Ключи Пандоры

Дверь в избу была открыта, проем закрывала тюлевая занавеска, видно, от мух и комаров. Сквозь нее было видно: Глафира возится возле большой русской печи, которая занимала добрую часть кухни. Молодые люди переступили порог и огляделись. В доме было прохладно, полутемно и по-деревенски уютно. Пахло гречневой кашей и топленым молоком. Полы закрывали домотканые половики в разноцветную полоску. На окнах полыхали герани. Возле стола, застеленного яркой клеенкой, сидела на табуретке рыжая кошка и намывала гостей. В углу гудел старенький холодильник.

— Чего возле порога мнетесь? — Глафира неожиданно улыбнулась. — В ногах правды нет. В зал проходите, там будем чаи гонять!

Они оставили у порога сумку для Макса и послушно прошли в большую комнату в три окна. На подоконниках цвели бальзамины и гортензии. В центре — круглый стол с красной бархатной скатертью и хрустальной вазой с бумажными цветами. В переднем углу — божница с небольшим киотом и горевшей перед ним лампадой. Из-за киота торчал сухой пучок вербы и выцветший бумажный веер.

В правом углу стояла кровать под пикейным покрывалом с кружевным подзором и пирамидой из пяти подушек. На огромном, во всю стену ковре — чуть ли не фотогалерея: в большинстве своем черно-белые снимки в причудливых деревянных рамках. На Юлю и Никиту строго смотрели несколько поколений Агафоновых. Мужчины в картузах, буденовках, армейских пилотках были серьезны и невозмутимы. Женщины, в платочках, простоволосые и с короткой завивкой «перманент», удивлены и слегка испуганы. Среди них — несколько ярких, словно астры на пожухлой осенней клумбе, цветных фотографий. Ирина улыбалась в объектив, обнимая за плечи высокого, нескладного парня лет двадцати. Это и был Максим.

Глафира тем временем расставила на столе чайные чашки, вазочки с вареньем и карамельками, принесла блюдо с теплыми еще пирожками. Затем вышла в сени и чем-то там загремела. Никита метнулся в кухню, быстро ополоснул руки под умывальником, выдвинул два стула из-под стола и развалился на одном из них. Юля присела рядом:

— Умаялся?

— Есть немного, — признался Никита. — И проголодался!

Оглянувшись на кухню, схватил пирожок и мигом его проглотил. Облизнулся:

— Вкусные! С капустой! — и потянулся за вторым.

Юля шлепнула его по руке и съехидничала:

— Дома завтраком не накормили? — и следом весело поинтересовалась: — Давно что-нибудь тяжелее диктофона поднимал?

— Я в спортзал хожу, — обиделся Никита. — Смотри, плечи какие, и пресс…

Юля скептически хмыкнула, вытерла руки влажной салфеткой и, недолго думая, затолкала ее в карман Никитиной куртки. Он хотел возмутиться, но тут на пороге появилась Глафира с фаянсовым горшочком в руках.

— Вот, медок попробуйте, гречишный, — сказала она. — С пасеки соседа моего, Михалыча. Правда, прошлогодний, сейчас еще рано для меда.

И снова поспешила на кухню. Такая уж у деревенских привычка, если угощать, то обильно и самым лучшим, что есть в закромах. Юля многозначительно вытаращила глаза, но ничего сказать не успела. Хозяйка вернулась с электрическим самоваром, расписанным под хохлому, с заварным чайником поверх, и водрузила его в центре стола.

Никита взял ее за руку.

— Баба Глаша, хватит вам суетиться! Лучше про Максима расскажите. Что с ним случилось?

