Книга для таких, как я

Плохи, очевидно, дела наши читательские, если профессор Эрл вынужден заново учить своих студентов читать. Практически с нуля — разве что без долбежки алфавита как-то обходится. Будь Джеймс Эрл славистом, он бы, безусловно, призвал на помощь знаменитый в наших краях лозунг: Митьки никого не хотят победить, поскольку читающий ради собственного удовольствия именно что не хочет «победить» — ни текст, ни даже его автора.

У чтения ради собственного удовольствия есть лишь один «существенный» недостаток, превращающий его в занятие малопочтенное: такому читателю довольно непросто произвести внушительное впечатление на окружающих. Восторженный читатель (как и влюбленный) выглядит чуть глуповато, зато (как и влюбленный) он совершенно счастлив. Восторженный же критик и вовсе, кажется, не имеет шансов на социальный успех, поскольку склонен рассуждать о достоинствах текста вместо того, чтобы демонстрировать публике, работодателю и коллегам собственные достоинства. Профессиональное заболевание: даже оставшись наедине с собой, мало-мальски опытный критик (не имеет значения, преуспел он на страницах престижных изданий, в сетевых форумах или в узком кругу приятелей) продолжает мысленно выступать перед невидимой аудиторией. Он и не знает уже толком, доставляет ли ему удовольствие очередной текст, зато всегда представляет, что именно следует о нем сказать.

Карфаген сей должен бы быть разрушен; невидимая аудитория — отправлена на костер, заготовленное публичное выступление — изничтожено в зародыше. Поскольку…

Впрочем, ладно.

2000 г.

Отопительный сезон

Сначала — только факты.

Итак, на самой что ни на есть заре третьего тысячелетия, в связи с наступлением коего столь бурно ликовали многочисленные сторонники христианской системы летоисчисления, жители далекой и загадочной страны Америки в количестве 35 человекотуш решили погреться у костра. Церемония духовного сугрева, известная отягощенной многими знаниями части человечества под красивым латинским названием «аутодафе», проходила под руководством преподобного отца Бендера, служащего в церкви конгрегации Harvest Assembly of God в пригороде Питсбурга. В качестве топлива использовались не только CD старых добрых "Black Sabbath" и новых «недобрых» "Pearl Jam", не только брошюры конкурентов — Свидетелей Иеговы, но и книги про Гарри Поттера.

Вот такой немудреный PR простоты, каковая, как известно, хуже воровства. Много хуже.

Мы верим, что "Гарри Поттер" поощряет интерес к колдовству, разного рода черной магии, к паранормальным вещам. Это против Бога. Это действительно плохо, — сказал преподобный отец Бендер журналистам. Тот факт, что от словосочетания "отец Бендер" прорыт прямой (и широкий) ассоциативный канал к ласкающему отечественное ухо "О. Бендеру", должен бы примирить меня с этим нелепым питсбургским батюшкой. Однако же нет, не примиряет почему-то.

Проще простого высмеять "благие намерения" тридцати пяти блаженных жителей "одноэтажной Америки" — высмеять и забыть. Однако глупость прихожан церкви конгрегации Harvest Assembly of God — отнюдь не забавный феномен; сожжение детской книжки про маленького волшебника — не уникальный казус рубежа тысячелетий, а событие, предсказать которое можно было, не утруждаясь паломничеством к Дельфийскому Оракулу. Книги Джоан Роулинг уже удаляли из школьных библиотек США и Австралии; некие протестантские фундаменталисты из Флориды уже учиняли скандал, когда сотрудники одной из библиотек штата решили раздать маленьким читателям шутливые "дипломы колдунов" — и ведь добились-таки своего, обломали детишкам праздник.

Поэтому костер отца Бендера — не столько нелепость, сколько закономерность. Закономерность не менее ужасающая, чем печальный конец каменных Будд, уже оплаканных мировым сообществом. Вообще, невзирая на разницу в масштабах, это события одного порядка: в обоих случаях служители бога давным-давно утратили связь с шефом и действуют по собственному разумению. В фундаменте религиозного фанатизма всегда лежит тривиальное обывательское мракобесие — всего-то!

Давно уже нет никакой инквизиции, однако затеянный ее функционерами отопительный сезон благополучно продолжается. Идет война — официально не объявленная, а потому — партизанская. Война духа и его "официальных представителей", этакий пролонгированный вялотекущий Армагеддон. Масштабы его зачастую смехотворны. Последствия тем не менее губительны.

2001 г.

Налегке

Славная и удивительная история произошла недавно — и не с вымышленным персонажем вроде меня, а с одной милой девушкой, живой и теплой. Условимся называть ее Дашей, поскольку я как-то не сообразил спросить, желает ли она стать героиней повествования под собственным именем или же предпочитает остаться прекрасной незнакомкой.

История эта, будь она выдуманной, показалась бы мне чрезмерно прямолинейной, бесстыдно прозрачной метафорой. Вся прелесть ее в достоверности, поскольку любая метафора обретает подлинную силу и красоту, лишь становясь эпизодом из настоящей человеческой жизни. Дело было так.

Дашенька наша отправилась в Австрию, дабы навестить там некую родственную душу, каковая душа к повествованию нашему не имеет решительно никакого отношения — и Аллах с нею…

Хотелось бы соврать, что это была первая Дашина поездка за границу, однако не поддамся искушению: вторая. Тоже, скажу вам, ничего себе.

