Книга для ПРОчтения

Мусора нет.

Морозилка по-прежнему строит из себя целку.

Мужья, дети, коты и растения молятся за скорейшее спасение мира.

Десятый — двенадцатый дни. Молитвы услышаны.

На выходе из замка у матери семейства заканчиваются сигареты. Вместе с сигаретами приобретается маленькая пачка сосисок и половинка бородинского.

Мужья, дети, коты и растения пируют.

Тринадцатый день. Сосисковые силы на исходе. Впереди — последняя битва.

Кот Прохор плотоядно смотрит на растения.

Кот Василь плотоядно смотрит на кота Прохора.

Муж Дементий плотоядно смотрит на Василя с Прохором.

Все облизываются.

Засыпая ночью, инстинктивно прикрывают кадык руками.

Четырнадцатый день. Полная Победа. Трам-парам-парам. Геральт убивает врага на ледяных пустошах. Враг корчится в смертных муках.

Домохозяйка-Катечкина варит луковый суп из сырка. Запятая. Четверо требуют добавки. Точка. Спасенный мир прекрасен. Воскл., воскл., воскл.

А самое-самое главное, знаете что?

У меня еще 3, III, три не пройденных диска. Вот все думаю: а каннибалы — это ведь давно-давно и неправда?

Про планирование

Я зла, как черт. Причем если бы этот черт в моем лице существовал на самом деле, всех остальных чертей следовало бы уволить за профнепригодность и отсутствие рвения. Эти люди не ценят то, что им дано. А дано им, право слово, чистое золото. Да, золото всегда достается негодяям.

Так уж вышло, что начиная с прошлого месяца овес страшно вздорожал. Дни рождения, праздники, Фасоличьи костюмы, компы… Одним словом, с зарплатой получился классический гастрономический нонсенс: еще не съедено и уж тем более не переварено, но при этом давно и безнадежно утрачено. Виноватых искали целых шесть секунд, и решение было принято единогласно. Увы, не папинька. Папинька наш как кот Васьло: духом святым питается, слезой умывается, а то, что харя в миску не входит, — так это от скорбных дум раздуло. Фасольку тоже пронесло: он хоть и растратчик, но растратчик под прикрытием. Во-первых, четыре года, а во-вторых, «это не я, мама сама пупила». В общем, к стенке меня поставили так быстро, что я даже не успела позвонить своему адвокату.

Перво-наперво пошли пытки разблюдовками. Как следует наслюнявив карандаш, папинька извлек тетрадку в клеточку и живенько начирикал на ней столбцы, напоминающие календарь майя. Согласно древнему прогнозу, мне оставалось жить ровно две недели, до тех пор пока в нашем доме не закончатся кожаные стельки.

— А потом — всё, — победоносно заявил папинька и надул губы, как пластиковый пупсик.

Я вздохнула. Папинька расстроился.

— Ты хотя бы посмотрела на эти цифры, — предложил мне он. — Может, хоть что-нибудь станет понятно.

Я вздохнула еще раз, осторожно придвинула тетрадку поближе и мне как-то сразу стало понятно, что дальше ничего хорошего не будет. Фикусы, Бисмарки, очень нужные подсвечники и прочая лабудень. Из спасительного были только совместно сожранные бычки в томате, приобретенные по папинькиной инициативе.

«Чем черт не шутит», — подумала про себя я, а вслух сказала:

— Милый, так вот ведь тут рыбные консервы и прочий… морской деликатес…

Про деликатес говорить не стоило. Папинька взвился так, что я почувствовала духовную связь с консервированными рыбами: темно, тошно, и счастливого финала не предвидится. Трагическая роль «муж разоренный разгневанный» пришлась папиньке по душе, и реприза длилась дней пять, не меньше. А на шестой день папиньку отпустило. Отпустило вовсе не потому, что отпустило, а потому, что папинька придумал куда более жестокую кару, чем пустое сотрясание воздуха.

— Послушай, Кать, — сказал мне мой Добрый Муж и улыбнулся самой теплой из своих улыбок. — Все твои беды оттого, что ты денег не чувствуешь.

— Конечно, не чувствую! — оживилась я. — Мне бы вот сейчас хотя бы двести баксов почувствовать или пятьсот. Или тыщу даже лучше. Тыща — для чувствительности…

— Вот и почувствуешь, — еще раз улыбнулся мой Добрый Муж. — Я вот тут подумал-подумал, и решил… Отныне бюджет ведешь ты!

Если честно, в первый момент я даже раскаиваться начала. Ну все, думаю, дошутилась про консервы, дурища, кормилец мозгом тронулся, таперича до конца жизни бычками питаться будем.

Но папинька был вполне «в себе» и вполне серьезен.

— Вот будешь сама планировать свои траты, тогда и поймешь, что к чему.

— Пойму, — тихо сказала я папиньке.

Бисмарки заулыбались так ласково и нежно, что теплее их улыбок было только пламя ста тысяч ароматизированных свечей по триста семьдесят рублей за штуку.

— Договорились, — гаркнул папинька.

И пытка началась.

То, что дело дрянь, я поняла в первом же магазине, при покупке вазы для сухих букетов. Иду я по отделу, смотрю — такая ваза чудная, и цена такая достойная, и, главное, с последующим бонусом в виде покупки сухого букета, короче говоря, замечательнейшая вещь. Ну, собственно, я не теряюсь — вазу цапаю, и к мужу топаю: посмотри, дескать, голуба, какую я шикарную штуку нашла.

— Отлично, — говорит голуба. — Хочешь — покупай, хочешь — нет. Тебе решать.

И все. И в этот самый момент до меня доходит. Прямо как молнией по башке тюкнуло, ей-богу.

Это же классический трюк с ребенком, которому дарят на день рождения деньги. Вот тебе, Петенька, двадцать пять рублей, и если ты их отложишь, а потом отложишь еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, еще и еще, и еще и еще, и еще и еще, то ты будешь хороший мальчик, и сможешь купить себе фотоаппаратик. Но ты, конечно, можешь сейчас побежать и потратить все на жвачку, и в то время как у других мальчиков будут фотоаппаратики, у тебя, Петенька, будут фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен, фантики и хрен. Моржовый.

Пулей я вылетела из магазина и побежала домой, дабы перетереть вопрос с подругами.

Ничего хорошего не натерла.

— Сто пудов хочет подловить, — сказала мне Таня.

— Дождется, когда ничего не останется, а потом скажет, что ты сама виновата, — вздохнула Лена.

— Ты только, Великина, я тебя умоляю, не потрать все в первый день, — посоветовала мне Женя. — Ну просто нельзя доставлять ему такой радости! Борись!

* * *

И я начала бороться.

Ох, господа мои хорошие. Можно бороться с собой. С мужем тоже можно бороться. И с ребенком — не фиг делать. Но показательная битва с деньгами — это даже не гадко. Это тоска.

«Не потрачу, не потрачу ни копеечки, еще даже сама заработаю, — уговаривала себя я на входе в магазин. — К чему тебе этот стаканчик для ручек, Катя? К чему тебе этот замечательный стаканчик для ручечек? К чему тебе этот чудесный стакан с дырочками, в который вместятся все ручки сразу? Зачем тебе эта низменная дрянь с такой славной росписью и в мягком-мягком чехле, так чтобы не скрести по столу?

Или вот эта кастрюлька с вишенками. Ты посмотри, какие поганые вишни — почти рубиновые, с листьями, и эмаль такая крепкая, и распродаааа-ааажжжаааааа… Стоп.