Ключ

Такова, стало быть, была моя команда. Это была команда прекрасной, блистающей «Звездной Девушки». Это была небольшая команда, которая посвятила себя поиску… чего-то в реалиях извечного ничто. Я посвятил себя тому же, хотя и знал, что это сумасшествие. За деньги человек может сделать многое. Человек может сделать многое — давайте это признаем — за возможность снова вернуться в Космос.

В 19:00 мы взлетели. В 18:45 я сидел в своем противоперегрузочном кресле в рубке управления и смотрел в широкие иллюминаторы. Смотреть было почти не на что. Холодная морось, пришедшая с холмов, охватила весь порт Форлон. Я слабо различал рабочие огни вокруг «Птицы Приграничья» и «Приграничного» и еще более слабый свет города чуть дальше за ними. Небо вверху было затянуто облаками.

Халворсен сидел в особом кресле, которое он установил в рубке управления «Звездной Девушки» — оно располагалось в стороне, чтобы не загораживать проход. Леона Уэйн сидела в кресле навигатора. Первый раз я служил на корабле, на котором казначей интересовался навигацией, но, как сказал я себе, для всего бывает первый раз.

Она вполне компетентно провела предвзлетный обмен репликами с диспетчерским пунктом, без колебаний провела регламентные проверки. В ее отсчете я не нашел никаких огрехов.

— Старт! — сказала она, наконец.

«Звездная Девушка» поднялась, повинуясь движению моих пальцев. Она поднималась, и отсвет выхлопа отражался от облаков, сквозь которые мы летели. Она поднималась, но медленно — я помнил о старых, хрупких костях Халворсена, моего работодателя, и о старых хрупких костях Райнера, хирурга. К тому же этот корабль не был коммерческим, и у меня не было необходимости экономить реактивную массу, взлетая на всех парах, только чтобы выдержали конструкции корабля. Корабль поднимался, и с каждой милей высоты я чувствовал его все лучше. К тому времени, когда мы вышли из облачности, я уже начинал думать, что я — его повелитель как номинально, так и фактически.

Халворсен сказал мне, улыбаясь:

— Это восхитительный маленький кораблик.

— Я уже это понял, — ответил я.

— Это серьезный корабль, — холодно заметила Леона Уэйн. — С ним лучше не цацкаться.

Я проглотил пилюлю и снова сосредоточился на приборах. Если между нами и должна быть неприязнь, то не я инициатор. Я уверился в том, что стрелка акселерометра ровно стоит на делении в половину «G», поинтересовался показаниями датчиков поверхностной температуры. Я сознавал, что холодные глаза девицы следят за каждым моим движением, и подумал о том, как мой предшественник относился к такому надзору из-за плеча.

Лорн представлял собой только огромный туманный шар внизу. Впереди была чернота с редкими точками света — звездами внешнего Космоса; а с правого борта была сияющая линза Галактики. Я отключил привод, позволив кораблю по инерции двигаться дальше. Включил гироскопы, глядя, как картина по носу корабля медленно поворачивается к светящейся оранжевой точке, которая была солнцем, вокруг него вращалась Стрее.

Я едва осознал, что тонкая рука держит перед моим носом листок бумаги.

— Что это такое? — раздраженно бросил я.

— Координаты нашей траектории, — ответила Леона Уэйн. — Пока вы были заняты пилотированием, я ввела данные в Гейгенхайм.

— Спасибо, — сказал я, — но для этого полета мне не потребуется Гейгенхайм. Это не более чем кратчайшее расстояние между двумя точками, когда никаких преград на пути нет…

— Откуда вы знаете, что нет? — спросила она.

— Мисс Уэйн, — прорычал я. — Я более восемнадцати месяцев летал по восточному Контуру. Между Лорном и Стрее могут встретиться только облачка микрометеоритов.

Я стал возиться с управлением гироскопами, нацелился точно на оранжевую звезду, удержал ее. Включив сигнал ускорения, я включил все дюзы. Я позволил скорости постепенно нарастать, не превышая ускорения в одну гравитационную постоянную. Лорн был уже далеко позади, когда я отключил реактивный привод и приказал включить привод Манншенна.

Путешествие от Лорна до Стрее недолгое, в терминах субъективного времени — прямое путешествие, имеется в виду; оно становится достаточно долгим, если вам нужно останавливаться для погрузки и разгрузки на Тарне, Гроллоре и Мелизе, с соответствующими маневрами. Это было недолгое путешествие для «Звездной Девушки». Этого путешествия едва ли хватило на то, чтобы я хорошо узнал своих новых коллег — а «Звездная Девушка» — это такой корабль, где все спокойно и эффективно занимаются своим делом, не очень склоняясь к социальному общению.

Когда Халворсен был не слишком занят своими немногочисленными обязанностями биохимика, он запирался в своей каюте, изучая ленты о Стрее, которые он приобрел на Лорне. Макилрайт, инженер, жил вместе со своими безупречно функционирующими машинами. Кресси все время проводил в телепатической болтовне со своими коллегами на других кораблях и наземных станциях по всей Галактике. Старому доктору Рейнеру делать было практически нечего, но он не искал ничьей компании и был вполне счастлив, составляя каталог своей коллекции марок.

Затем, конечно, была Леона. Ее хобби — если это можно назвать хобби — состояло в поиске и уничтожении грязи. Камбуз был безупречен, как и кладовые. Ее маленький офис был невероятно чист. Небольшие общие комнаты блестели от пола до потолка. Против этого я ничего не мог иметь — но когда однажды зашел в рубку управления, чтобы сделать рутинную проверку местоположения, и увидел, что она все вытирает и полирует, я решил, что настало время провести черту.

— Пожалуйста, — сказал я, — оставьте рубку управления в покое, — я подтянул себя к столу навигатора, который был освобожден ото всех книг и бумаг. — Где моя рабочая тетрадь? Где таблицы и эфемериды?

— В ящиках, где они и должны быть, — кратко ответила она.

— Мисс Уэйн, — сказал я ей. — Я ценю то, что вы здесь сделали. Действительно, ценю, — продолжал я дипломатическое вранье. — Но я неряха, и это знаю, и у меня собственная система хранения. Когда вещи разложены по моему вкусу, я могу найти, что мне нужно, за долю микросекунды. А теперь…

— А теперь не можете, полагаю! — она яростно уставилась на меня. — Капитан Меррил, я не понимаю, как вы можете жить и работать в такой грязи!

— Грязи? — мягко спросил я. — Не слишком ли сильно сказано? До абсурда сильно? В конце концов, бывает чистая грязь и грязная грязь, а легкий беспорядок вряд ли можно классифицировать тем или иным образом…

— Легкий беспорядок?! А как насчет сигаретного пепла, которым засыпано все здесь? Как насчет этого?

— Он никому не приносит вреда. Мне, однако, приходило в голову, что наш работодатель мог бы посвятить свое время и свой гений изобретению действительно эффективной пепельницы для использования при отсутствии силы тяжести…