Ключ от двери

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОСТРЕЛ

1

Брайну едва достало роста и сил, чтобы подтянуться к парапету Нового моста. Он увидел, как оголенные спицы дорожно-строительной машины крутятся в пустом пространстве, словно колеса опрокинутого велосипеда. Опершись на локти, он ритмично постукивал ногами по камню и вдруг заметил, что рука семафора вытянулась вверх. Он уселся на солнцепеке и стал поджидать поезд.

Когда его посылали с поручением к бабушке Мертон, прогулка в две длинные мили в сторону от Ноттингема оказывалась настоящей экспедицией. На пути встречались ручьи, лощинки, низенькие изгороди, налево протянулось железнодорожное полотно с заросшими травой насыпями, направо впереди были пригородные участки; убогие до­мишки и чахлые деревца нередко подвергались пиратским набегам мальчишек из соседнего городка Рэдфорда.

От парапета ладоням передался сигнал: идет поезд. Предостерегающее громыхание становилось все оглуши­тельнее, н вот сзади вынырнул черный паровоз, извергая из трубы тучу удушающего дыма. Брайн начал было пе­ресчитывать вагоны, по мере того как они один за дру­гим с лязгом проносились мимо, но густой дым прогнал его от моста.

Поля разрезал узкий с песчаным дном ручей, и Брайн спустился к нему. Над домами в Рэдфорде шли, напирая друг на друга, белые облака, а среди поля две лошади, привязанные к пню, созерцали клевер, неподвижные, как статуи. Брайн гнул сук на кусте бузины, пока тот не сломался, яатем ободрал его с деловитой, спокойной безжалостностью, и каждый лист, падавший на тропинку, тут же подхватывался ветром и начинал кружиться в не­вольном танце. Палка — это меч, и Брайн сразился с тенью от куста, подсек чертополох, свалил на землю жгу­чую крапиву, искромсал цветы вокруг и вошел в пустын­ный проулок, по обеим сторонам которого росли такие высокие кусты боярышника, что за ними не было видно ничего, кроме темнеющих облаков.

Глухой раскат грома заставил его ускорить шаг — гром прозвучал, как отдаленная барабанная дробь, и, казалось, выделил Брайна среди всех в мире, наметив его своей первой жертвой. Гром родил в душе Брайна страх, пре­жде чем он услышал само это слово. Однажды при первых раскатах грозы в потемневшей вдруг комнате мать взгля­нула в окно и сказала: «Гром», — а Брайн уже успел спря­таться. «Мне страшно, потому что гремит, как пушки и бомбы, а пушки и бомбы могут убить», — думал он.

Он стоял в притихшем поле где-то на полдороге между домом и поселком Ноуком, затем не задумываясь дви­нулся вперед, решив, что лучше добраться до бабушки, чем бежать назад домой, пусть даже если гроза вот-вот разразится н станет преследовать его все нарастающим ревом, и голубые молнии, будто кошачьи языки, начнут лизать верхушки кустов. Он размахивал палкой, словно она могла послужить оружием, которым он сумеет ото­гнать грозу, сразиться с нею, если она его настигнет.

Он перепрыгнул через ручей — сердце бешено коло­тилось— и, прыгая, видел, как внизу, под его широко, словно ножницы, раздвинутыми ногами, мелькнули за­росли камышей. Зеленые н синие грозовые тучи разра­стались, как джунгли, над залитыми зловещим красным светом домами в городе позади, и со следующим раска­том грома плоские тяжелые капли ударили ему в лоб, за­стучали по коленям.

Все еще стискивая в руке палку, он поднялся на цы­почки, дотянулся до щеколды на калитке и, пока мчался по двору к дому, слышал непрерывное хрюканье свиней. Голубая, похожая на колбасу, шаровидная молния отско­чила от куста совсем рядом, и он, сделав последнее отчаян­ное усилие, добежал до двери кухни — красная герань на подоконнике промелькнула, словно брызги крови. Брайн рванул дверь, и вот он, с трудом переводя дыхание, стоит в комнате, захваченный ее теплом, вытирает ноги. Ба­бушка Мертон, штопавшая носки, подняла глаза.

