Ключ от двери

— А что там будут показывать? Лидия сильнее потянула его за собой.

— И петь будут, и танцевать, и клоуны будут смешить.

— А ковбои и индейцы?

— Нет, сегодня их не покажут.

— А львы, тигры и змеи?

— Это только в цирке бывает, — сказала она. — Да и незачем тебе смотреть такую гадость. Укусят еще.

С самого начала Брайн был так уверен, что его ждет потрясающее зрелище, — он даже не счел нужным расспра­шивать. Воображаемая им огромная открытая сцена, уходящая бесконечно далеко в глубину, сжалась до обыкно-енных подмостков, на одном конце которых под светом нескольких электрических лампочек поет женщина, а на другом старается распотешить публику клоун. В сердцах Брайн прикусил себе губу: и ради этого его столько скреб­ли и мыли!

Том уже купил билеты — полчаса назад, сказал он, — и успел заглянуть в бар «Под персиковым деревом» пере­хватить рюмочку: не мокнуть же под дождем.

Время в мюзик-холле проходило быстро. Брайн то и дело глядел на часы за ложами на стене, почти не смеялся остротам клоунов — смешно было только, как они кувыр­каются и падают на сцене. Больше всего ему понравился человек с морским львом, потому что лев лаял и хлопал ластами, если публика аплодировала. Единственное, что ему вовсе не нравилось, когда он сидел прикованный к своему плюшевому сиденью, — это сигарный дым, от кото­рого мутило, пока наконец происходящее на сцене не за­хватило его целиком. Он отупел от вихря цветных огней, четкие, ритмичные звуки заполонили слух. Он смотрел не мигая, когда на сцене принялись танцевать женщины, одетые в нечто вроде купальных костюмов, и совсем вы­таращил глаза, увидев, что из-за кулис вышла еще одна, на которой, казалось, уже и вовсе ничего нет.

В антракте Том и Лидия курили сигареты — дома Лидия курить не смела. Она открыла пачку и аккуратно, с нескрываемым удовольствием отогнула серебряную бу­мажку, а картинку-вкладыш передала Брайну. Когда по проходу пошла девушка с мороженым, Лидия сказала, ища кошелек:

— Поди-ка, Брайн, купи, пожалуйста, три стаканчика.

Том сунул ему в руку шиллинг, и Брайн стал проби­раться среди ног, твердых, точно стволы деревьев, локтями расчищая себе дорогу в забитом публикой проходе. На­роду было много, все болтали, а он стоял в очереди, дожи­даясь, когда ему дадут деревянные ложечки и мороженое в леденящих пальцы картонных стаканчиках — новинку для него, потому что он никогда еще не держал их в руках целыми и невредимыми, всегда видел только под ногами на улице — раздавленные, выпачканные в грязи. Он при­нялся читать надписи на каждом стаканчике, но тут в зале погасли огни, антракт кончился.

Занавес поднялся, и из оркестра вырвался, словно под­стегнутый хлыстом, поток восточной музыки. Брайн дви­гался по проходу в конец зала, в каждом темнеющем ряду ища Лидию и Тома, а сам поглядывал на сцену, боясь что-нибудь пропустить. Из-за кулис появилась темнолицая дама в развевающихся одеждах — ее приветствовали арабески восточной музыки. Брайн уставился на причудливый богатый наряд и тюрбан; шелка и атлас плотно облегали фигуру дамы. Еще больше он был поражен внезапным завыванием темнолицей красавицы.

— Тетя Лидия! — крикнул он, еще не дойдя до своего стула. — Тетя Лидия, это королева Абиссинии?

Да уж не иначе, — отозвался кто-то.

— Здорово сказано! А ведь похоже, правда?

— Мне самому это в голову не пришло. Послышались реплики, хихиканье, и Лидия, прыская со смеху, потащила его к креслу. Не отрывая глаз от сцены, Брайн снял картонный кружочек со своей порции мороже­ного. Он сам почти верил тому, что находится в Абисси­нии, до тех пор пока не увидел, как переменилась цифра в рамке красного света, когда занавес закрылся перед сле­дующим номером.

