Книга странных новых вещей

Улыбка сползла с ее лица.

— Мой опыт подсказывает другое, — сказала она.

Тишина спустилась в кабину еще раз. Питер хотел добиться ответа, но передумал. Не в этом направлении. И не сейчас.

— Так что, — невозмутимо переспросил он, — есть у них различия между полами?

— Понятия не имею, — ответила Грейнджер ровным деловым тоном. — Вам придется задрать им балахоны и самому посмотреть.

Они ехали, не разговаривая, еще минут десять-пятнадцать. Булка с изюмом зачерствела на срезе. Дымка света на горизонте стала более явственной. Загадочное сооружение впереди действительно оказалось архитектурным, хотя небо было еще слишком темным, чтобы Питер мог различить формы или детали.

Наконец он сказал:

— Мне надо по-маленькому.

— Без проблем, — откликнулась Грейнджер и остановила машину.

На приборной панели электронный датчик, оценивающий расход бензина за милю, выдал ряд мелькающих цифр и замер на абстрактном символе.

Питер открыл дверцу, и, едва он ступил на землю, тело его оказалось немедленно окутано влажным, шепчущим воздухом. Он уже отвык от этого, проведя много времени в искусственно охлажденном воздухе машины. Ощущение было приятным — эта внезапная роскошь присутствия атмосферы, — но одновременно и угрожающим — то, как воздух сразу проник под рукава рубахи, принялся лизать веки и уши, оросил грудь.

Питер поддернул подол дишдаши к животу и помочился прямо на землю, поскольку пейзаж не предлагал ни куста, ни камня, за которым можно было бы укрыться.

Земля уже была влажная и темно-коричневая, так что ее цвет или плотность не слишком изменились от мочи. И почва немедленно мочу поглотила.

Он слышал, как Грейнджер открыла и захлопнула дверцу со своей стороны. Чтобы не смущать ее, он постоял немного, озирая окрестности. Растения, которые он принимал за грибы, оказались цветами — серо-белыми цветами с розовато-лиловым оттенком, почти светящимися в сумраке. Они росли небольшими опрятными купами. Трудно было различить собственно цветок, листья или стебель — все растение казалось пушистым, кожистым и вдобавок было тонко до прозрачности, как ушко у котенка. Наверно, никакие другие растения не были жизнеспособны в этой части планеты. А может, он просто прилетел не в самое лучшее время года.

Грейнджер хлопнула дверцей, и он поспешил к ней присоединиться. Она втискивала в бардачок картонку с гигиеническими салфетками, когда он усаживался на свое место.

— Ну что ж, — сказала она. — Осталось всего несколько миль.

Он захлопнул дверцу, и кондиционер быстро восстановил комфортный климат в салоне. Питер откинулся на сиденье и вздрогнул, когда струйка ароматного воздуха Оазиса скользнула между лопатками и улетучилась через воротник.

— Должен сказать, что вы построили базу для высадки довольно далеко, проявили уважение, — сказал он. — А вот создателей лондонского аэропорта никогда не заботили нужды местных обитателей.

Грейнджер открутила крышку на бутылке с водой, сделала глубокий глоток, поперхнулась. По подбородку побежал ручеек, и она его промокнула скомканной косынкой.

— На самом деле… — она прокашлялась, — когда мы только построили базу, местные… э-э… обитатели жили всего в двух милях. А потом они взяли и ушли. И все унесли с собой. Буквально все. Пара наших ребят прошерстила бывшее поселение, когда все закончилось. Ну, чтобы узнать о них что-нибудь по тому, что осталось. Но все было вычищено под ноль. Стояли остовы домов — и всё. Ни грибочка не осталось на прежнем месте.

Она сверилась с прибором на панели:

— Они, наверное, целую вечность шли пешком эти пятьдесят миль.

— Судя по всему, они высоко ценят невмешательство в свою жизнь. Если только…

Он поколебался, обдумывая, как подипломатичнее спросить, не нанес ли им СШИК какое-то немыслимое оскорбление. Пока он подбирал слова, Грейнджер уже отвечала:

— Это было как гром среди ясного неба. Они просто сказали нам, что уходят. Мы спросили их, не делаем ли мы что-то неправильно. Ну, если есть проблемы, то мы все уладим, чтобы они передумали. Нет, ответили они, никаких проблем.

Грейнджер нажала на газ, и они помчались снова.

— Когда вы говорите «мы спросили», — поинтересовался Питер, — вы подразумеваете «мы», как если бы…

— Лично я в переговорах не участвовала, нет.

— Вы знаете их язык?

— Нет.

— Ни слова?

— Ни единого.

— Тогда… э-э… насколько хорошо они говорят по-английски? Я хочу сказать, что пытался узнать это и раньше, но никто прямо не отвечал.

— Но прямо ответить невозможно. Некоторые из них… может, даже большинство, не… э-э… — Голос сошел на нет.

Она закусила губу:

— Слушайте, вам не понравится, что я скажу. А мне этого не хотелось бы. Дело в том, что мы не знаем, сколько их вообще тут. Отчасти потому, что они прячутся, отчасти потому, что мы не умеем их различать… При всем уважении, но просто не умеем. Мы общаемся с несколькими из них. С десятком от силы. А может, их всего пять или шесть; если они меняют одежду, трудно сказать. И они немного говорят по-английски, достаточно для общения.

— Кто их учил?

— Я думаю, они просто сами нахватались, не знаю. — Она взглянула в зеркало заднего обзора, как если бы затор позади отвлек ее от ровного движения. — Вам бы у Тартальоне спросить. Если бы он еще был с нами.

— Что, простите?

— Тартальоне был лингвистом. Он прибыл сюда, чтобы изучать их язык. Собирался составить словарь и всякое такое… Но он… э-э… исчез.

Питер обдумывал сказанное несколько секунд.

— Да уж, — сказал он, — вы просто кладезь полезной информации, так? Если ждать достаточно долго, что-нибудь да всплывет…

Она вздохнула, снова впадая в раздражение.

— Я уже рассказала вам все, что знаю, когда сопровождала вас после посадки.

Это оказалось для него новостью. Он напрягся, чтобы вспомнить, как они вместе шли на базу в первый день его пребывания на планете. Слова испарились. Все, что он помнил, — это как она шла рядом.

— Простите меня. Я тогда очень устал.

— Вы прощены.

Путешествие продолжалось. В сотне метров от них в стороне виднелся еще один водоворот дождя, кувыркавшегося над землей.

— Можно проехать сквозь него?

— Конечно.

Она слегка вильнула, и они рассекли завихрение сверкающих капель, сразу же покрывшего их сказочно-ярким облаком.

— С ума сойти, да? — заметила Грейнджер без всякого выражения, включив дворники.

— Красота, — сказал он.

Прошло еще несколько минут, очертания на горизонте превратились в безошибочные контуры строений. Ничего особенного или монументального. Квадратные блоки — как небоскребы Британии, дешевые, утилитарные жилища. Совсем не алмазные шпили фантастического города.

— Как они себя называют? — спросил Питер.

— Ни малейшего понятия, — ответила Грейнджер. — Нечто непроизносимое, полагаю.

— И кто назвал это место Оазисом?

— Девчушка из Оскалузы, штат Айова.

— Вы шутите!

Она взглянула на него озадаченно:

— Вы ничего об этом не читали? Это ж единственное, что обыватель знает про Оазис. В газетах было полно статей, и один раз девчушку показывали по телевизору.

— Я не читаю газет и не смотрю телевизор.

Теперь пришел ее черед сказать: