Книга пятничных рассказявок. Зеленый том

– Нитчего страшного, – подбодрил его седовласый джентльмен с ужасным акцентом, – я барон фон Скотинофф, если чтой, обращайтесь.

Молодой человек кивнул и продолжил.

– Как и вы, я ужасно страдаю от своей фамилии.

Общество согласно загудело.

– Особенно невыносимо это при общении с девушками. Стоит им узнать фамилию… Их фраза «Так и знала, что ты скотина» стала для меня настоящим кошмаром.

– О-ла-ла! – Итальянец Скотинелли сокрушенно покачал головой. – Это действительно ужасно! Так говорить мужчине – обижать до глубины души.

Юноша кивнул.

– И ведь я не делал им ничего плохого!

– Все они такие, – пророкотал грузный седой старик, – и не только бабы. Я уже тридцать лет держу семью в Нью-Йорке. Мы не продаем наркотики, не торгуем оружием. Всего лишь обеспечиваем безопасность девочек и даем людям немного делать ставки. Но нет! Каждый норовит сказать, что дон Скотино – скотина.

– Да, да, да! Просто негодяи! Послушайте, – тощий франт вскочил со своего места и заходил вокруг стола, – они говорят, Скотиньяк, мы не дадим тебе делать бренди под маркой «скотиньяк». Это, говорят, позорит французское достоинство. Да как можно? Скотиньяки начали делать его гораздо раньше «коньяков», а теперь нам нельзя!

– Никакого уважения, – японец в строгом костюме покачал головой, – при сёгунах Скотодзаки были уважаемым родом. А теперь? Даже гайдзины шепчутся за спиной, а гейши смотрят свысока.

– Оливки! – Хлопнул ладонью по столу загорелый фермер. – Не хотим, говорят, брать оливки у человека по фамилии Скотинопулус. А вдруг он их, скотина, пестицидами посыпает?

– Вот скажите, как они смеют? – Эффектная девица в сильно декольтированном платье размахивала кулачком. – Скотиняусы всегда были честными людьми, а они? «Срочно замуж и смени фамилию» – да как можно так?

Все ужасно шумели, пытаясь говорить разом. Но тут дверь в зал громко скрипнула, заставив общество замолчать. На пороге стоял очкарик с острой пегой бородкой.

– Простите, это секция «Козловых»?

– Нет, – председатель Скотинюнин покачал головой, – тут секция «Скотиновых». Вам дальше по коридору, третья дверь слева.

– Спасибо, спасибо, я так и подумал; запах тут у вас специфический, – тип в очках гаденько улыбнулся и тряхнул бородкой. – Всего вам хорошего, скотинушки.

И быстро закрыл за собой дверь. Собрание застыло в тишине, пораженное невообразимым хамством.

– Вот козёл! – совершенно без акцента выразил общую мысль фон Скотинофф.

Командировка

– Это безобразие!

Ангел оторвал взгляд от Большой Книги судеб и с укором посмотрел на душу.

– Не надо кричать.

– Как это не надо? Тут творится такое безобразие, а мне молчать?! Нет уж, я требую пересмотра своего дела.

Крылатый вздохнул, закрыл Книгу и нацепил на нос очки.

– Назовите номер своего райского удостоверения и изложите суть ваших претензий.

– Жэ Пэ сто тридцать восемь триста пятьдесят шесть семьсот двадцать пять Альфа бис.

На столе появилась толстая картонная папка.

– И чем вы недовольны?

– Мне неправильно посчитали стаж! Начислили всего восемнадцать лет, пять месяцев, три дня и семь часов. Ах да, и еще семь минут две секунды. А я, между прочим, почти восемьдесят лет прожил!

– Согласно трудовому кодексу загробного мира, статьям десять и двенадцать, а также пункту седьмому параграфа триста двадцать второго, в стаж для получения райской пенсии входит срок, прожитый в земной жизни с пользой для вселенной, – отбарабанил райский чиновник и поправил очки, – вы должны это знать. Это рассказывают на третьем занятии для новичков.

– Я это знаю. Но посчитали мне его неправильно!

– Хорошо, давайте посмотрим.

Ангел пододвинул к себе папку, открыл и молча погрузился в бумаги. Душа нависла над чиновником и пыталась заглянуть в документы. Но тот отмахивался пушистым крылом и не дал разглядеть даже пару букв.

– Нет, всё верно, – ангел снял очки и протер мягкой тряпочкой, – всё измерено, взвешено и исчислено верно. Никакой ошибки.

– Не может быть! Как такое вообще может быть? Покажите мне, где это я потерял столько времени?

– Хорошо, – ангел раздраженно дернул крылом, – сейчас увидите.

Над столом всплыл радужный шар, зажегся мягким светом и показал младенца.

– Это вы только что родились. С этого момента и до совершеннолетия стаж учитывается полностью, как у недееспособного.

Душа вытащила бумажку и карандаш и принялась записывать. Ангел ткнул в шар пальцем. Изображение понеслось в быстром темпе. Вот ребенок делает первые шаги, вот учится читать, идет в школу, выпускной вечер… Шар неожиданно наполнился темнотой.

– Ой! Что это?

– Вам исполнилось восемнадцать. С этого момента засчитывается только проведенное с пользой время. Бесполезно потраченное шар не покажет.

А темнота стала сменяться короткими отрывками видео.

– Вот вы сдаете кровь. Плюс час. Вот приняли участие в уборке леса от мусора. Плюс два часа.

– Стойте! Я там весь день провел.

– А работали – два часа. Остальное время сачковали и пили пиво.

Душа покраснела.

– Помощь бабушке-соседке занести сумку – плюс пять минут. Тут большой кусок, когда вы были влюблены, – плюс две недели. Ага, вот вы нянчите дочку. Плюс пять недель в сумме….

Ангел продолжал комментировать, а душа строчила циферки на бумажке.

– Приняли самостоятельное решение – десять секунд. Покормили бездомного котенка. Плюс минута двадцать секунд….

Шар снова стал черным, немного повисел над столом и растворился в воздухе.

– И это всё?

Крылатый развел руками.

– А что я делал остальное время? У меня ведь была такая длинная жизнь…

– Вспомните сами. На что вы тратили время? Лежали на диване? Смотрели телевизор? Пили пиво? Ругались с женой? Читали ерунду в интернете? Ржали над дурацкими видяшечками? Вступали в бесполезные споры на форумах? Вам лучше знать, на что вы спустили свою жизнь.

Душа нахмурилась и принялась складывать записанное время в столбик. Получив итоговую сумму, скомкала бумажку и кинула на ближайшее облако.

– А почему посты, которые я держал, не зачлись? Ведь…

– Они приносили пользу только вам, – хмыкнул ангел, – ближним вы не делали в это время ничего хорошего. Наоборот, были раздражительны, местами даже злы.

Душа окончательно скисла. Отлетела от ангела. Зависла на пару минут. Снова вернулась, понурая и притихшая.

– И что, совсем ничего нельзя сделать?