Книга вторая Упрямый доходяга

Доктор, закончивший с снятием с меня энергетических сканов, стал не спеша готовиться к куда более неприятной процедуре физического характера. Перебирая инструменты и делая записи сразу в нескольких журналах, он продолжал болтать. Его клоны, видимо, в собеседники не годились совершенно.

Киды. Кто-то, вроде Хартила ил Шаадора видел в наших организмах перспективу привить сконструированные богом гены целой расе. Кто-то видел в нас идеальных исполнителей, способных в одиночку сделать то, на что не решится целая армия. Для кого-то, вроде обычных сельских жителей, мы были убийцами убийц, пожирающих их скот и сограждан. Эйдиус Доннорифт смотрел шире — он видел в нас бессмертие. Чужая душа в искусственном теле. Союз, тонкости которого расшифровать куда проще, чем у «натурально» живого существа. Почему? Потому что Бог-из-Машины хоть и сложен, но заодно и… предсказуем.

У него получилось. Сначала это были грубые клоны, жившие менее трех лет, но способные без всяких проблем «носить» мозг Эйдиуса. Затем они угасали, заставляя энтузиаста вновь и вновь проводить довольно рискованный перенос. Он совершенствовался, рос над собой, повышал качество своей продукции и в один определенный момент достиг физического бессмертия, получив тела, способные жить по сотне лет. Бессмертия, привязанного к лаборатории и запасу клонов, но это было уже куда больше, чем могли надеяться его современники и коллеги.

Его работа, несмотря на крайний недостаток финансирования, успешно шла дальше. Доннорифт разработал «личностную энграмму», после которой совершенно перестал бояться каких-либо травм или смерти. Он стал бессмертен и неуязвим, но… лишь в своей лаборатории, где с его тела каждую секунду передавалась информация… на все зрелые клоны. Умри он — и следующий выйдет из бака спустя минуту.

Разумеется, что доктор хотел большего. Если ты можешь создавать людей, то пора переходить в более высокую лигу? Его влекла наша Триада Мага, позволяющая развивать свои ментальные показатели практически бесконечно. Ограниченный собственной, хоть и искусственной плотью, этот короткостриженый блондин хотел сделать её сильнее. Я, известный Доннорифту успешный эксперимент Механика, был его идеей фикс. Сумев разобраться в характере связи души кида с его телом-гомункулом, Эйдиус отчетливо жаждал узнать новое из моей гибридной энергетической оболочки. Впрочем, тело его тоже интересовало, и всё шло к тому, чтобы этот интерес был удовлетворен.

— Несмотря на то, что я не чувствую ни грамма вины, мне хочется попросить у вас, Криггс, прощения, — развернулся ко мне одетый в хирургический халат доктор, — Видите ли, вы… — кид.

— Вы внезапно ощутили благодарность за то, что мы дали вам возможность выжить в этом мире?! — прохрипел я, безуспешно дергаясь в фиксаторах.

— Нет, я к тому, что мне неизвестна безопасная дозировка обезболивающих и транквилизаторов, способных облегчить вам ощущения от грядущей операции, — невозмутимо поправил меня меняющийся на глазах врач. Из его движений пропала импульсивность, голос стал спокоен, а глаза выдавали крайнюю степень сосредоточенности. Натягивая перчатки, Эйдиус добавил, — Мозг Мадре, лишенный Купели, работает на своих частотах, затрудняющих процесс познания и отождествления. Я искренне надеюсь, что вы сможете выдержать всю боль, чтобы я потом снял с вашего мозга естественные показания.

— Тронут вашей заботой…

— Сарказм? Зря, — по приказу Доннорифта каталку развернули, и я увидел стол с ванночкой в виде витрувианского человека, — Я буду вынужден сделать вам еще одну инъекцию. Биоклею, которым мы заполним этот стол, нужно будет время застыть. Когда это произойдет, мы сможем начать.

— Доннорифт… — решился я, видя, как приближаются клоны, — Вы в самом деле думаете, что это все вам сойдет с рук?

Врач, держащий руки за спиной, развернулся на пятке, с недоумением вздернув бровь, чем помешал одному из клонов повязывать ему шапочку.

