Книга царя Давида

— Я и сам вижу, что не все ладно. Буду весьма признателен, если ты и впредь будешь делиться со мною своими соображениями и планами.

НЕДОВОЛЬСТВО РАСТЕТ

В конце концов я убедился, что ради дела Господа необходимо отстранить Давида от власти. Для этого нужно объединить в стране всех недовольных, а во главе союза поставить человека, способного зажечь сердца и увлечь за собою народ.

Слава Богу, Давид сам постоянно умножал число недовольных. Прежде всего это были старейшины племен, их семьи и приближенные; изо дня в день убывали их власть и богатство, но тем не приходилось отдавать все новых людей Давиду на его бесконечные войны; затем шли крупные землевладельцы и скотоводы, которые весьма косо смотрели на расширение царских земель за счет своих угодий; священники местных святилищ опасались за свои доходы, если будет построен единый Храм; наконец, тьма крестьян, ремесленников, носильщиков, погонщиков и прочего народа страдала под бременем налогов, долги росли настолько, что хоть себя продавай, а еще подмажь каждого царского чиновника, если родился сын Израиля или умер, если он женится или меняет место жительства, подмажь стражника у городских ворот

— врат справедливости. Не стоит забывать и о молодежи, о подрастающем поколении, которое, едва вступив в жизнь, разочаровалось в вере отцов и обещанных великих переменах.

Идолом этой молодежи стал сын Давида — Авессалом. Само его имя приводило в трепет дочерей Израиля, ибо, как говорилось: «От подошвы ног до верха головы его не было у него недостатка! Когда он стриг голову свою — а он стриг ее каждый год, потому что она отягощала его, — то волоса с головы его весили двести сиклей по весу царскому».

ОХОТЯСЬ НА ЛЬВА, НЕ СТАВЬ ЗАЯЧЬИХ КАПКАНОВ

Авессалом был неглуп, однако недостаточно прозорлив и весьма своенравен.

Я навестил его, чтобы разведать его умонастроения, однако если таковые и были, то, во всяком случае, о своем отце, царе Давиде, ничего определенного он сказать не сумел; впрочем, царя он невзлюбил за безнаказанность Амнона, обесчестившего Фамарь, а самого Амнона, своего брата по отцу, Авессалом люто возненавидел. Он выкрал бы у Бога молнию, лишь бы покарать Амнона; тщетно внушал я ему, дескать, охотясь на льва, не ставь заячьих капканов, а ведь Давид дичь покрупнее, тут нужно все хорошенько обдумать, прежде чем что-либо предпринять.

У него уже имелся план. Меня он в этот план не посвятил, однако судя по тому, что я уловил из намеков, приходилось опасаться наихудшего. Мне не хотелось быть заподозренным в причастности к этой сумасбродной и скоропалительной затее, поэтому я предпочел вернуться на некоторое время в Гило, где занялся моими розами, так что обо всех событиях я узнал позднее.

По дошедшим до меня слухам, Авессалом отправился к своему отцу, царю Давиду, и пригласил его, а также всех царских сыновей, своих братьев, на большой праздник стрижки овец в Ваал-Гацор, что граничит с Ефремом. Он прекрасно понимал, что Давид из-за занятости не пойдет на праздник, зато оценит любезное приглашение и не откажет в удовольствии сыновьям. Правда, Давид засомневался, стоит ли пускать туда Амнона, однако Авессалом заверил: мол, после происшествия с Фамарью минуло два года, к тому же, как знать, возможно, виновен не только Амнон; что же до него, Авессалома, он, дескать, питает к брату самые сердечные чувства. Тогда Давид благословил его, и, если не считать грудного младенца Соломона, все четырнадцать царских сыновей сели на своих мулов и поскакали в Ваал-Гацор, имение Авессалома.

Авессалом устроил роскошный пир. Он не поскупился и решил накормить гостей досыта, напоить допьяна, особенно Амнона, насчет которого велел слугам: «Смотрите, как только развеселится сердце Амнона от вина и я скажу вам „поразите Амнона“, тогда убейте его, не бойтесь: это я приказываю вам, будьте смелы и мужественны».

