Ключи от рая

Но у Кено для подобных случаев имелись вышибалы.

А потом умерла мама.

Да, это было ужасно, и я горевала, но никогда не могла забыть, что она была не очень внимательна к нам с Джеральдиной и оставила нас на произвол судьбы. Вскоре после похорон дядя Нейл, не спрашивая согласия отца, продал ферму, а Джеральдина была в таком отчаянии, что не смогла ходить в школу. Я подумала, что, если соглашусь на эти проклятые танцы, это будет означать, что у меня появится своя квартира в Дублине, я закончу университет, а Джеральдину помещу в одну из этих шестилетних школ, дающих аттестат об образовании, и смогу присматривать за ней. Поэтому я ответила Кено согласием и в чисто условных трусиках танцевала вокруг шеста каждый вечер.

Это было глупо. И тоскливо.

И музыка временами ужасно надоедала.

Но чаевые были огромные, а вышибалы знали свое дело, и в три часа ночи меня всегда отвозило домой такси. Господи, почему нет?

Я сказала Джеральдине, что работаю в казино, я — крупье, принимающий ставки, и что по закону она слишком мала, чтобы туда ходить, и все шло прекрасно. Но однажды вечером туда зашли, представьте себе, отец Гарриет Линч с друзьями и узнали меня. Они были в шоке.

Я подошла к их столику и сказала сладким голосом, что каждый зарабатывает на жизнь по-своему, как и развлекается на свой лад, и я не вижу никакой необходимости сообщать матери Гарриет Линч или дочерям в Россморе о характере их деловой поездки в Дублин. Они правильно поняли меня, а Кено сказал мне потом, что я самая яркая девушка, когда-либо работавшая в его стойле. Мне не нравилось слово «стойло». От него веяло выставкой скаковых лошадей или чем-то похожим. Но мне нравился Кено. Очень нравился. Он был очень вежлив со всеми нами, а занимался всем этим потому, что у него была очень бедная семья в Марокко, которую нужно было содержать. На самом деле он хотел быть поэтом, но за это не платили денег. Его маленькие братья и сестры не получат образования, если вместо работы в клубе он начнет рифмовать строки.

Я прекрасно его понимала.

Иногда мы вместе с Кено пили кофе — мои друзья из колледжа считали, что он немного рисуется. Он всегда говорил о поэзии, поэтому они принимали его за студента. И он никогда сознательно не лгал, хотя я заметила, что откровенным он тоже не был.

И он не рассказывал моим друзьям, будущим бакалаврам гуманитарных наук, что знает меня как девушку, танцующую почти обнаженной пять вечеров в неделю в его клубе.

Не говорил он этого и Джеральдине, которая теперь тоже училась в университете, но интересовалась моей так называемой работой в качестве крупье в казино. Я не заигрывала с Кено, и он не заигрывал со мной, но мы часто говорили о любви и браке, как это бывает при дружеском общении. Он скептически относился к мысли, что романтические отношения долго сохраняются. Его личный опыт говорил об обратном.

Он сказал, что любит детей, и у него действительно был ребенок, дочь, которая жила в Марракеше и воспитывалась бабушкой. Ее мать исполняла экзотические танцы в одном из его клубов. Так я впервые узнала, что у него есть и другие источники дохода, кроме того клуба, где я работала.

Но мы никогда не возвращались к этому разговору.

— Ты прекрасная девушка, Клэр, — часто говорил он мне, — настоящая звезда.

— У меня была золотая звезда в школе, — объяснила я, и он решил, что это просто замечательно.

— Крошка Клэр — золотая звезда! Бросай эти глупости насчет учительницы и иди в мой клуб навсегда, — стал упрашивать он.

Я объяснила ему, что именно ради того, чтобы стать учительницей, я и пошла работать в клуб. Хотя слишком велика опасность того, что меня увидят родители учеников.

— Ладно, если ты просишь, их здесь не будет, — смеялся он.