— А, здравствуй, Брайн. Что это ты сегодня пришел?

На каменных плитках недавно вымытого пола были рас­стелены газетные листы, они служили дорожкой к ка­мину.

— Мама сказала, что на этой неделе прийти к вам не сможет, потому что Маргарет опять заболела.

— Не стой спиной к огню, Брайн, не то захвораешь, отойди, будь умником.

Он отошел. Засунув руки в карманы и глядя в окно на последний голубой треугольник неба, он стоял и ждал: должна же бабушка что-то сказать в ответ на его сооб­щение.

— Вот беда, — прищелкнула она языком. — Что же те­перь с ней такое?

— Наверно, корь, у нее уже утром на лице красные пятна были.

Она вытащила из ящика стола ножи и вилки и поло­жила их на скатерть, готовясь к ужину.

— Проголодался небось, такую дорогу прошел.

Бабушка выглянула в окно, словно хотела одним взгля­дом окинуть весь пройденный им путь. Она сошла по ступенькам в кладовку, и, когда там загремела крышка от банки, у Брайка сразу же возникло желание поесть сладкого, которое бабушка сейчас принесет. Что это бу­дет — варенье или миндальная пастила с изюмом?

Оказалось, пастила. Он сел в дедушкино кресло и при­нялся за угощение. Вспышка цвета голубой стали за ок­ном лишила сладости первый кусок пастилы.

— Уже гремело, когда я шел по полю.

Он заметил, что бабушкины руки, перебиравшие ножи и вилки, дрожат. Она тоже боится, и это убавило его собственный страх.

Во дворе по песку и шлаку затопали тяжелые сапоги, и мимо окна, по которому хлестал дождь, прошел высо­кий человек в дождевике. Дверь распахнулась, и Мертон вкатил в комнату свой велосипед.

— Ты что-то рано, — сказала ему жена. Он снял дождевик.

— Гроза идет, Мэри. — Он разворошил тлеющие угли и положил полено на слабый огонь. — Сейчас на шахтах делать нечего, вот нас и отправили по домам.

Буря ревела, будто угрожая дому. Мэри собрала раз­ложенные на скатерти стальные ножи и вилки и сунула их обратно в ящик.

— Это зачем же? — сказал Мертон, стаскивая сапоги возле камина. — Мы ведь, кажется, еще не ели.

Она стояла в нерешительности, боясь ему перечить,

— Ты же знаешь, я не люблю, если на виду что-ни­будь стальное, когда гроза. Молния может ударить.

Он рявкнул, словно ружье разрядил.

— Ха! И это все из-за какой-то молнии? — орал он. Брайн попятился: «Что он на меня-то накинулся?»

Мертон вскочил, и Брайн почти забыл свой страх перед грозой: неизвестно, чего ждать сейчас от деда.

— Погоди, я покажу тебе, что нечего хвост поджи­мать, трястись от какой-то паршивой молнии, черт бы ее побрал!

Он выгреб из ящика ножи и вилки, распахнул раму, высунул их наружу и держал там, дожидаясь вспышки. Брайн и его бабка замерли у стола.

Неожиданно поток градин обрушился на герань, про­звенел по ножам и вилкам в руке Мертона и ворвался в комнату.

— Вот вам, нате! — крикнул Мертон, и Брайн, при­смиревший от страха, услышал в голосе деда ликование.

Широкая голубая пелена застлала все окно. «Я слышал, — сказал себе Брайн, — я слышал, как она проши­пела. Дедушку убило!» И, закрыв глаза руками, поглядел сквозь пальцы. Темная кухня вся осветилась, и немед­ленно гул тысячи пушек прокатился по дому.

Мертон захлопнул окно и обернулся.