То ли экономии ради, то ли прельстившись возможностью как следует выспаться и вдоволь помечтать у окна, Даша решительно отвергла услуги Аэрофлота и выбрала поезд. Билет она покупала заранее, поэтому никто не предупредил нашу путешественницу, что для пересечения границы с Чехией, пусть даже под надежным прикрытием спального вагона и шенгенской индульгенции, требуется соответствующая транзитная виза. Никакого злого умысла тут не было, просто правила следования российских странников через благословенный центр Европы изменились чуть ли не за день до Дашиного отъезда. Пассажиры узнали сию возбуждающую новость уже на Белорусском вокзале. В поезд их посадили, но честно предупредили, что все влипли: чехи, скорее всего, высадят. Граждане, обремененные многопудовой поклажей и орущими младенцами старшего школьного возраста, бросились сдавать билеты, а наша путешественница невозмутимо пожала плечами и отправилась на свое место. Источником ее спокойствия была не какая-нибудь хитроумная философская система (зная Дашеньку, я могу оценить абсурдность такого предположения, а вам придется поверить на слово), но элементарная констатация факта: у меня всего один рюкзак, да и тот легкий.

В вагоне, который должен был быть забит под завязку, оказалось всего несколько пассажиров. По свидетельству Дашеньки, все они сутки напролет курили в тамбуре и нервно обсуждали, что надо было все же не выпендриваться, а сдать билеты.

— Конечно, — говорила себе Даша, когда чувствовала, что общий мандраж может захлестнуть и ее, — у них вон сколько сумок, а я налегке, значит, и волноваться не о чем. Доберусь как-нибудь.

Чешские пограничники были вежливы, но неумолимы; нарушать новехонькое, еще пахнущее свежей типографской краской ПРАВИЛО они не собирались, а потому благополучно высадили Дашу на границе Словакии и Чехии, под покровом ночной темноты, согласно расписанию поездов и в полном соответствии с непреложными законами жанра. Далее, вопреки убогой логике повседневности, следует не маленькая дорожная драма, а кайф невыносимый. В отличие от прочих пассажиров, обремененных центнерами дорожной поклажи, Дашенька не заламывает руки у пограничного шлагбаума, а проводит полчаса в поучительной медитации над расписаниями поездов, автобусов и чуть ли не самокатов, изучает карту автомобильных дорог Словакии и производит некие хитроумные расчеты. Ею движет азарт: она хочет не просто добраться до Вены, но еще и сделать это как можно быстрее, догнать и даже перегнать предательский поезд, из уютного спального вагона коего ее только что насильственно извлекли.

После нескольких консультаций с доброжелательными служащими справочного бюро путешественница наша окончательно убеждается, что здесь ей ничего хорошего не светит: придется где-то ночевать в ожидании нужного поезда, выложить кучу денег за билет и все это для того, чтобы прибыть в Вену с опозданием на сутки. Но человеку, путешествующему налегке, не так уж трудно догадаться, что есть и другие города, через которые пролегают более удобные и экономичные железнодорожные маршруты, а убедиться в этом, еще немного пострадав над расписанием, — дело нескольких человекоминут.

Дашенька покидает здание вокзала, останавливает такси и вежливо спрашивает водителя, сколько стоит проезд до городской окраины, где можно выйти на трассу и вознести походную молитву добрым богам — покровителям автостопа.

("Вежливо спрашивает", — хотел бы я знать, на каком языке? Насколько мне известно, в школе у нашей странницы была твердая «тройка» по английскому, и с тех пор она освежала свои знания лишь однажды, когда училась работать на компьютере, но вряд ли знание слов exit, insert и enter действительно может существенно облегчить международные коммуникации. Я спросил у нее: "А как ты со всеми объяснялась?" — морщит лоб, хмурится: "А черт его знает, как, но я всех почему-то понимала, а они меня…" Все правильно, все правильно: тому, кто путешествует налегке, известно, что существует один-единственный человеческий язык, сотканный из звуков, жестов и озарений, а прочая лингвистическая дребедень — от лукавого.)

Итак, четверть часа спустя Дашенька вышла из такси на обочине загородного шоссе. Хорошо путешествовать налегке: можно завернуть в придорожный мотель, чтобы купить там банку лимонада, подружиться с заскучавшей ночной портьешкой (а как еще назвать очень юного ночного портье женского пола?). И случайная подружка нарисует тебе наилучший маршрут до маленького городка, где можно сесть в электричку, состоящую из локомотива и единственного вагона, выкрашенного в ярко-красный цвет, и добраться до другого городка, чуть побольше, откуда до вожделенной Вены рукой подать и чуть ли не каждый час туда отправляется пассажирский поезд. И попутчик тут же найдется: довезет куда надо, не обидит и не смутит, за коленки хватать не станет, зато доставит до самого вокзала, проводит к кассе и не уедет, пока не убедится, что билет куплен и вообще все у тебя в порядке. И еще потому хорошо путешествовать налегке, что нет другого способа узнать, как холодно бывает на рассвете в горах: утренний воздух пузырится на коже, словно оставшийся в банке лимонад, но ледяное его прикосновение сулит не простуду, а восторг и небывалую бодрость после бессонной ночи…