Он пришел на вручение дипломов и сел на церемонии рядом с Джеральдиной. Я улыбалась, держа в руке диплом. Если бы они знали, что девушка, получившая диплом с отличием, была танцовщицей, выступавшей топлес… Только Кено знал это, и он аплодировал громче всех.

Через год я стала полноценной учительницей с дипломом и устроилась именно в ту школу, какую выбрала. Я пригласила Кено на ленч, чтобы попрощаться. Он не поверил, когда я сказала ему, чем собираюсь заниматься, но с меня было довольно.

Джеральдина выиграла стипендию, мои сбережения ей уже не требовались.

Я поблагодарила его от всего сердца за все, что он для меня сделал. Он был мрачен, выглядел унылым и сказал, что я неблагодарна.

— Если даже через несколько лет я смогу что-то сделать для тебя, я это сделаю, — пообещала я и была уверена в этом.

Я не слышала о нем в течение трех лет. Ко времени нашей следующей встречи очень многое изменилось.

После нескольких лет пьянства мой отец в конце концов умер, и на похоронах я встретила старика в кресле-каталке, которого звали Марти Нолан и который когда-то знал моего отца. Давным-давно, в те дни, когда еще можно было с ним разговаривать. Симпатичный старик. Его сын, толкавший кресло, был очень добродушным парнем по имени Недди. Недди сказал, что работал в Англии на стройке управляющим у брата и его друзей, а сейчас он вернулся домой и ухаживает за своим отцом.

Он был удивительно спокойным человеком, и мне понравилось разговаривать с ним.

Гарриет Линч сказала мне, что у Недди, конечно, приятная внешность, но если бы я видела его старшего брата, то признала бы, что он настоящий красавчик. Я поинтересовалась, где он сейчас. Гарриет ответила, что, по-видимому, сейчас он сидит в тюрьме за что-то, так что Недди — единственный луч света в этом семействе, хотя не обладает ярким умом и чуть-чуть медлителен. Впоследствии Гарриет Линч сожалела, что добровольно выложила мне эти сведения.

Очень сожалела.

Я опять повстречалась с Недди, потому что я снова и снова приезжала в Россмор, чтобы получить причитающуюся нам с Джеральдиной долю отцовского имущества. Если можно применить слово «имущество» к тому, что осталось от пьяницы, кончившего свои дни в доме призрения. Первые годы я пыталась поддерживать его за счет своих заработков в клубе Кено, хотя врач предупреждал меня, что игра не стоит свеч. Он сказал, что отец плохо осознает, где находится, и просто истратит все на выпивку. Люди отказались давать ему какие-либо деньги.

Я встретилась с дядей Нейлом после похорон, когда он принимал соболезнования по поводу кончины своего несчастного брата.

Я попросила его уделить мне минутку.

Он обратил на меня испепеляющий взгляд.

— Что я могу сделать для вас в этот печальный день, мисс Клэр? — спросил он.

— Ровно треть того, что вы получили за семейную ферму, — вежливо ответила я.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

— Одной трети достаточно. Я записала номер банковского счета.

— С какой стати ты решила, что я дам тебе хоть один-единственный евро? — спросил он.

— Видите ли, я думаю, вы бы не хотели, чтобы Джеральдина и я рассказали местному врачу, священнику, половине Россмора и, что более важно, адвокату о причине, по которой мы с ней были вынуждены покинуть дом в очень юном возрасте, — ответила я.

Он посмотрел на меня, словно не веря своим ушам, но я встретила его взгляд, и в конце концов он отвел глаза.

— Никаких проблем. Здесь есть новый молодой викарий, который поможет канонику Кэссиди проследить за всем. Мистер Бэрри пригласит к нам опытного барристера из Дублина, доктор подтвердит, что я просила его помочь вытащить Джеральдину из ваших лап. Знаете ли, мир изменился. Ушли те дни, Нейл, когда дядюшка с деньгами мог вытворять все, что ему заблагорассудится.