Книга из человеческой кожи

Мингуилло Фазан

Чрезмерно любящий свою жену читатель поймет, в чем состояла главная трудность.

Мою вторую жену оказалось намного труднее загнать в нору, нежели первую. В Венеции нашлись и такие благородные семейства, которые наотрез отказывались даже выслушивать мои увертюры. Похоже, их тревожило то, что я пустился на поиски новой супруги еще до того, как умерла Амалия. Вдобавок ко всему чиновник Sanita,обеспокоенный кое-какими вздорными слухами, явился ко мне и потребовал разрешения осмотреть мою супругу.

Я отвел его в спальню Амалии, где он тщательно записал все симптомы ее довольно-таки апатичного состояния. Читатель вправе изумиться моему самообладанию, которое смело можно назвать историческим. И впрямь, в глубине души я чувствовал непоколебимое спокойствие. Я знал, что внешний осмотр моей супруги ничего не докажет.

Однако же, после того как чиновник убрался, я вдруг ощутил, что меня охватывает неудержимый гнев.

Страстно желая обзавестись супругой, способной родить мне сына, я уже начал некоторые приготовления по случаю моего нового бракосочетания, например запланировал изобильный стол, который повергнет моих гостей в шок своим богатством и изысканностью, а также заготовил горсть мелких монет и мешок сухарей для раздачи беднякам на ступенях Церкви. Свадьба обойдется мне почти в такую же сумму, как и приобретение книги из человеческой кожи!

Загадочный мистер Хэмиш Гилфитер должен был прибыть в Венецию в самое ближайшее время. Я даже начал подумывать, нет ли у него случаем парочки плодовитых дочерей, прижитых от какой-нибудь пребывающей в вечной меланхолии жены в скалистом шотландском замке. Если уж матерью моего сына не суждено стать уроженке Венеции, то для этой цели вполне подойдет и чужестранка. Преимуществами для меня станут ее невежество и изоляция от общества, в котором у нее нет знакомых и друзей.

Доктор Санто Альдобрандини

Sanitaначала действовать по моему denuncia, [159] но ограничилась лишь официальным осмотром Амалии, прикованной болезнью к постели. Они даже не удосужились прислать к ней врача. У меня упало сердце, когда я сообразил, что только в случае смерти Амалии мой denunciaимел бы какие-либо последствия.

С помощью лекарств, которые так дорого обходились мне, мы день за днем поддерживали в Амалии жизнь. Иногда я страшился того, что мы лишь продлеваем ее агонию: смерть могла бы стать счастливым избавлением для несчастной девушки, связанной узами брака с Мингуилло Фазаном.

159

Заявление, донос (итал.).

Тем временем все мысли Джанни занимал сводный брат, которого он обнаружил в Арекипе. Он был убежден в том, что мы должны написать юноше и рассказать ему о тех несчастьях, что выпали на долю его сестры. Добряк слуга разволновался не на шутку и все время бормотал что-то насчет «волос», [160] но я никак не мог взять в толк, что он имеет в виду.

Порывистый и импульсивный Джанни также возлагал самые дикие надежды на шотландского торговца, который вскоре должен был прибыть в Венецию для встречи с Мингуилло. Этот торговец знавал Марчеллу еще в те времена, когда она занималась живописью вместе с Сесилией Корнаро. А потом само Провидение привело его в Венецию, откуда он благополучно сопроводил Марчеллу через океан в Южную Америку. Правдой было и то, что именно он передал нам с Джанни те единственные письма, которые мы получили от Марчеллы. Этот Хэмиш Гилфитер явно казалсякем-то большим, чем просто услужливый курьер.

160

Игра слов: «hair» (волосы) и «heir» (наследник). Для неграмотного Джанни они звучали одинаково, а мы знаем, что он считал Фернандо возможным законным наследником.

Но я не мог исполниться такого же энтузиазма, как Джанни. Проблема, на мой взгляд, заключалась в том, что этот Хэмиш Гилфитер вознамерился сотрудничать с Мингуилло Фазаном: уже за одно это я склонен был заранее счесть его недостойной и не заслуживающей доверия личностью.

Марчелла Фазан

– Это то же самое, что «да»! – Рафаэла была вне себя от радости.

– То же самое, что и «пока нет».

На следующее воскресенье в церкви я смогла обменяться застенчивыми улыбками с Фернандо и его матерью. Судя по тому, что лица их лучились радостью, prioraи в самом деле вселила в них надежду на благоприятный исход.

Призвав меня к себе в следующий раз, мать настоятельница заявила:

– Ваш брат находится в locutorio.Ступайте к нему. Я лично стану наблюдать за вашей встречей, но уши мои будут заняты Россини, так что можете считать это приватной встречей.

– А как же вы…

– Уладила вопрос с vicaria?Вам лучше не знать об этом, дитя мое. Мне бы не хотелось лишний раз унижать ее или усиливать ту неприязнь, которую она к вам испытывает.

От облегчения у меня едва не подкосились ноги. Я опустилась на колени и поцеловала ее кольцо. Мне не хотелось повторять с ней ту ошибку, что я совершила в отношении Джанни, Сесилии и падре Порталупи. Я хотела, чтобы она знала: мне нужна ее помощь и она заслужила мое безусловное доверие.

Мой новый брат знает о том, что я калека? Такой была моя первая мысль, когда я, хромая, вошла в узкую комнату, перегороженную решеткой, под аккомпанемент громкой музыки, доносившейся из канцелярии priora.Инстинктивно я попыталась скрыть тот факт, что подволакиваю правую ногу.

Фернандо уже стоял у решетки, вцепившись руками в железные прутья.

– Сестра? Марчелла? – Душившие его слезы тихо капали на металлическую преграду.

Я вглядывалась в лицо юноши, видя на нем полузабытое любящее выражение, с которым когда-то смотрел на меня отец. Говорить я не могла.

– Марчелла, – со священным трепетом в голосе прошептал он, – или я должен называть тебя сестра Констанция?

По-испански он говорил с акцентом Нового Света, но я уже научилась понимать местный диалект. Я ощутила на себе взгляд priora,которая смотрела на меня через решетку в дальнем конце комнаты. Фернандо с такой силой стиснул металлические прутья, что у него побелели костяшки пальцев.

– Меня зовут сестра Констанция, Фернандо. Я очень рада познакомиться с тобой.

При этих словах он громко разрыдался. Я стояла в шаге от решетки и смотрела, как содрогаются его плечи. Мне очень хотелось протянуть руку и коснуться его тонких изящных пальцев. Но я знала, как много зависит от моей выдержки.

– Должно быть, наш отец очень любил тебя, – успокаивающе проговорила я. – Он бы гордился тобой, если бы узнал, как ты заботишься о своей матери. Здесь, в монастыре, я слышу о тебе только хорошее.

Он всхлипнул:

– А там, в городе… все только и говорят о тех ужасных мучениях, которым подверг тебя этот cerdo. [161] Мингуилло…

– Ш-ш, тише. – Я склонила голову в сторону решетки, из-за которой в свете ламп поблескивали всепонимающие глаза priora.

– Я хотел сказать… Я имел в виду, сестра, что ты была та одинока в этом мире, и я хочу, мы с мамой хотим, чтобы ты знала – ты больше не одинока. Мы хотим, чтобы ты знала – мы уже полюбили тебя.

161

Негодяй, мерзавец, свинья (исп.).