Уголки губ Глафиры снова поползли вниз, рот плаксиво искривился. Она грузно опустилась на соседний стул и сцепила морщинистые руки. Юле захотелось погладить старушку по плечу, успокоить. Возможно, она так и поступила бы, однако в сенях раздались торопливые шаги, тюлевая занавеска отлетела в сторону, но то был не Максим, как они предположили за секунду до этого, а бодрая старушка в больших роговых очках с треснутой линзой. Рыжие лохмы торчали из-под платка, как антенны, дужки очков были обмотаны изолентой, а за толстыми стеклами светились глаза, полные неуемного, алчного любопытства. Ну, точь-в-точь сумасшедший старикашка-профессор из какого-то голливудского фильма.

— Глаша, ты дома? — спросила гостья, словно не заметив хозяйку, но взгляд ее с точностью лазерного прицела мгновенно выхватил в глубине комнаты двух молодых людей, судя по всему городских и небедных.

— Это Настасья, соседка моя, — вздохнула Глафира и сердито поинтересовалась: — Чего пришла? Звали тебя?

— А я думаю, кто это к Глаше пожаловал? — ничуть не смутилась Настасья и бесцеремонно прошла в комнату. Турнув кошку, прихватила по пути табуретку и плюхнулась на нее рядом с Юлей. По-хозяйски нацедила себе кипятка в свободную чашку, подлила заварки и молниеносно отправила в рот сразу две конфеты. При этом болтала без остановки:

— Это небось от Ирки твоей люди? То-то смотрю, машина дорогая, не нашенская, сразу видно, из богатых мест люди приехали. А я все думаю, нашлась ли пропажа твоя? Такое горе, такое горе!

Она притворно всхлипнула и отхлебнула чаю.

— Чего тут думать, коли я с тобой с утра разговаривала? — зло сказала Глафира и даже чашкой по столу пристукнула. — Прилетела ворона! А мне не до шуток, будто не знаешь?

— Ты чего как с цепи сорвалась? — обиделась Настасья и развернула еще одну карамельку. — Я ж от чистого сердца, вдруг помочь чем-то надо?

— Вот и сидела бы дома, помощница! — буркнула Глафира. — Без тебя разберутся!

— Бабули, не ссорьтесь! — попросила Юля. — Нам важно знать, когда исчез Максим.

— В понедельник, — быстро ответила за хозяйку Настасья, затолкав конфету в рот.

— Слушай, ты чай пьешь? Вот и пей себе! — рассердилась Глафира и перевела взгляд на гостей. — Верно говорит, в понедельник! Поздно вечером вышла на улицу, позвать в дом. Максим на стогу лежал. Сказал, чтоб не беспокоилась! Я ужин оставила на столе, а сама спать пошла. Утром проснулась, глянула, ужин не тронул, постель не смята. Я сначала подумала, он в сене уснул. Ночь теплая была. Кинулась — нет его. Весь день прождала, а он так и не объявился. И по улице ходила, и к озеру. И звала, и кричала, не отозвался!

У Глафиры снова затряслись губы. Настасья пила чай, жадно поблескивая глазами, словно боялась пропустить хоть одно слово.

— Может, в клуб пошел? На дискотеку? — спросил Никита.

— Что ты, мила-ай! Некуда у нас в деревне пойти, — встряла Настасья. — Клуб лет двадцать как закрыли, а потом и вовсе разобрали на дрова. Не с кем тут дружбу водить, старики одни.

— Он что-то взял с собой? — прервала Юля этот словесный поток.

— Телефон, — всхлипнула Глафира. — Он всегда при нем. А так в чем был, в том и исчез. В штанах старых да в майке.

— А в Каменный Брод он не мог уйти? — спросил Никита и потер лоб.

Старухи переглянулись и одновременно поджали губы.

— К этим буржуям? — презрительно спросила Глафира. — Нет, туда бы он не пошел.

— Почему? — удивилась Юля. — Семь километров — небольшое расстояние. Там жизнь бьет ключом, народу больше, да и молодежь наверняка есть. Может, он там девушку присмотрел и отправился к ней на свидание?

— Я не велела туда ходить! — отрезала Глафира. — Дурные там люди! Испокон веку дурные и дрянные!