Могла ли знать тогда она,Скликая бабий бунт,Что символ даст сама веснаЗа несколько секунд.И на фронта, разбив весь мир:На женский и мужскойПогнала
дядей из квартир,Взяв деньги и покой.– Чем позабавить наших дам?Чем душу удивить?Что станет откупом грехам,Успевшим нагрешить?Что усладит их нрав и вкус,Расскажет о любви,Заставит биться чаще пульсАдреналин в крови?Как не ударить в грязь лицом?И даже если гневОбрушится литым свинцомПотешить не сумев,Сумеет морду уберечьОт хлесткого цветка.И все же, что б могло увлечьЕе наверняка?Шуршащий, хрупкий лепестокТюльпана столь красив,Но стебель тонок и жесток.«Леща» им отхватив,Окрасит щеки кумачомТюльпана в алый цвет,И стеблем, словно секачомПорубит мой портрет.А роза стерва из стервей!Шипами раскромсатьАнфас мордашечки моей -То лучше и не знать!Познать «нарциссом по лицу»Отнюдь желанья нет.Листва кинжалом молодцуК врачу пришлет билет.А что за нежный желтый пух?Пьянящий
аромат?И мягкий лист, и сочный дух,И стебельков каскад?– Мимоза, сударь! – Боже мой!Столь мягкий первоцветЕго я отнесу домой,Для любушки букет.И если даже получатьНаотмашь по лицу,Пушисто-мягкая печатьПоможет молодцу.Могла ли Кларочка тогда,Скликая бабий бунт,Знать, что мимозная веснаЗа несколько секундРастопит снег и лед в душе,Сердца соединитИ коль «по морде дать» – клише,То морда не болит.
***
Я не сушу воспоминанья,Не консервирую любовь,К соцветьям самоистязаньяНе возвращаюсь вновь и вновь.Ликуя, собираю розыВ корзину из волшебных снов.Поняв, что это только грезы,Бросаю их в костер из строф.На этом все! Но есть в секретеЦветки лаванды с южных гор.В них до сих ппор гуляет ветер,Жужжит сонет пчелиный хор.И кожу солнечные бликиЛаскают нежно поутру.Альпийских гор седые пикиС лучами в вист ведут игру.И со спины, подкравшись тихо,Как плеск и шорох вешних струй,Мурлыча на французском лихо,
