Ключи от рая
Шрифт:
— Как оказалось, все не так уж плохо. — Она говорила бодро, энергично. — Ну а теперь говори, как у тебя?
— Отлично, просто замечательно, я даже чуть опережаю график. Надеюсь, мне удастся вернуться домой на день, а то и на два раньше. — Майкл испытал облегчение, в кои-то веки сказав правду.
— Я тут подумала, когда ты вернешься, может быть, мы выберемся из города на несколько дней, просто чтобы побыть вдвоем.
— Я с радостью. У тебя есть все необходимое?
— Дженни навещает каждый день. Таскает полуфабрикаты, которые ты так любишь, и всякую макулатуру. А сегодня ко мне заглянул Поль. Он принес рисунки, которые сделали его малыши, а потом любезно согласился завезти в школу мою работу.
— Как там Буш?
— Нормально, а что?
— Кажется, я его чем-то страшно обидел.
— Майкл…
Мэри произнесла это тоном разочарованной
— Он предложил отправиться со мной, а я его отшил.
— Почему? — Теперь в ее голосе прозвучало огорчение. — Поль просто очень хорошо относится к нам.
— А мне показалось, у него возникли подозрения, будто я собираюсь заняться чем-то нечестным, и он решил присмотреть за мной.
— У тебя мания преследования. По-моему, Поль был таким же, как обычно. Сказал, что с нетерпением ждет твоего возвращения, потому что ваша команда из-за отсутствия ведущего полузащитника потерпела сокрушительное поражение, двадцать один — шесть, и свои злость и отчаяние он выплеснет на тебя.
— Не сомневаюсь, — сказал Майкл.
— Майкл, Поль твой лучший друг, он тебе верит.
Хотя Мэри, бесконечная оптимистка, продолжала сражаться, она уже начинала подумывать о смерти как о единственном спасении от мучительных болей, терзающих ее тело. Она никогда не признается Майклу, через что ей пришлось пройти. Боль от химиотерапии превзошла худшие ее ожидания. Но каждый раз, когда ей приходили мысли о смерти, Мэри торопливо шептала молитву, прося у Господа прощения. Больше всего на свете ей хотелось жить. Жить и наслаждаться жизнью, ощущать окружающий мир, получать удовольствие от всего того, что она воспринимала как должное, так беспечно считая себя бессмертной. Майкл сражается за нее так же отчаянно, как она сама, и поэтому страшные мысли, которые приходят к ней в голову, можно считать предательством. Мэри была полна решимости пройти этот кошмарный путь до конца; она не подведет Майкла.
В гараже пахло машинным маслом и бензином. Этот запах пропитывал не только воздух, но и бетонные стены, В углу стояли два разобранных «фиата»; их двигатели висели на цепях под потолком. Майкл находился в глубине гаража, рядом с открытым окном; это помогало хоть как-то удалять пары варева, которое он готовил на бунзеновской горелке. Эти пары не были токсичными, но их сладковатый аромат резко контрастировал с запахами авторемонтной мастерской, а Майкл не хотел привлекать к себе внимание. Все необходимые ингредиенты он купил в супермаркете, художественном магазине и ближайшей аптеке. Нафталиновые шарики, английская соль, краска, сахар: обычные вещи, которые используются в повседневной жизни. Смешав их в нужной пропорции, Майкл нагрел смесь до 137 градусов по Фаренгейту. [11] Затем налепил из мягкой, пластичной массы шарики и покрасил их коричневой краской, после чего ссыпал в пустую коробку из-под орешков в шоколаде.
11
58 градусов по Цельсию.
Об этой мастерской Майкл узнал еще до того, как покинул Штаты. Здесь специализировались на «фиатах» и «альфа-ромео», и шестидесятипятилетний хозяин пользовался самой безупречной репутацией — особенно если речь шла о том, чтобы стереть с машины все следы ее предыдущего владельца. Майкл направился сюда прямиком из аэропорта. Он нашел хозяина, старую промасленную обезьяну, на улице перед гаражом, где тот возился с подвеской видавшего виды красного «альфа-ромео». Одетый в грязный синий комбинезон, Атиллио Вителли молча выслушал Майкла, объяснившего, что ему позарез нужен токарный станок по металлу и кое-какой инструмент, так как небрежные грузчики, разгружая багаж в римском аэропорту, повредили очень дорогое видеооборудование. Для того чтобы доставить из Японии запасные детали, потребуется целый месяц, а если он не уложится в срок, то потеряет работу. Майкл был в зеленой ветровке и бейсболке с эмблемой клуба «Нью-Йорк янкиз». Изящные очки в золотой оправе придавали ему интеллигентный, безобидный вид, Вителли целую минуту изучал его, затем вытер грязные руки о старую тряпку. У Майкла возникли опасения, что пожилой итальянец владеет английским не так хорошо, как похвалялся.
— Вы умеете работать на токарном станке? — наконец спросил Вителли.
— Да, Значит,
мне можно будет воспользоваться вашим инструментом?Снова смерив Майкла взглядом, Вителли нырнул под поднятый капот и молча принялся за работу.
— Я заплачу вам пятьсот евро. У меня это займет не больше пяти часов, — добавил Майкл.
Он не собирался предлагать слишком крупную сумму: это пробудит у хитрого итальянца еще большие подозрения.
Не отрываясь от полуразобранной коробки передач, Вителли пробурчал:
— Моя работа стоит сто двадцать в час.
— Договорились.
— Будете работать только в моем присутствии. И если мне понадобится что-либо из инструмента, я это заберу. — Вителли высунул голову из-под капота. — Значит, видеокамера?
Поджав губы, Майкл кивнул.
— Обещаю, я вам нисколько не помешаю.
На верстаке в мастерской Вителли стоял портативный компьютер Майкла. На экран были выведены различные проекции двух ключей с наложенными на них масштабными сетками. Рядом с компьютером лежали результаты целого дня работы. Майкл трудился над металлом и пластмассой, доводя детали до совершенства. Все поверхности были отшлифованы и отполированы. Отдельные части идеально стыковались друг с другом. С годами талант Майкла значительно развился. Он научился изготавливать из металла и пластмассы практически все, от поддельных ювелирных украшений до мудреных механических устройств. Мэри неизменно хвалилась знакомым: «У Майкла золотые руки».
За все время Вителли заходил в гараж лишь дважды, оба раза для того, чтобы молча взять нужный инструмент. Он не обращал на Майкла никакого внимания, словно тот был его работником, позволяя спокойно заниматься своим делом. Всего Майкл изготовил пять предметов, каждый не похожий на остальные. Однако внешний вид был для них далеко не главным.
— Профессор Хиггинс? — Майкл поднялся с дивана, протягивая руку.
Мужчина, с которым он поздоровался, замедлил шаг и недоуменно посмотрел на него, не обращая внимания ни на протянутую руку, ни на приветствие. Наконец он развернулся и, не сказав ни слова, пошел прочь от Майкла.
— Меня зовут Майкл Макмагон, — поспешил за ним следом Майкл. — Помните, я уже оставлял для вас записку?
— Прошу меня простить, — отрезал Хиггинс, не потрудившись обернуться.
Пройдя по красивому холлу, отделанному мрамором, он нажал кнопку вызова лифта.
— Вашу фамилию мне сообщили в ватиканском управлении учебных программ…
— Прошу прощения, мистер Макма…
— Профессор Макмагон. Точнее, доктор, — сказал Майкл, изображая скромность. — Но на самом деле я вовсе не хочу этим хвалиться…
— Вы только что сделали именно это. А сейчас прошу меня извинить.
Отвернувшись, Хиггинс в ожидании лифта принялся нервно постукивать ногой.
— Я просто подумал, что, поскольку вы земляк-американец и завтра мы вместе посещаем Ватикан…
— Кто вас прислал?
В глазах Хиггинса появился параноидальный блеск. Майкл недоуменно посмотрел на него.
— Если вы хотите меня отговорить… — Хиггинс забарабанил ногой еще громче, и этот звук отразился от мраморных стен. — Если вы собираетесь оспаривать мои теории, пишите свою книгу.
— Сэр, должно быть, вы приняли меня за кого-то другого. Я вовсе не оспариваю ваших теорий. Напротив, если у вас есть время посидеть в кафе, я с радостью побеседую с вами о некоторых ваших положениях.
Майкл широко улыбнулся, надеясь на то, что Хиггинс заглотит наживку.
Профессор, оглядевшись по сторонам, наконец повернулся к Майклу. И перестал стучать ногой.
Майкл никогда не прорабатывал план предстоящей операции в окончательном варианте до тех пор, пока не оказывался на месте действия. Ему обязательно требовалось подогнать детали под конкретные обстоятельства. И вот сейчас на место встал последний элемент в виде профессора Хиггинса. Два дня назад, обдумывая вероятные пути отхода, Майкл через управление учебных программ вышел на группу ученых, которой предстояло посетить музеи Ватикана. Оказалось достаточно простого звонка, в котором он выразил желание связаться с именитыми гостями. Изучив досье ученых, Майкл остановил свой выбор на профессоре Хиггинсе. Во-первых, Хиггинс был приблизительно одного роста и телосложения с ним самим, и цвет волос у них оказался похожим, однако Майкла привело в восхищение не это. Для него настоящей удачей стало неприкрытое презрение, которое профессор Хиггинс испытывал к католической церкви.