Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием

7. Би-си звал Конфуция к себе, и Философ хотел отправиться к нему. Тогда Цзы-лу сказал ему: «Прежде я слышал, как Вы, Учи—тель, говорили, что благородный муж не вступает в сообщество с теми людьми, которые сами лично делают себе зло. Би-си возмутился и держит Чжун-моу. Как же это так, что Вы отправитесь туда?» «Правда, — сказал Философ, — были такие слова, но не говорил ли я, что крепкий пред—мет не стачивается? Не говорил ли я, что белое, погруженное в черную краску, не де—лается черным? Что я — тыква горлянка?! Как можно привязать меня так, чтобы люди не старались воспользоваться мною?»

8. Философ сказал: «Ю, слышал ли ты шесть слов о шести недостатках?» «Нет», — был ответ. «Ну, постой, я объясню тебе: питать любовь к гуманности и не учить—ся — недостатком этого будет глупость (простота); питать любовь к знанию и не любить учиться — недостатком этого бу—дет шаткость (беспочвенность); питать любовь к четкости и не любить учиться — недостатком этого будет нанесение вреда людям; любить прямоту и не любить учиться — недостатком этого будет го—рячность; любить мужество и не любить учиться — недостатком этого будет воз—мущение; любить твердость и не учить—ся — недостатком этого будет сумасброд—ство».

9. Философ сказал: «Дети, почему не изучаете „Книгу стихотворений“? Ведь она может воодушевлять, может слу—жить для того, чтобы видеть свои досто—инства и недостатки, может делать чело—века общительным, может вызывать за—конное негодование; в семье — научить служить отцу, в государстве — правите—лю; из нее вы узнаете множество названий птиц, животных, деревьев и растений!»

10. Философ, обратясь к Бо-юю, сказал: «Усвоил ли ты „Чжоу-нань“ и „Шао-нань“? Если человек не усвоил их, то не по—ходит ли он на того, кто стоит, приткнув—шись прямо лицом к стене?»

11. Философ сказал: «Церемонии, гово—рят, да церемонии! А разве под ними разуме—ются только подарки (яшмы и шелка)? Му—зыка, говорят, да музыка! А разве под нею разумеются только колокола и барабаны?»

12. Философ сказал: «Строгого по на—ружности и слабого в душе можно сравнить с человеком из простого класса; не походит ли он на вора, который проделывает отвер—стие в стене или перелезает через нее?»

13. Философ сказал: «Деревенский сми—ренник — враг добродетели!».

14. Философ сказал: «Уличные слухи и россказни — это поругание добродетели!»

15. Философ сказал: «С низким челове—ком можно ли служить государю? Когда он не достиг желаемого, то заботится о дос—тижении его, а когда достигает, боится, как бы не потерять; а при боязни поте—рять — он готов на всё».

16. Философ сказал: «В древности люди имели три недостатка, которых ныне, по—жалуй, и нет. Древние сумасброды были своевольны в мелочах, а нынешние отлича—ются полною разнузданностью; прежде строгие люди отличались суровостью, а ныне отличаются злобою и гневом; преж—ние простаки отличались прямотою, а ны—нешние — ложью».

17. Философ сказал: «Хитрые речи и притворная наружность редко соединяют—ся с гуманностью».

18. Философ сказал: «Я не люблю фиоле—товый цвет, потому что он затмевает красный; не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает ис—тинную музыку; не люблю говорунов, ибо они губят государство».

19. Философ сказал: «Я хочу перестать говорить». На это Цзы-гун сказал: «Если Вы не будете говорить, то что же будут передавать Ваши ученики?» Философ отве—чал: «Говорит ли что-нибудь Небо? А меж—ду тем, времена года сменяются и твари ро—ждаются. Говорит ли что-нибудь Небо?»

20. Жу-бэй хотел представиться Кон—фуцию. Конфуций отказался под предлогом болезни; но лишь только посланный вышел из дверей, как он взял арфу и стал петь, что—бы уходивший слышал игру и пение.

21. Цзай-во сказал: «Трехгодичный траур слишком продолжителен. Благородный муж, если в течение трех лет не будет упраж—няться в церемониях, то они непременно при—дут в расстройство. Если в течение трех лет не будет заниматься музыкой, то она непременно падет. Можно бы ограничиться годичным трауром, так как в течение года старый хлеб кончается и новый поступает, и огонь, получаемый от трения, меняется». Философ сказал: «Был ли бы ты спокоен, ку—шая рис и одеваясь в парчу?» «Был бы споко—ен», — последовал ответ. «Ну, если бы ты был спокоен, — продолжал Конфуций, — то и делай так. А вот для благородного мужа во время траура пища не сладка, музыка не доставляет ему удовольствия, и, живя в доме, он не спокоен. Поэтому он не делает этого (т. е. не ограничивается годичным трауром). Теперь, если ты спокоен, ну и де—лай так!» Когда Цзай-во вышел, Философ сказал: «В этом заключается негуманность Юя. Сын только через три года после рож—дения сходит с рук отца и матери. Трехго—дичный траур есть всеобщий траур. А Юй разве не пользовался трехлетнею любовью своих родителей?!»

22. Философ сказал: «Есть досыта це—лый день и ничем не заниматься — разве это не тяжело? Разве нет шахмат и шашек? Играть в них все-таки лучше, чем ничего не делать».

23. Цзы-лу спросил: «Предпочитает ли высокопоставленный человек мужество?» Фило—соф отвечал: «Он ставит долг выше всего, пото—му что человек, занимающий высокое положе—ние, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, зани—мающий низкое положение, обладая мужест—вом, но не имея сознания долга, делается раз—бойником».

24. Цзы-гун спросил: «У благородного мужа есть также и ненависть?» «Есть ненависть, — сказал Философ, — он ненави—дит людей, говорящих дурно о других, нена—видит тех, которые, занимая низкое поло—жение, злословят о высших; ненавидит храбрых, но бесцеремонных, смелых, но не—разумных. А у тебя, Цы, также есть нена—висть?» — спросил Конфуций. «Да, я нена—вижу признающих шпионство — за ум, непокорность — за храбрость и кляузниче—ство — за прямоту», — ответил Цзы-гун.

25. Философ сказал: «С женщинами, да и со слугами, трудно справиться. Прибли—зишь их, они становятся непокорными, а отдалишь — ропщут».

26. Философ сказал: «Если кого ненави—дят в сорок лет, тому уже делать нечего».

Вэй-цзы ушел…

1. Вэй-цзы ушел, Цзи-цзы сделан рабом, а Би-гань умер за увещания. Конфуций сказал: «Иньский дом имел трех гуманных людей».

2. Лю Ся-хуэй был судьею, и его трижды отставляли от должности. Некто сказал ему: «Разве вы не можете удалиться?» Лю Ся-хуэй отвечал: «Если я буду служить лю—дям честно, с прямотой, то куда бы я ни по—шел, всюду подвергся бы троекратному из—гнанию со службы; а если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?»

3. Циский князь Цзин по поводу обхожде—ния с Конфуцием сказал: «Я не могу принять его как Цзи-ши (первого сановника); приму его по этикету, среднему между приемом Цзи-ши и Мэн-ши», а вслед за тем сказал: «Я уже стар и не могу воспользоваться его услугами». Конфуций удалился.

4. Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В те—чение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

5. Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О фе—никс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увещаниями, а будущее еще поправимо. Ос—тавь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вы—шел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.