Книга осенних демонов

Человек Со Стены показался целиком. Дрожа как в малярии, Земба предпринял героическое усилие встать, после чего зашелся в болезненном свистящем кашле, который вновь свалил его на мокрую от пота подушку.

Человек подошел, стуча каблуками, и стал перед ним, а потом одним движением сорвал с него кислородную подушку.

– Ну, и как мы себя чувствуем? – спросил он. В эту минуту Земба должен был определенно потерять сознание, но не знал, как это сделать. Человек Со Стены бросил на пол кислородную подушку, превратившуюся в кусок бесполезного пластика; искусственное легкое захлебнулось спазматическим дыханием, кислород ядовито свистел, наполняя воздух запахом металла. Датчики завыли электронными голосами, возвещая тревогу. Земба подергивался на кровати, кашляя и задыхаясь, а Человек Со Стены прохаживался по палате, как страшная карикатура врача. На нем был даже грязный белый халат, будто он пришел на обход или навестить больного. Он сорвал с изголовья кровати карту больного и стал изучать ее, понимающе цокая, а потом поднял взор на синеющего Зембу.

– Прекрасно, – произнес он. – Обожаю больницы и хорошо продуманные болезни. А это, – он помахал рамкой со вставленной в нее историей, – это шедевр. Просто генетическая бомба с часовым механизмом. – Он присел на кровати Зембы и дохнул ему прямо в лицо трупным запахом. – Она пожирает тебя изнутри, она вписана в структуру каждой клетки. Распространяется как пожар или как сумасшествие. Сумасшествие прекрасно! Что с тобой? Ты задыхаешься? – Он потянул к Зембе крючковатую худую ладонь, схватил все провода в кучу и выдернул их одновременно. Монитор захлебнулся в отчаянном писке. Человек Со Стены встал и с силой ударил по нему кулаком. Аппарат замолк. Земба вытянулся и застыл.

– Ну же, перестань, – недовольно произнес Человек Со Стены. – Мы еще не закончили разговор, кроме того, я пришел к тебе, и ты не уйдешь так просто, не попрощавшись. Так нельзя относиться к гостям.

Он прижал два пальца к устам, словно хотел дать благословение, а потом вдруг скорчил презрительную гримасу и стукнул этими пальцами Зембу по лбу. Больной дернулся, словно пораженный электрическим током, и внезапно сел на кровати. Некоторое время он тяжело дышал, прижимая ладонь к грудине, а потом вдруг замер. Его дыхание становилось более свободным и словно осторожным. На обезображенном болезнью лице появилось выражение недоверия.

– У меня к тебе дело, – заявил Человек Со Стены. – И я предпочел бы, чтобы ты не мешал разговору своим рассыпающимся организмом. Как тебе дышится?

– Кто… – слабо пробормотал Земба.

– Это не первый мой разговор, потому я не буду отвечать на банальные вопросы. Мы же не в кино.

Вдруг он перевернулся на кровати, перекидывая над Зембой худую ногу, на ковбойском ботинке блеснула подкова и чешуйчатая змеиная кожа, после чего он уселся на грудь больного и схватил его за горло.

– Это честь – говорить со мной, урод ты недоделанный, – просвистел Человек Со Стены. – Я редко снисхожу до того, чтобы разговаривать с низшей расой. Я знаю все твои вопросы и ответы, потому это и скучно.

Он с вожделением облизал губы и захохотал. Вблизи его лицо казалось совершенно живым, были видны мелкие волоски на щеках, у него не было обычной щетины, потому он немного походил на девушку. Гермафродитоподобный сумасшедший демон со стены. Он словно услышал мысли Зембы, снял очки, демонстрируя черные, как уголь, зрачки и ослепительно блестящие, почти фиолетовые белки. Поправил волосы и кокетливо посмотрел отрепетированными дамскими движениями.