На обратном пути в автобусе его укачало, Тому с Лидией пришлось возвращаться пешком. Они ничего не имели против, воздух был свежий, дождь перестал, и Брайн, взглянув вверх, увидел миллион звезд — точно светящиеся хлебные крошки на громадной скатерти. Ли­дия и Том зашли в бар, а его оставили за дверями — хотели проглотить по кружке пива — и вышли через пол­часа. Лидия нагнулась к Брайну, дала пакетик с хрустя­щим жареным картофелем — от нее пахло пивом. Они свер­нули в темную улицу, прошли мимо фонаря у будки ноч­ного сторожа, где прокладывали канализационные трубы.

— Дядя Том, Абиссиния очень далеко отсюда?

— Ага, — ответил Том, посмеиваясь. — Очень даже далеко.

— А как далеко?

— Тысячи миль.

— Я хочу туда поехать.

— Поедешь в свое время.

— Я хочу поскорее.

— Чернокожие тебя там съедят, — сказала Лидия.

— Не съедят. У меня будет ружье, как у солдат, я видел на картинках. Ведь Поль Робсон — чернокожий, а людей-то не ест!

— Вот это оторвал, — засмеялся Том.

Дома остались позади, они шли теперь по длинному туннелю под железнодорожным мостом, где Лидия всегда боялась ходить одна или даже в обществе Тома.

— Иди, иди, — сказала она резко. — Не лезь в лужу, ноги промочишь.

— Я хочу в Абиссинию, — сказал Брайн. — Я хочу уехать далеко-далеко.

— Хватит тебе болтать про Абиссинию, — сказала Лидия с досадой. — На нервы действуешь.

Некоторое время они шагали молча.

— Тетя Лидия, когда придем домой, я нарисую карту.

— Да ты не умеешь карты рисовать, — ответила она теперь уже спокойным тоном: они подходили к Ноуку.

— Умею. Это легко.

— Первый раз слышу.

— А мы их в школе рисуем, — настойчиво уверял он. — Я люблю рисовать карты.

4

Неудачным замужеством Ада сама закрыла перед своими детьми двери Ноука. «Доддо — непутевый, — бра­нился Мертон, — сквернослов, пьянчуга, обормот, ни вра­зумить, не пожалеть такого, ни помочь ему уже нельзя». Доддо, наверно, расхохотался бы и с дерзким вызовом признал справедливость столь быстрого н решительного приговора своего тестя, скажи это ему Мертон прямо в глаза, но старик не удостоил его объяснением, и все же там было хорошо известно, что Мертон, кипя гневом и возму­щением, подверг семейство Доддо остракизму.

Как-то в пятницу, когда Доддо орудовал лопатой в проулке неподалеку от Уоллатона, Ада велела Берту взять сверток с рубашкой, костюмом и шляпой и отнести отцу. Поручение было несложное, но она заставила и Берта и Брайна повторить все слово в слово; Доддо должен пере­одеться прямо там, на работе, сразу идти в город, ни в ка­кие кабачки не заглядывать и встретиться с ней перед началом представления возле «Империи».

— Думает, я дурачок, ничего не могу запомнить,— ворчал Берт, таща здоровенный сверток и держа его прямо перед собой так, что Брайну пришлось взять на себя роль поводыря, чтобы Берт не налетел лицом и свертком иа колючие кусты изгороди. — Я сейчас прикинусь слепым, может, кто подаст. Миссис! — заорал он шедшей навстречу им женщине. — Подайте слепому!..

Но та прошла мимо, не взглянув, и он передал сверток Брайну.

Уже спустились сумерки, когда они наконец отдали Доддо парадный костюм н взамен получили его завернутую в газету рабочую одежду и по пенсу за труды.

— А теперь марш домой, обтрепанцы. Смотрите, не вздумайте залезть к кому-нибудь в сад или огород или фокусничать с газовыми счетчиками, не то двину в ухо, понятно?

Они скрылись в темноте.

— Знаешь, что я сделаю, когда вырасту?

— Что? — спросил Брайн.