Книга обманов
Шрифт:
Принцессы не плачут, когда не получают того, что хотят; когда у них умирает собака; когда их не полюбят; когда их пытаются оскорбить – принцессы гневаются, но не плачут. Когда ей исполнилось 15, отец сказал:
– Дитя, государство ослабело, нам необходимы сильные союзники. Король, наш сосед, недавно овдовел и нуждается в новой супруге.
– Сколько ему лет, отец?
– Шестьдесят два. Дитя, он не молод и здоровье его подорвано. Но это означает, что не позже чем через десять
– Нет, я готова.
В свою первую брачную ночь девочка лежит в постели рядом со спящим мужем и улыбается, глядя в темноту.
«Десять лет, Боже, всего десять лет, и я смогу плакать, сколько захочу»
Потому что скучно смотреть на тех, кто не нравится, мы отводим глаза при первой возможности и глядим куда-то выше и дальше – на то, чего на свете нет. И зачастую представления о том, с кем проводишь годы, остаются на уровне первых недель знакомства, когда оценил мельком, составил первое впечатление – и отвернулся. Чего там, всё понятно: нормальный человек, не очень умный, заботливый, – ладно, пусть остаётся. И даже самые добрые с трудом верят, что в этих «ненастоящих» может быть хоть что-нибудь особенное. «Ненастоящий человек» сначала пытается привлечь ускользающий взгляд, потом устаёт, злится, приходит в ярость, режет свои руки, чтобы показать, что вот она, его кровь, такая же красная, как у тебя, и вот его боль, такая же острая, как твоя.
А тот, кто не любит, только пожимает плечами и потом говорит друзьям: «Да нормально всё было, а потом чего-то испортился он. Сломался».
Из жизни мёртвых обманщиков
Среди тех-кем-хотелось-быть эта роль самая сладкая. Примет всего три: власть над материалом, безымянная любовь откуда-то снизу, из темноты, и совершенное сердце – гладкое без изъяна.
Актёр, пожалуй, годится как символ: тут и талант, и восходящие от зала потоки любви, и сияющее драгоценное бесчувствие.
Но можно собрать идеал по частям. Для удовлетворения демиургических потребностей написать книгу или стать ремесленником, завести собаку, чтобы обожала, а для чистоты сердца жить с нелюбимыми. К сожалению, едва успеваешь нарядиться в правильную одежду, окончательно войти в образ и освоить царственное приветствие подбородком вверх, как узнаешь стыдный секрет: равнодушное божество завидует своей собаке. И завидует женщине, что живёт с тем, кого любит. Она просыпается рядом и сначала поворачивается в его сторону, а уже потом открывает глаза и сразу видит – ещё не раздраженного, ещё не лгущего, ещё беззащитного, ещё – её: смятые ресницы, расслабленные губы, спутанные пряди, прилипшие к щеке. Дышит.
Равнодушное божество долго и покорно лежит, прикидываясь спящим. Чувствует на себе требовательный и горестный взгляд, и рот его наполняется злостью, потому что вот оно-то не может позволить себе это жалкое разрушительное счастье – жить с тем, кого любишь, и быть нелюбимым.
Равнодушное божество поворачивает голову, открывает глаза и улыбается.
«Самое важное – никогда не переживать из-за поступков других людей. Серьёзного беспокойства заслуживаю только я сама да божий промысел». И поэтому она просто пожимает плечами и откладывает телефон. Включает компьютер и неторопливо перелистывает френдленту. Спотыкается о запись, в которой говорится о гибели чьей-то кошки, замирает на пару секунд, откидывается на спинку кресла и горько неудержимо плачет.
Семь маленьких гневных божеств дремлют у меня в животе, как семь виноградин опухоли. Ярость, гордыня, мщение – слева; презрение, ревность, ненависть – справа; горе в самой середине. Первое бело, второе красно, третье небесной голубизны. Четвертое желтое, пятое зелёное, шестое черно. Седьмое отливает оранжевым.
Иногда они пытаются проснуться и запылать, чтобы разорвать моё золотистое добродушное тело. И тогда я подхожу к зеркалу.
Я по-прежнему похожа на цветок, хотя и немного повядший. Скажем, лилия или лотос, чьи лепестки кое-где истончились, но запах сладок. И что там может взорваться, внутри цветка? Он не способен убить даже шмеля. Разве только кто-то вдохнёт, спрятав лицо в букет, а потом чихнёт, и желтая пыльца взовьётся, испачкав ему нос и подбородок.
Спите, мои маленькие гневные божества, не смешите людей. Om Akshobhya Hum.
Кто любит, кто не любит, чем сердце успокоится
Каждый раз, когда она собирается его бросить... это очень легко при их отношениях – нужно всего лишь перестать ему звонить... каждый раз он ей снится. Таким, как его задумал Бог – в драной тельняшке и джинсах, спокойный, иногда улыбается, иногда обнимает за плечи. И ей больше не кажется, что всё просто, как выкинуть залежавшееся в шкафу платье не по размеру, освободить полочку – уже и другое платье на неё приготовлено.
Этот покой, он только во сне и остался – но ведь он есть.
И, кроме того, ну не звонит, не звонит – но приснился же, приснился? Значит, тоже обо мне думает.
– Жена тебя так любит, а ты плохо с ней обращаешься. Но я всё равно страшно ей завидую – не потому, что ты такой прекрасный, просто завидую тому, что она живёт с тем, кого любит. Это ежедневное счастье просыпаться...
– Тоже мне, счастье. Я стал... сварливый.
– Ты?! Ты, моя радость? Да я не помню тебя в дурном настроении, неужели ты бываешь злым?
– Да вообще ужас, придираюсь, ору, самому стыдно.
– А я, ты знаешь, тоже. Иногда просто не могу собой владеть. До того потом неловко...
– Не обижай мужа, он тебя так любит. Не представляю, что с ним будет, если ты уйдёшь.
– Куда мы от них, моя радость.
Через неделю она выпытывает у подруги его жены:
– Ну, как там половина его, страдает?
– Знаешь, давно успокоилась. Сколько можно, в конце концов. Занимается своими делами, на него внимания особо не обращает.
– Ну и слава богу. Хотя, наверное, всё-таки страдает – в глубине души.
Возвращается домой, переполненная чувством вины: ведь муж так её любит, а она уделяет ему недостаточно внимания. С кем попало готова болтать часами, а ему десять минут подарить ленится. И вечером начинает рассказывать что-то смешное и милое, о том, как день прошел, добавляет немного сплетен, иронии, забавных подробностей... Делает паузу, чтобы он мог ответить, но реплики не получает: муж смотрит в телевизор. Она продолжает болтать и следующие минут пять несёт бессвязную чепуху, потом замолкает, и он, ухвативший последнее слово, говорит: