Ключ

— Так это в математике… Славный ты, Демид, добрый, и главное — верный. Спасибо тебе, поговорила с тобой и вроде бы легче стало, — и вдруг озорно улыбнулась, — что ж, будь по-твоему, пойдем в театр.

— Вот это другой разговор! Интересно знать, когда он заберет вас к себе: еще сегодня или завтра?..

Глава двадцать четвертая

Из спортклуба до бульвара Ромена Роллана полчаса ходу, в июне это просто чудесная прогулка. Летит, кружит в воздухе тополиный пух, ветер сбивает его легкими белыми, как снег, ворохами к тротуарам, и они кажутся словно запорошенными. Демид шел не спеша, и на душе у него было не так спокойно и весело, как хотелось бы. Может, и в самом деле затеял глупость с оперой? Зачем ему, в сущности еще мальчишке, встревать в дела взрослых, поживших и повидавших всякого? Сами бы разобрались…

— Демид! — крикнул Геннадий, рядом с ним у скамьи стояли Тристан Квитко и Данила Званцов.

Почему-то именно теперь эта встреча была особенно неприятна Демиду, но не повернешь же обратно, не свернешь в сторону, когда тебя уже окликнули. Пришлось подойти, поздороваться.

— Послушайте, молодой человек, — любезно улыбаясь, проговорил Квитко, — не составите ли нам компанию в кафе «Элион»?

Один раз, помнится, Демид уже отказывался от подобного предложения, если откажется и на этот раз, подумают, что боится, струсил. А чего и кого ему бояться?

— Охотно.

— Вот и прекрасно. Удачно, что мы вас встретили, — Тристан Квитко стоял справа от Демида, чуть поодаль Геннадий со Званцовым. — Вы, наверное, знаете, Лариса школу окончила. Теперь она совершеннолетняя, с паспортом. Это ли не событие? Его надо отметить. Надеюсь, наши юные леди не заставят нас ждать?

И действительно, Лариса и ее подруга Клава вскоре показались на дорожке. Обе в белых платьях, сияющие, как сама юность.

Увидев Демида, Лариса нахмурилась:

— А ты почему здесь?

— Шел мимо, пригласили… Тоже хочу тебя поздравить.

— Спасибо. Ну, пойдемте. Праздновать хочется, танцевать хочется, смеяться, петь… Все теперь можно! Подумать только — школа позади!

Кафе, размещавшееся на втором этаже бытового комбината, называлось «Элион» не случайно. Его составили начальные буквы слов: энергия, лирика, изобретательность, образованность, находчивость. И в самом деле, в кафе зачастую проводились молодежные вечера, конкурсы песни, танцев, всевозможные викторины. Порядок в нем поддерживали дружинники, выпивохам и хулиганам там места не было, и кафе пользовалось доброй славой.

Они сели за столик, уютно расположившийся в углу. Столик им предложили сразу же, как только Тристан Квитко появился на пороге: по всему было видно, его здесь знали и уважали. Официантка Тоня, с которой он поздоровался, как с доброй знакомой, принесла на подносе и поставила перед каждым по бокалу золотистого, пронизанного солнечным светом вина.

— Я правильно вас поняла, Тристан Семенович?

— Правильно, Тоня, абсолютно правильно, — ответил Квитко, с удовольствием любуясь пенистым шампанским в запотевших бокалах. — Сегодня выпускной бал у наших подруг, и на столе пусть будет только шампанское! Никаких коктейлей!

— Спасибо, Стан! — сказала Лариса. — Сегодня веселый праздник, веселое вино. И хотя я вино ненавижу, иногда все-таки приятно взять в руки красивый бокал.

— Итак, друзья, — произнес Квитко, — выпьем за счастье наших подруг, за то, чтобы жизнь, которая распахивает сейчас перед ними свои двери, была красивой, веселой и солнечной, как этот божественный напиток. Пусть сбудутся их заветные мечты и желания!

Они отпили по глотку, смакуя вино, и Лариса окинула взглядом большой зал: да, сегодня и в кафе праздник, за столиками немало ее подруг, вчерашних школьниц, рядом с темными мужскими костюмами здесь и там ярко белеют нарядные платья, на столах — цветы.

Вот и Тристан выглядит празднично: темный костюм, ослепительно белая рубашка выгодно контрастирует с матовой смуглостью лица, галстук, как всегда, безукоризненный. Да, ничего не скажешь, Тристан любит и умеет одеться, эффектно выглядеть. Старается не отстать от моды, от жизни, быть всегда в центре внимания. Ну, ну, послушаем, что он еще скажет…

— Кончилась школа, кончилось детство, — продолжал Квитко, — перед вами распахнула свои двери жизнь. У кого впереди университет, у кого интересная работа. Но всегда в памяти останутся эти дни, и мне очень хотелось бы, чтобы потом всю жизнь вы вспоминали о них без привкуса горечи или разочарования в себе или в своих знаковых и друзьях.

Хорошо поставленный голос адвоката звучал мягко, задушевно и только к концу речи в нем отчетливо послышалась жесткость, и Демид насторожился. Какой намек содержали его гладкие, как галька, слова?

— Пойдем потанцуем, — сказала Лариса. — Данила, я тебя приглашаю.

— А я тебя, Клава, — сказал Геннадий.

— Пойдем, только знай: танцы — не твоя стихия. Ты интересен, когда играешь на гитаре.

За столиком остались Демид и Квитко.

— Удивительная девушка Лариса, — сказал адвокат. — Умна, красива, пластична. Посмотрите, как она танцует, чудо! Для мужчины с умом и вкусом — бесценная находка.

Квитко задержал на нем взгляд, словно вдруг открыл для себя что-то неожиданное. Они помолчали, отпили немного вина. Оркестр играл так оглушительно, будто намеревался сотрясти стены этого прочного бетонного сооружения. Под потолком медленно вращался подсвеченный яркими лампами зеркальный многогранник, и отблески от него, как игривые солнечные зайчики, весело разбегались по стенам зала.

— Так какую же тайну раскрыл вам перед смертью «медвежатник» Баритон? — невозмутимо, спокойно, так, словно он поинтересовался погодой, спросил Квитко. — Недавно отбыл срок заключения еще один «медвежатник», Колун. Я в свое время присутствовал на его суде, проходил тогда адвокатскую практику. Он меня запомнил, и знакомство сохранилось. Так вот, он-то и поведал кое-кому о книгах Баритона. Я же просто сделал логический вывод, сопоставив некоторые факты. Так какие тайны в них хранились?

«Ага, вот где собака зарыта! Вот что вас интересует, уважаемый товарищ Квитко. А любопытно, с точки зрения закона эти описания замков и ключей криминальны или нет? Скорей всего нет».

— Тайны там не было. Там была идея, — сказал Демид.

— Кроме идеи, были и сокровища, да немалые. Открыл вам Баритон, где они спрятаны?

— Сокровища? — Демид усмехнулся, в вопросе Квитко он почувствовал фантазию Ларисы. — Были. Да еще какие — целый клад! Вот только взять их непросто.

— А вам не кажется, что они должны принадлежать Ларисе? Или вы думаете, что ее почти детский возраст…

— При чем здесь возраст? У нее просто еще маловато образования, чтобы воспользоваться сокровищами Баритона.

— Допустим, сейчас в какой-то мере вы правы, но ведь пройдет время, она наконец выйдет замуж, и ее муж… Такая красавица в девках не засидится.

Демид завороженно посмотрел туда, где весело мелькало, как белый мотылек, платье Ларисы, и почему-то пришла мысль: вот никогда не думал о Ларисе как о женщине, чьей-то жене.

И тут же вспомнилась зима на Фабричной улице, лютая стужа и побелевший от мороза пальчик на девичьей ноге, который немедленно нужно было растереть, отогреть, иначе могла случиться беда. Почему он вспомнил сейчас о том случае? Почему все на свете отдал бы, чтобы в жизни еще раз повторилась минута вот такой святой чистоты?