Слуги исполнили приказ быстро и точно, Амнон даже не успел сообразить, что происходит. А царские сыновья повскакали с мест, сели каждый на мула своего и бежали.

Бежал и Авессалом — в Сирию, к гессурскому царю Фалмаю, своему деду со стороны матери.

Так я лишился вождя для задуманного мною союза против Давида, который сделал посмешище из великих перемен и дела, к коему был избран.

ВРЕМЯ ВРАЧУЕТ ВСЕ БОЛИ

Амнона оплакали, как положено: «царь разодрал одежды свои, повергая на землю, и все слуги его, предстоящие ему, разодрали одежды, и подняли вопль, и плакали». Но мало кто скорбел по-настоящему, ибо Амнон слыл глупцом и негодяем.

— Ахитофел, — сказал мне Давид, — сердце мое печально. Я уже молился, писал стихи, замышлял новые войны, ничего не помогает.

— Время врачует все боли, — сказал я. — Сегодня из Вавилона прибыли танцоры, их весьма хвалят. Пускай выступят во дворце; ведь и ваш предшественник, царь Саул, приглашал вас к себе, чтобы вы развлекали его игрой и пением.

— Дело не только в Амноне, — проговорил он задумчиво. — Когда умер первенец Вирсавии, я сказал: «Разве я могу возвратить его?» Ах, Авессалом! Какие надежды я возлагал на него.

Он ждал, как я на это откликнусь. Но я промолчал; не хотелось, чтобы позднее мне припомнили, что именно я предложил вернуть Авессалома.

— Я уж было решил, чтоб Авиафар или Садок вопросили Бога через урим и тумим, — сказал Давид, — или чтоб Нафан попророчествовал, только знаю я этих людей Божьих: им бы мои желания угадать, а не волю Господа.

Тогда я отправился к Иоаву и напомнил ему:

— Сам знаешь, царь весьма гневается на тебя за убийство Авенира, сына Нира.

— Так ведь когда это было, — воскликнул Иоав, — я потом и Иерусалим ему взял, и множество иных побед принес, и Урию убрал, чтоб Давид мог спать с Вирсавией; кроме того, он сам назначил меня главным военачальником.

— Все верно, — сказал я. — Но недавно царь вспоминал тебя и был сердит. Впрочем, я знаю, чем снискать его благорасположение.

Иоав принялся умолять меня, чтобы я подсказал, как это сделать,

— Очень просто, — объяснил я наконец. — В Фекое живет одна умная женщина. Поди к ней, передай то, чему я тебя научу, приведи ее сюда, и, уверен, царь вновь одарит тебя своею милостью, более того — ты совершишь еще один подвиг ради Израиля и дела Господа.

Выслушав мои наставления, Иоав отправился в путь и привел к царю женщину из Фекои.

О ПОЛЬЗЕ ПРИТЧ

Притча по сравнению с жизнью — вроде чертежа по сравнению с домом.

Моя притча, которой Иоав научил фекоитянку, чтобы та пересказала ее царю, была вполне прозрачна. Женщине надлежало рассказать, будто у нее, вдовы, было два сына, которые однажды поссорились в поле, и некому было разнять их, и поразил один другого, и умертвил его. И вот восстала на эту женщину вся родня и говорит: «Отдай убийцу брата своего; мы убьем его за душу брата его, которую он погубил». «Так родня, — закончила женщина, — погасила бы последнюю искру мою, чтобы не оставить мужу моему имени и потомства на земле».

Спор серьезный; древний закон кровной мести против нового права собственности на землю. Я заранее знал, чью сторону возьмет Давид.

Недаром фекоитянка слыла умной женщиной. Когда Давид объявил, что не позволит кровникам причинить еще больше бед и ни один волос не упадет с головы ее сына, дабы остался наследник имущества и продолжатель имени ее мужа, фекоитянка воздела руки и воскликнула:

— Царь, произнесши это слово, обвинил себя самого, потому что не возвращает изгнанника своего.