Книга 1 Капкан для Голиафа
Шрифт:
Балу с Кибуром были уже в гостиной, вытащили из-под свалки журналов и газет ноутбук и отчаянно вглядывались в экраны следящих камер.
– Что стряслось?
– спросил я.
– Кажется, нас опять нашли, - ответил Балу.
– Опять та тварь?
Он оторвался от компьютера, смерил меня оценивающим взглядом и спросил:
– На войну собрался?
– Кто его знает, - ответил я.
– С вами все время как на вулкане. Сегодня мороз, завтра война.
– Это правильно. Надо ко всему быть готовым, - поддержал меня Кибур.
– Я вот только не пойму, как эта тварь нас опять вычислила.
– А может
– Какие такие зайцы?
– удивился гном.
– Ты чего там сивухи перебрал перед сном. У нас тут нет никаких зайцев и соседей я знать не знаю.
Шутка явно не удалась.
Я приблизился к компьютеру и попытался взглянуть через плечо Балу на экран, но верзила весь обзор перегородил.
– Не видно ни черта. Что у вас там?
– пожаловался я.
Балу чуть подвинулся, открывая мне вид на экран, разделенный на десять окошек, на каждое из которых выводилось изображение с одной из камер внешнего наблюдения. Десятью камерами покрывались все подступы к берлоге Кибура. Гном то не из простых, вон как о своей безопасности печется, хотя с тех пор как его из Каррадана вышибли, интерес к его персоне изрядно поутих, только ему забыли сказать, что его давно списали на пенсию.
На камерах все было спокойно. Никакой тревоги. Не видно никого, кто мог бы вызвать срабатывание сигнализации. Спящая улица, пара изрядно подвыпивших мужичков на скамейке увлеченно о чем-то разговаривают. Соседние дома с холодными черными окнами, да раскачивающиеся под воздействием ветра деревья. Улица выглядит безопасной, но доверия все же не внушала.
Меж тем сигнализация захлебывалась в волчьем вое.
– Может, замкнуло где?
– с сомнением в голосе спросил Балу.
– Мы же сегодня проверяли. Не могло замкнуть нигде, - раздраженно произнес Кибур.
– Надо на улицу идти, да по периметру еще раз пройтись. Может, где дерево упало, да перемкнул все на хрен, - предложил Балу.
– Мы бы увидели на камере. Но тут чисто, - возразил Кибур.
Перспектива иди на улицу во мрак ночной его не вдохновляла.
– Выбора нет. Надо на разведку идти, - настаивал Балу.
– Вот вы вдвоем идите, а я проконтролирую по камерам. Может, что найду в программе. Может, тут где перемкнуло, - нашел выход Кибур.
Гномы - народ упрямый. Если чего себе в голову втемяшат, то переубедить их очень сложно. Может, это и к лучшему. После волчьего воя заснуть будет сложно, а так прогуляться перед сном милое дело.
– Пошли, Балу, шуганем пьянчужек.
Я направился на выход. Балу прихватил помповое ружье Кибура и догнал меня.
"Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать" - вертелась в голове детская считалочка на блатной мотив, когда я переступил порог входной двери.
Балу дышал мне в спину.
Улица встретила нас дружелюбно. Ничто не предвещало трагедии, даже пьянчужки на скамейки выглядели вполне себе по-домашнему.
– Куда пойдем? Направо или налево?
– спросил Балу.
– А что есть принципиальная разница?
– поинтересовался я.
– Нет.
– Так зачем мне голову морочить?
Чувствовалось, Балу нервничает. Он помнил ту тварь, с которой мы вступили в неравную схватку на озере, и второй раз встречаться
ему не улыбалось. Как и мне впрочем. Но выбора нет. Надо удостовериться, что нам ничто не угрожает.Мы повернули направо и пошли вдоль дома. Балу выдвинулся вперед. Он внимательно осматривал окрестности, где были расставлены ловушки на непрошенных гостей. Только он знал, где что у него припасено. Я же не видел ничего, кроме запущенного домашнего сада с яблонями и кустами жимолости и шиповника. В некоторых местах путь наш был совсем непроходим, пришлось продираться сквозь кусты, шиповник так и норовил оцарапать, да порвать одежду. Под ногами то и дело что-то скользило, выворачивалось. Такое ощущение, что я иду по старой заброшенной стройке. Какие-то доски (дай бог, чтобы там не было ржавых гвоздей), куски железа, битый шифер (он хрустел под ногами как замороженный шоколад).
Задний двор берлоги Кибура выглядел, как декорации к фильму ужасов. Одна старая пилорама чего стоила. И зачем она нужна Кибуру? А еще ржавый остов автомобиля, стоящий на колодках. В его очертаниях с трудом угадывался желтый "Запорожец". Рядом наковальня на высоком деревянном пне, а в нем торчал огромный нож без рукояти.
– Чего это такое?
– не смог сдержать я возгласа удивления.
– Он говорит, что это его коллекция. Пробирает до дрожи? Правда?
– ответил Балу, исследовавший связку консервных банок, висящую между двумя сухими деревьями.
– Не то слово.
– Здесь тоже чисто. Ума не приложу, где у нас периметр прорвало, - расписался в собственной беспомощности Балу.
Он готов был признать свое поражение, но вместо этого издал победный вопль, словно обнаружил выигрышный билет в лотерею на пару миллионов зеленых.
– Бинго, мать вашу!
Балу устремился напролом в кусты, словно разъяренный вепрь, и застрял там на четверть часа. Я не стал повторять за ним подвиг. Остался возле скелета машины, даже присел на капот, хотя опасался что это чудо советского автомобилестроения развалится подо мной.
– Ничего не понимаю. Тут какая-то дрянь, - раздалось ворчание из кустов.
– Периметр нарушен. Такое ощущение, что кто-то просто напакостил. Ничего серьезного, что могло бы нам угрожать.
В это время внутри дома прозвучали первые выстрелы.
ГЛАВА 35
Ну, конечно. Кто бы мог подумать. Пока мы снаружи искали злодея, не давшего нам спокойно спать этой ночью, он уже проник внутрь, где успел познакомиться с Кибуром. Нас классически развели. Отвлекли, разделили, а теперь пытались уничтожить поодиночке.
Балу выскочил из кустов, как ужаленный, и, не разбирая дороги, ломанулся на помощь Кибуру. Я еле поспевал за ним. Кажется, еще недавно мой напарник утверждал, что терпеть не может этого безумного гнома, и отказывался работать с ним в одной связки.
Дверь черного входа. Заперто. Но Балу это не остановило. Он впилился в дверь тараном и вынес ее, ввалившись в дом. Послышался грохот, отборная ругань моего напарника. Я вошел внутрь, и обнаружил только большой шевелящийся меховой комок. Похоже, гном использовал коридор черного входа для свалки ненужных вещей. Вот в темноте Балу и потревожил духов истлевших, поеденных молью шуб, старых телогреек и прочего хлама.