говорит, ее муженек после этой встречи черней тучи. Наорал на нее. Но больше она ничего не знает. Потом, говорит, Иннокентий заперся в своем кабинете и по телефону разговаривал с какими-то людьми до полуночи. А утром перед работой Галку предупредил, чтобы она ему лишних вопросов не задавала и что эту тему он с ней обсуждать не будет. Вот такие дела.