Книга Кораблей. Чародеи

Советница же, не теряя времени даром, прощемилась между верующими и, обреченно вздохнув, сошла с мостков, посчитав, что мягкая грязь — это все же безопаснее.

Пробежав обочиной и окончательно изгваздав подол котты, леди Блэкмунд настигла-таки начало процессии, продолжавшей неуклонно двигаться вперед. Святое шествие уже практически завершило свой путь, и летевший впереди отец Якуб в развевающихся одеждах победно потрясал флагом Мерриана, точно рыцарь, разящий неприятеля.

— Ваше Преосвященство! — Хельга, подобрав тяжелый подол, рванулась к ордальону. — Что ж вы делаете! Вы же половину паствы по дороге потеряли!

Жижель недовольно покосился на советницу, сглотнул, ошарашенный ее видом, и резко остановился.

— Пани советница! — он изумленно вытаращился на грязные разводы, тут и там покрывавшие ее руки, платье и лицо. — Что с вами произошло?

— Я пострадала за веру, — мрачно уронила Хельга, и тут сверху вновь полились потоки воды. Небеса потемнели, сверкнула косая молния и, придерживая руками взметнувшиеся под неожиданно сильным порывом ветра накидки, чепцы и плащи, Святое шествие кинулось укрываться под сводами кафедрального собора.

Глава 8 Мерриан. Хельга Блэкмунд

Собор святого Мерриана по сравнению с двухэтажными домами, лепившимися вдоль узких улочек, был грандиозен. Четыре высоких прямоугольных колокольни по углам главного нефа, возносящегося к небу позолоченным шпилем, были окрашены в небесно-голубой цвет. Изящные белоснежные колонны обрамляли массивные дубовые врата, украшенные резьбой и золотом. Ворот, ведущих внутрь собора, было четыре — на все стороны света, и с какой бы улицы ни явился к храму прихожанин, всегда складывалось ощущение, что попадает внутрь он непременно через главный вход.

Мельком оглядев собор, спешащая вместе с толпой укрыться от ливня Хельга поняла, что уже видела это великолепие: здание являлось точной копией столичного храма Судии. Только кафедральный собор Солейла был белоснежным и раза в два крупнее меррианского. Очевидно, провинциальные зодчие посчитали, что негоже превосходить столицу, и гордыню свою вовремя смирили.

Советница припомнила, как когда-то Торус рассказывал ей почти двухсотлетней давности историю строительства храма в Солейле — тогда людям во всю помогали подымать стены элвилин. Но постепенно такая «мелочь» стала забываться, а с тех пор, как к власти в Даринге пришел Орден Божьего суда, и вовсе замалчивалась. Волшебница раздраженно поправила сбившийся чепец и поморщилась — воспоминание о легате, как всегда, отозвалось болезненным ощущением в груди. Хельга подняла голову и вновь окинула взглядом здание. В хорошую погоду оно должно было играть позолотой и переливаться на солнце, однако, сейчас, когда тяжелые серые тучи почти опустились на позолоченный шпиль, а сильный дождь водопадом катился с водостоков, впечатление храм производил скорее гнетущее.

Площадь вокруг собора, мощенная серым камнем, пузырилась лужами, бурлила потоками воды, и пока Святое шествие втекало в распахнутые настежь двери, люди успели вымокнуть до нитки. Ко всему прочему, пока волшебница рассматривала здание, толпа успела отрезать ее от конвента, и теперь Хельгу теснили и пихали в бока простые горожане.

Внутри отец Якуб уже приступил к служению и, буквально внесенная толпой, советница поняла, что усесться на одну из стоящих стройными рядами скамей ей определенно не удастся. Обширное, гулкое помещение было до краев заполнено волнующимся морем прихожан, которые суетливо пытались отвоевать друг у друга свободные места. Большая часть осталась стоять в проходах, в боковых нефах и у самых дверей, плотно притиснувшись друг к другу. В конце концов, Хельга с трудом пробилась-таки к одной из белоснежных мраморных колонн, облегченно оперлась на нее и огляделась. Неф с узкими стрельчатыми окнами, чуть пропускавшими с улицы скудный свет, был озарен множеством водруженных на кованые подставки свечей. Пламя дрожало, потрескивало, играло тенями на мокрых лицах и бликовало на золотых фигурах святых сподвижников, украшавших распахнутые врата в алтарь. Внутри его, за круглой фигурой воздевшего к небесам руки Жижеля, матово поблескивала темная статуя святого Мерриана, державшего огромные чашечные весы.

