Ключ

— Понимаешь, — продолжал он, — в нашей обычной жизни мы все простые люди. Но есть еще и другая жизнь, она глубоко таится в наших душах, это жизнь аристократов. Внешне это никак не проявляется. Анастасия — билетерша в кинотеатре, я скромный бухгалтер, но дома, оставаясь наедине с собой, мы становимся элитой, людьми благородной крови…

«Он произносит не свои слова. Как Лилька», — подумал Демид, а вслух сказал:

— Мне трудно вас понять, мои предки — рабочие.

— Так и должно быть, — глубокомысленно изрек Колобок. — Видишь, дело в том, что люди моего происхождения должны иметь доказательство этого. Обручение объявим, но свадьба может состояться лишь тогда, когда у меня на руках будут эти документы. Точные, безупречные, подтверждающие мою высокую родословную.

Расстроенный Демид подумал, а не сбегать ли вниз к телефону-автомату и не вызвать ли «Скорую»? Но Колобок опередил его.

— Ты, может, сейчас думаешь, не свихнулся ли я часом, — так же медленно и значительно сказал он, — так вот, психика моя в полном порядке. Просто категории, которыми я оперирую, настолько в нашей жизни непривычны, что кажутся смешными. Подумал, что я не в своем уме?

— Подумал, — признался Демид.

— Вот видишь. А я абсолютно здоровый человек. Ты задолжал мне много денег, около четырех тысяч.

— Да…

— Я благородно разрешил тебе начать уплату долга с первого ноября, понимая, что устроиться на новом месте тебе будет нелегко. Теперь этот срок приближается, и я хочу спросить тебя: как ты собираешься рассчитываться со мной?

— Каждый месяц буду приносить вам восемьдесят — девяносто рублей.

— Сколько ты зарабатываешь?

— Сто пятьдесят — сто шестьдесят.

— Ясно, значит, ты намерен отдавать половину своей зарплаты. Что ж, вообще говоря, это честно с твоей стороны, но, посуди сам, выплата долга растянется на тридцать девять месяцев. Немыслимо долгий срок, ждать столько я просто не могу! Деньги мне необходимы не позже чем через год — первого ноября. Люди, знающие, где и в каких архивах можно отыскать документы о моей родословной, уже работают, и труд их должен быть оплачен. Свадьба тоже влетит в копеечку. Простой поп не может венчать внучку камер-фрейлины. К счастью, согласился архимандрит… за две тысячи…

Демид невольно улыбнулся.

— Я выгляжу смешным? — сразу забеспокоился Колобок. — Пойми меня правильно, я не требую, а убедительно прошу: заработай, займи у кого-нибудь эти деньги к ноябрю будущего года. Работа в архивах отнимает уйму времени, но первого ноября она будет закончена, и моя родословная, или, точнее, генеалогическое древо, будет в полном порядке. И не забывай о благодарности: ведь я не отдал тебя в интернат.

— Это правда, — сказал Демид, — хотя сейчас интернат почему-то не кажется мне страшным. У нас работает много ребят, воспитанников детдомов, мой бригадир например.

— Прежде ты не относился к этому так спокойно.

— Мал был и глуп. Значит, в месяц я должен буду вам отдавать около трехсот рублей?

— Триста двадцать три рубля и сорок пять копеек. — Он вдруг резко вытянул руку с растопыренными пальцами и с силой опустил ее, будто намереваясь раздавить кого-то. Жест был и в самом деле театрально-величественным. — Пойми, от этого зависит мое счастье!

Сказал так, что мысль Демида о его безумии исчезла. Перед ним был человек, охваченный странной, немыслимой, но, безусловно, глубокой страстью.

— Вы так ее любите?

— Кого? — удивился Колобок.

— Анастасию Петровну?

— Да, я влюблен, и она меня тоже полюбила.

— Значит, триста двадцать три рубля? — повторил юноша. — Много…

— Не больше того, что я потратил на тебя.

— Ладно, — вдруг посуровев лицом, словно принимая решение, сказал Демид, — может, так и лучше. Одним махом…

— Но не вздумай красть, — предостерег Колобок.

— Постараюсь… — ответил Демид.

— Выходит, договорились?

— Да, договорились.

Демид вышел, на осеннюю улицу Воровского, и красота родного Киева снова очаровала его. Удивительный это город, все в нем есть: и Золотые Ворота, через которые когда-то выходили воины на поле брани, и ВУМ с его мудрыми машинами, и метро, пронзившее древние Киевские холмы, и прекрасные соборы. В этом городе живет и Семен Павлов, наладчик сложнейших электронно-вычислительных машин, способных обеспечить стыковку спутников в космическом пространстве, и внучка бывшей камер-фрейлины Анастасия Петровна, которая способна всего-навсего отрывать корешки у билетов в кинотеатр. Все в нем есть, в этом прекрасном осеннем Киеве, где сейчас медно краснеют опавшие листья каштанов и клены, как по команде, сбрасывают свою листву сразу за одну ночь.

А теперь — бегом до остановки трамвая и к себе на Борщаговку. Все верно… Нужно заработать эти деньги, вернуть долг, чтобы раз и навсегда забыть про Колобка.

Забыть? А он тебя семь долгих лет разве забывал? Ничего нельзя забывать. Ни добра, ни зла. А больше всего надо чтить добро, запомни это на всю жизнь, Демид.

Возле Лилиных дверей позвонил уверенно, без колебаний.

— Ну, вот и ты! — радостно встретила его Лиля, и едва заметный пушок на верхней губе дрогнул в улыбке. — Видишь, я же говорила, что ты придешь.

Потянулась к нему, обняла, поцеловала, будто ничего между ними не произошло, будто совсем недавно не распрощались они навсегда.

Демид посмотрел на нее. Словно не видел давным-давно: красивая, молодая, славная, и ему ничего, кроме добра, не сделала.

— Пришел, потому что понял — ты права, — сказал Демид. — За честную работу не стыдно получать достойное вознаграждение. Позови Гафию Дмитриевну.

— Интересно, послушаем, что за идеи пришли тебе в голову. Мама!

Женщина вошла, недобро взглянула на Демида, хмуро поздоровалась и опустилась на стул, стоявший около дверей. Напряженное лицо выдавало настороженность.

— У Демида появилась новая идея, — обратилась к ней Лиля. — Ну, Демид, выкладывай.

— Мне необходимо заработать около четырех тысяч, — сказал Демид.

— Немало, — сухо заметила Гафия Дмитриевна.

— Люблю широкий размах, — засмеялась Лиля.

— Причем они мне нужны в этом году, к ноябрю, — добавил Демид.

— Для этого придется, не ленясь, поработать, — скупо процедила женщина и крепко сжала губы.

— Знаю. Каждый месяц мне надо класть на книжку триста двадцать три рубля и сорок пять копеек.

— Здорово ты все подсчитал, мне это нравится, — снова засмеялась Лиля.

— Мне тоже. Рублей сто я смогу отрывать от зарплаты. А остальные придется прирабатывать.

Сказал и снова взглянул на постное лицо Лилиной мамы, на ее поджатые бледные губы, взглянул и подумал, что она, пожалуй, не такая уж и старая, вот только эти злые губы прибавляют ей возраст.

Лиля смотрела на Демида как-то недоверчиво, но с явным интересом.

— А можно узнать, зачем тебе вдруг понадобились такие деньги?