– А сейчас послушай. Все идет по плану. Все гениально придумано и запланировано. Этот мир на сто процентов материален, понимаешь? Наука и статистика. И ничего больше. Ничего, понимаешь? Никакой надежды. То, чего ты не понимаешь или что не случается согласно статистике, того не существует, мерзавец! Медицина, физика, математика и статистика. Вот этого ты и должен держаться, бритый ты павиан! Это и есть твой мир! То, чего нет, то мое! Такая система существовала всегда, и не тебе ее менять. Чудес нет, нет ни ада, ни рая, ни меня, но прежде всего, нет никаких гребаных Карт. Никакого мистического чертова сохранения равновесия. Нет. Если у тебя не складывается жизнь, то лишь потому, что ты – гребаный неудачник. Ноль. Увечный психологический экземпляр. Дерьмо. Отброс. Не умеешь заработать кучу бабок, значит, у тебя их не будет. – Он сжал щеки Зембы в клювик и потряс ими. – Ты не заслуживаешь бабок, ясно? Не умеешь – подыхай. Так гласят естественные науки. Гниющие останки должны упасть на дно и стать тиной. Ни один мерзавец не будет идти против течения обмена веществ, размахивая чудесами.

– Ты галлюцинация, – произнес Земба слабым, высохшим голосом, похожим на шелест листьев под ногами ноябрьской траурной процессии.

– Наконец-то, – обрадовался Человек Со Стены. – Наконец-то начинаешь понимать, о чем речь. Дай мне Карту, и мир вернется на свое место. Галлюцинации останутся галлюцинациями, чудеса вернутся в сказки и, – фыркнул он, – в Библию. Ты сможешь даже еще пожить. Мы закончим эту сцену и позволим ей остаться кошмаром, который утром рассеется. Ну, давай Карту, и перейдем к этому: «А утром оказалось, что все это было только сном». Ну что?

– Отойди от меня, сатана, – простонал Земба. – Ego te exorciso…

– О, в зад тебя! – разозлился Человек Со Стены. – Кем ты себя считаешь? Великим святым? Мы не будем в такой манере разговаривать! Еще раз. – Он слез с Зембы, схватил его за грудки и одним рывком поставил на ноги. Больной рефлекторно расставил в стороны руки, убежденный, что еще минута, и он беспомощно рухнет на серый больничный линолеум, но, несмотря на внезапно обмякшие ноги, Земба смог удержаться в вертикальном положении. Странно, но у него ничего не болело, он оставался удивительно спокоен, как будто получил приличную дозу транквилизатора. Все казалось ему каким-то далеким, банальным и не рождало эмоций. Он разговаривал с демоном, а может, и с дьяволом, а может, у него просто были галлюцинации. Ну и что с того? Мало ли странных вещей на свете?!

Человек Со Стены прижал большой палец к его лбу, и показалось, что это от этого пальца текло все безразличие к происходящему кошмару и вся сила, которая держала Зембу на ногах. Палец был твердый, сухой и холодный, словно мертвая ящерица.

– Начинаем с начала, – произнес Человек Со Стены. – Существую ли я?

– Нет, – безразлично сказал Земба. Внезапный приступ так знакомой боли в долю секунды скрутил его в клубок воющего страдания. Раздался треск, и между лбом и прижатым к нему большим пальцем вдруг появился фиолетовый отблеск электрического разряда, который прижимал Зембу спиной к стене. Он рухнул на пол, разбив щеку о спинку кровати. Какой-то аппарат с гулким металлическим грохотом упал со стеллажа.

– Неправильный ответ, – строго произнес Человек Со Стены. – Ты бредишь, не ведешь разговор. Не думаешь. А мне нужно с тобой поговорить.

Земба некоторое время беспомощно корчился в приступе боли, а потом вдруг проснулся. Он лежал на холодном полу, больной, умирающий, проклятый и оставленный всеми. Перед ним стояло чудовище, и потому весь мир не имел смысла и в нем не было никаких законов или надежды. Его мозг лишь на секунду допустил все это, после чего в нем наступил коллапс. На поле битвы остался только внутренний ребенок, Зембе в этот момент было четыре года. Он свернулся клубочком у стены и, уставив безжизненный взгляд в бумажки и лежащую под кроватью пыль, расплакался.

– Эх, люди-люди, – с жалостью произнес Человек Со Стены. – Если бы в вас было столько силы, сколько помещается страдания, то вы бы были равны богам. Великолепно. Самые прекрасные игрушки, какие только можно себе представить. Столько боли! Вижу, что мы так не договоримся. – Он взмахнул ладонью, и Земба очнулся от забытья так внезапно, словно надувной жилет выбросил его на поверхность действительности. Он перестал плакать, но со свистом вдохнул воздух и начал дергаться.

– Приглашаю, – сказал Человек Со Стены, повернулся, скрипнув каблуками, и толкнул стеклянную дверь в коридор. Земба встал, как зомби, и пошел за ним. Он не знал зачем.