— И приидешь, властитель, и воздашь каждому по делам его, — со всех сторон доносилось до советницы фальшивое, но проникновенное пение горожан. У некоторых на щеках блестели слезы умиления, и леди Блэкмунд почему-то почувствовала себя виноватой. Она никогда не отличалась излишней религиозностью и, работая на Орден, отстаивала службы скорее по необходимости, нежели из искреннего желания спасти свою грешную душу. Нахмурившись, волшебница очертила лоб двумя перстами и постаралась хотя бы на этот раз думать не о навалившихся на нее делах и испорченной одежде, а попытаться проникнуться общим настроением богослужения.

Члены конвента — рыцари и священники — через одного торжественно стояли перед алтарем. Плащи их с нашитыми на плечах эмблемами Ордена — серпами у воинов, и весами у священства, — складывались во впечатляющую черно-красную мозаику. Время от времени ордальоны синхронно вскидывали в воздух копья и жезлы и мрачным хором восклицали «Да будет так!», подтверждая неутешительные обещания, перечисляемые в адрес грешников Его Преосвященством.

Примерно через час от начала действа леди Блэкмунд, привыкшая обычно удобно сидеть на одной из передних скамеек, почувствовала, что ноги ее затекли, разбитое колено увеличилось в размерах раза в три; а дышавшая сбоку чесноком худощавая прихожанка стала вызывать искреннее желание сказать ей гадость.

Через два часа стояния в духоте и тесноте Хельга решила, что с нее достаточно — все равно отец Якуб вряд ли мог разглядеть советницу в общей толпе женщин, одетых в одинаковые белые чепцы, — и решительно стала пробиваться к выходу. Вокруг зашипели, и тощая соседка, к которой к тому времени советница успела воспылать поистине неземной любовью, весьма чувствительно ткнула Хельгу острым локтем в бок. Та собиралась, было, дать сдачи, как вдруг по толпе пробежал благоговейный шепот, и, обернувшись к алтарю, советница узрела, что отец Якуб с величавым видом вскинул вверх пухлую ладонь.

— Все вы сегодня стали свидетелями чуда, когда на нашу благочестивую… — он замялся, и один из стоящих рядом священников, сделав шаг к Жижелю, шепнул тому что-то на ухо. Лицо комтура разгладилось.

— …на нашу благочестивую Клариссу, жену пекаря, снизошло благословение Судии. Ибо явление голубя, как говорится в четвертом трактате святого Мерриана, свидетельствует, что не только тот, кому явилась божественная птица, отмечен за свою праведность, — голос Якуба взлетел к сводам храма и зазвенел.

— Но и те, кто помогал персоне сей в ее богоугодных делах, являются поистине избранными!

Хельга удивленно вытаращилась на освещенное фанатичным светом лицо комтура, фыркнула, за что тут же снова была приложена локтем, и с восхищением подумала, что с такой наглостью она встречается впервые.

Прихожане радостно зашумели, группа мужчин справа завела суровыми голосами хвалебное песнопение, а Жижель торжественно продолжал:

— Чудо сие свидетельствует, что Судия смилостивился и простил нам дела неправедные, из-за коих и попустил в нашем городе явление чернокнижника поганого…

Советница с грустью вспомнила, насколько веселым, обаятельным и общительным человеком был некогда помянутый недобрым словом некромант. Во всяком случае, до того момента, когда она увидела его в последний раз, два года назад. Волшебница до сих пор так и не смогла избавиться от чувства испуга, жалости и раскаяния, накатившего на нее волной, когда, подняв голову от обнаженного плеча Торуса, встретила взгляд застывшего в дверях Салзара. Сначала в прозрачных глазах некроманта промелькнуло удивление, неуверенность, потом надежда на то, что все увиденное может оказаться очередной глупой шуткой, а потом на смену надежде пришли злоба, ненависть и боль. Словно в дурном сне, где все движется очень медленно, а ты не можешь сделать и шагу, Хельга видела, как со лба Мидеса, наискосок, по щеке сползла капля пота. А потом он резко повернулся и вышел, хлопнув дверью так, что со стола покатился резной деревянный кубок, расплескав по скатерти красные лужицы, похожие на кровь. Сначала Хельга хотела ринуться следом, догнать, объяснить, что она не желала причинять другу боль, что просто не смогла противиться чувству и поэтому предала. И, возможно, если бы она с самого начала сказала Салзару, что не испытывает к нему больше привязанности, тому было бы намного проще примириться с правдой. Но потом, посмотрев в насмешливое лицо Торуса Фенхеля эйп Леденваля, Хельга отчетливо поняла, что какие бы слова она теперь ни сказала Мидесу, как бы ни клялась, что просто хотела сохранить дружбу, ничего уже не изменить…