Книга 2

Он ведь жил совсем недавно, а теперь висит некролог. Добрый бог, обманут только иль тебя уговорили? Он обязан жить был долго. Что ж вы, черти натворили?!

Л. С. Б.

Нет, Володя, не верю, ты не мог умереть! Это бред! Это ложь! Это зла круговерть! Под огнем, над обрывом ты боролся за нас. - Где вы, волки?- кричал, мы твердили, - сейчас...

Нам потери знакомы: Пушкин, Хармс, Гумилев, Пастернак и Платонов, Мандельштамм и Рубцов, Маяковский, Есенин, друг твой - Вася Шукшин. Был Михоэллс расстрелян. Список незавершим.

Из столетья в столетье вас хоронят тайком,

Высылают, поносят, песню бьют каблуком.

Список тянется дальше, и спасти не смогли.

Виктор Хара и Галич - вот предтечи твои.

Евтушенко не влезет на трон твой пустой.

Он пытался уже... Правда трон был другой.

Весь иззябший, простывший и в ненастье ты пел, Постоять на краю - нас прости - не успел... Если сердце большое, - боль свирепствует в нем, Значит, боремся, бьемся, значит, любим, живем!

Мы клянемся: продолжим все отрезки пути, Кто-то все-таки должен через пули пройти.

***

С. Романьков

Как мало постоял он "на краю", Как зыбко в этом тексте слово "мало". Ему бы петь, хрипеть бы песнь свою О том, что всем нам и ему мешало.

Как сжат, как горек, страшен некролог, Как тесно в нем земле, Боям, Шекспиру, Бессмысленным словам: о, как я мог Вонзить в наш быт разящую рапиру?

Куда ж, куда ж вы, кони, занесли? Ведь только в песне вас кнутом стегали, А вы по краешку по самому земли Рванули и его не удержали!

На струнах замерли бессмертные стихи, Оделись в траур все деревья леса. Он спит! И сны его легки, Его баюкают Москва, Париж, Одесса.

***

Прошло каких-то сорок лет И два младенческих довеска... Он был и вот его уж нет, Как будто выключили свет И темнота спустилась резко.

И погрузился мир во тьму,

Где обитают полутени,

Где хаос вяжет кутерьму,

Нанизывая на кайму

Нечистоплотности стремлений.

Но продолжаются века И продолжаться будут вечно Пока забвенная река Стремит свой бег издалека В водоворотах бесконечных.

Пока вдруг поперек пути

С небес упавший волнорезом

Вонзится ангел во плоти

Не поднырнуть, не обойти

И судьбы вскроются надрезом.

Взгляд обретя зрачками внутрь, Где все черно от унижений, Где плесенью покрылась суть И прессом осадилась муть Отфильтровавшихся суждений.

Разрезом кесаревым стон

Наружу вырвется из чрева.

И совесть - вечный эшелон

Цивилизованных племен

Созреет отголоском гнева.

Всем, кто отмечен властью слов И равнодушием зловещим Им было тысячи Голгоф, Невинно сложенных голов Свой счет предъявит человечность.

Объединится стук сердец

Проникновенностью могилы,

Привычною для наших мест

И возродится павший крест

Величием духовной силы.

И утвердится в мире стыд За немоту и ущемленность, Что светоч наш умолк и спит, И на земле, где он зарыт, Справляет тризну приземленность.

Пусть сорок дней - не сорок лет,

Нам память сохранит пришельца,

И не исчезнет в душах след

Целителя невзгод и бед

И слова русского умельца.

***

Марина Зис 2.09.80 40 Дней.

Она пришла и встала у березы, Склонила голову на грудь, В ее руках одна лишь роза, И белая притом - не позабудь!

Прошла походкой тонкой, нежной,

Под взглядами толпы людской,

Со вздохом скорби неизбежной

Со взглядом, скованным тоской.

Народ пред нею расступился, И замер весь поток живой. И та далекая, чужая Вдруг стала близкой и родной.

Ее печаль и наше горе

Хотелось вместе разделить.

(Хоть кто-нибудь бы догадался

Зонт от дождя над ней раскрыть).

Под проливным дождем стояла, В глазах и слезы, и печаль, В немой тоске не замечала, Как мокла траурная шаль.

Умчалось время золотое

В беде и в радости вдвоем

Была и другом и женою

И музой доброю при нем.

Все в прошлом, как беда случилась? Себе простить ты не смогла, Как что-то в жизни упустила И как его не сберегла.

Теперь ничто уж не исправишь,

Тех дней счастливых не вернуть,

Последний поцелуй, последний взгляд оставить,

Прощай, мой друг, не позабудь!

* * *

М. Влади

А как тут жизнь в вине не утопить Коль мир такой порочный и бездушный? Гитара в розах, ты сгорел "в огне", Что будет с нами, стадом равнодушных?

Не уходи! Не покидай мой город! Он без тебя тобой не будет полон Без струн твоей гитары и без песен Он будет неудобен, будет пресен.

И страшно мне в театр войти, На полутемной сцене Мне больше не найти тебя и твоей тени. Не слышать голос твой, надорванный страданьем И той, что рядом нет, и долог путь к свиданью.

Ума не приложу, как свыкнусь с этой мыслью Незаменимы все, кто дорог нам и близок.

***

Спасибо, друг, что посетил Последний мой приют. Постой один среди могил, Почувствуй бег минут.

Ты помнишь, как я петь любил,

Как распирало грудь.

Теперь ни голоса ни сил,

Чтоб губы разомкнуть.

И воскресают словно сон Былые времена И в хриплый мой магнитофон Влюбляется струна.

Я пел и грезил, и творил,

Я многое сумел.

Какую женщину любил!

Каких друзей имел!

Прощай Таганка и кино, Прощай зеленый мир. В могиле страшно и темно, Вода течет из дыр.

Спасибо, друг, что посетил

Приют последний мой,

Мы все здесь узники могил

А ты один живой.

Абдулов

На 9-й день после похорон.

– --------------------------

В друзьях богат он был, на всех хватало Его надежной дружеской руки, Вот о врагах он думал слишком мало. Охота кончена. Он вышел на флажки.

Таганка в трауре, открыли доступ к телу. К его душе всегда он был открыт. С ним можно было просто, прямо к делу. И вот таким не будет он забыт.