— Магнус, вы, к своему вящему счастью, еще не поняли, куда попали! — с слабым смешком заметил псих, — Я обладаю достаточным количеством знаний, чтобы откупиться от обвинения в убийстве десяти Должников! Двадцати! Пятидесяти! А про нежить и говорить не стоит… Не стоит меня недооценивать! Вы! Держите его, время инъекции.

Несмотря на мое отчаянное сопротивление, укол в шею мне всё-таки сделали. Темнота послушно наступила, унося в неведомые дали.

Только вот я был готов к моменту, когда она отступит. Готов уже несколько часов.

…когда шел из дома Мадре к себе, закончив накладывать шины на оторванную ногу Бальтазара.

…когда пил виски в «Теплом приюте»

…когда шёл к больнице, залившись по самое горло живой куриной кровью в подворотне.

…когда шериф поднял меня, удерживая пальцами за щеки, позволяя по трубке из его рукава хлебнуть еще практически литр животворящей жидкости.

Крупные обугленные дыры с рваными краями, черные и уродливые, что оставили пули из револьвера Баунда, уже почти заросли к моменту, когда я очнулся от второй дозы транквилизатора намного раньше, чем ожидал доктор Эйдиус Доннорифт, наносящий на моё приклеенное и развернутое вертикально тело метки хирургическим карандашом.

Оскалясь, я быстрым рывком выдрал ногу из клейкого плена для того, чтобы пнуть доктора пяткой в низ живота. Жестоко и быстро, изо всех сил, так, что он с грохотом и глухим криком отлетел назад, сшибая по дороге столики с инструментами. Уперев ступню освободившейся ноги в клейкую и холодную поверхность, я с животным ревом начал освобождаться из только начавшего схватываться клея. Получалось паршиво, но недолго — выдернув здоровую руку, я схватился за безучастно стоящего клона с стеклянным взглядом, используя его туловище как точку опоры. Закручивающийся рывок, и мы вместе падаем на пол, с которого встаю только я. Клон со свернутой шеей остается лежать, а через пару секунд к нему присоединяется и второй.

Легко и приятно убивать безоружных и не готовых к схватке. Правда, впереди еще десерт.

Эйдиус получает пинок в лоб. Главврач и так не совсем пришел в себя после удара, явно ему что-то порвавшего внутри, но я перестраховываюсь и не зря. Пинок получается смазанным из-за скользкого клея, поэтому псих умудряется прокричать команду оставшейся паре клонов его защищать. У самого его куча проблем — моя ступня, соскользнув, щедро мазнула ученому в глазницы грязного застывающего клея, похожего на желтоватые сопли.

Дальше воцаряется катавасия. Двое гомункулов лихорадочно крутят головами в поисках оружия, а я изображаю из себя корову на льду. Маленькую, но чрезвычайно злую. В конечном итоге клоны кидаются к швабрам, а я к трупам возле хирургического стала. Дохляки меня не интересуют, а вот собственная одежда, располосованная Доннорифтом, очень даже. Я лихорадочно обтираю ступни тканью, даже уже получив несколько болезненных тычков в туловище. Затем вскакиваю, начиная действовать.

Первого клона подлавливаю на очередном тычке, просто хватаясь за конец швабры и дергая на себя. Эйдиус мало чем по комплекции отличается от меня, так что его клон летит мне навстречу как на крыльях у любви. Хватаю проносящуюся мимо голову подмышку и падаю, увлекаемый инерцией, но ломая очередную шею. Пока встаю, получаю палкой по голове, сильно. Ведет, делаю несколько неуверенных шагов, падаю на колени.

— Возьми пистолет! — орёт ученый. Тон его голоса среднее между паникой и злобой. Он плюётся и трет глаза отворотом халата.

Клон бросает швабру, тут же целеустремленно зашагав к неведомой мне цели. Срываюсь за ним, но неуверенно, припадая на ногу. Закрывшиеся дыры от пуль еще очень далеки от полного заживления, введенный транквилизатор частично действует, а первый порыв злости, давший мне сил, уже кончился. Между мной и клоном расстояние уже метров пять. Не успеваю. Зато моя каталка куда ближе.