Книга японских обыкновений

Сословия японского народа… не представляют между собой тех резких различий, которые так заметны у нас. По нежности кожи, малокровности, тонкости костей и другим признакам, так резко отличающим наши аристократические классы, никак нельзя отличить знатного японца от плебея. Привычки, наклонности и строй домашней жизни совершенно одинаковы во всех слоях общества. Офицер, чиновник правительства, купец, земледелец, работник — все живут одинаково, все однообразно устраивают свое жилище и домашнюю обстановку; богатство делает в них только качественное и количественное различие, оставляя те же основные черты: чистота циновки у губернатора такая же, как и у земледельца, хотя красивее и дороже; все носят платье одного покроя, хотя и различных ценностей; даже касательно комфорта жилище богача не представляет большой разницы с домом бедняка.

Ростом японцы невелики и женщины гораздо меньше мужчин; средний рост мужчин 5 футов и 1 дюйм, женщины около 4 футов и 2 дюйма. Японцы вообще хорошо сложены, хотя несколько худощавы; руки и ноги их, особенно у женщин, очень красивы; глаза у всех черные, но небольшие и прорезанные несколько вкось; волосы черные и густые, цвет кожи не желтый, как у китайцев, но оливковый, руки и ноги белее остального тела, лицо же, особенно у женщин, почти совсем белое или скорее матовое, что очень красиво при черных глазах и замечательной белизне зубов. Это, конечно, не касается замужних, которым обычай предписывает преждевременно безобразиться, черня себе зубы. Растительность волос на лице несколько значительнее, чем у китайцев, но все же не велика, и они волос не любят и потому тщательно выбривают не только на бороде, но и в ушах и носу. Головы бреют они только переднюю часть, остальные же волосы, сложенные в пучок, кладутся на эту выбритую часть. Только во время траура японец запускает волосы как на лице, так и на макушке.

Д. И. Шрейдер.

Япония и японцы. ^[117](Фрагменты из книги)

Я должен заметить, что японцы чрезвычайно чистоплотны и опрятны, и одной из необходимых принадлежностей домашнего обихода у каждого мало-мальски зажиточного японца является ванна. Но принять ванну без гостя, — это было бы, по японским понятиям, в высшей степени невежливо, и вся семья, вопреки своей долголетней привычке, терпеливо дожидается моего пробуждения.

Не зная еще, в чем состоит принятие японской ванны, я уже заранее, по опыту вчерашнего дня приученный к различным неожиданностям, начинаю внутренне беспокоиться (и как впоследствии оказалось, не без основания), но не подавая никому и вида о том, иду вслед за хозяином.

Ванная — тут же, в обитаемом нами домике. Захожу и с любопытством разглядываю это невиданное еще мною сооружение. Японская ванна — это огромное овальное ведро, с поднимающейся посреди него печной трубой, выходящей наружу, сквозь крышу, а иногда и сквозь стену. Ведро наполняется водой, а труба — горящими древесными углями.

Когда температура начала достигать уже точки кипения, хозяин пригласил меня войти в это ведро. Угощение ванной, как я уже сказал, считается одной из самых крупных и необходимых любезностей, отказаться от которой, не желая нанести кровной обиды гостеприимным и радушным хозяевам, нет никакой возможности.

В качестве гостя, я приглашаюсь первым войти в ванну; при этом мой квартирный хозяин и все домочадцы, не исключая женщин и детей, стоят вокруг нас в ожидании своей очереди…

Вся эта оригинальная и необычная обстановка ставит меня в крайне неловкое положение. Я конфужусь, краснею, отговариваюсь под разными предлогами и силюсь вырваться на свою половину, — но, в конце концов приходится уступить настоятельным просьбам хозяина, повторяемым единодушным хором голосов всего общества, не исключая и дам, и я, волей-неволей, покоряюсь судьбе… Но уже со второй ступеньки я выскакиваю из воды, как ошпаренный: пока я упирался, робел и смущался, — вода достигла уже почти 80 градусов по Цельсию…

Тем не менее, после меня, в строгой очереди, входит в ванну хозяин дома, затем хозяйка, сыновья, дочери и все домочадцы поочередно. Каждый из них сидит в ванне не менее пяти-десяти минут, пока, в буквальном смысле, не доварится в ней.

* * *

В полдень следующего дня меня приглашают к обеду. В это время приходят гости, и я имею возможность наделе познакомиться с «японскими церемониями».

Гости (их явилось очень много за раз) входят с мнимой и притворной неуверенностью, низко кланяясь и прижимая руки к коленям, если это мужчины, или падая на колени и касаясь лбом земли, если это женщины. Церемониал поклонов довольно сложен и продолжителен и европейцу, попадающему волею судеб в японское общество, нужно в точности проделывать то же, что проделывают хозяева для того чтобы, как говорится, «не ударить лицом в грязь». Со стороны вся сцена приветствий получает крайне смехотворный и забавный вид, как об этом можно судить по помещаемому рисунку.

^{Церемониал приветствий}

Хозяева, видимо тронутые вниманием гостей, встречают их очень вычурным приветствием.

— Благодарим вас за огромное удовольствие, которое доставила нам последняя встреча с вами, — говорят они, обращаясь к гостям.

Гость не остается в долгу и старается быть еще вежливее.

— Прошу вашего извинения за мою грубость, невоспитанность и неделикатность, которой я вас вероятно, тогда обидел, — возражает он им, не переставая униженно кланяться до самого пояса.

— Как можете вы говорить это, когда я, а не вы, виноват в том, что не оказал вам должного почтения? — с живостью прерывает его хозяин.

— Что вы? — возражает хозяину гость: — выдали мне урок хороших манер!

— Но как могли вы снизойти до того, чтобы удостоить своим посещением мою убогую лачугу? — не перестает ломаться хозяин, корча при этом удивленную физиономию.

— Напротив, — я никогда не перестану удивляться вашей доброте и снисходительности, позволившей вам принять в таком почтенном доме, как ваш, такую ничтожную личность, как я, — возражает гость, как будто не на шутку удивляясь невероятной снисходительности моего хозяина.

На этом почти всегда прекращается обычный церемониал приветствий.

Весь этот странный диалог сопровождается низкими поклонами и хрипением ускоренного дыхания, что должно служить признаком особого усердия, в котором каждая сторона, видимо, желает превзойти другую.

Наконец, раздается заключительный возглас: «Аригато!»,что означает: «милости просим!», — и гости переступают порог дома.

Здесь они держатся сначала немного церемонно и принужденно, но вскоре сбрасывают с себя эту необходимую по этикету маску и становятся очень милыми, простыми и сообщительными людьми.

Хозяин и хозяйка лезут из кожи вон, чтобы сделать для своих гостей приятным пребывание в их доме. Они занимают их с таким умением, радушием и гостеприимством, что им могла бы позавидовать любая европейская салонная львица. Им показывают различные вещи: альбомы, редкости, фотографические снимки, картины; гости усердно рассматривают все эти вещи, испуская возгласы удивления вкусу и выбору хозяев, ибо по японскому этикету принято обнаруживать большой интерес в этих случаях.

Наконец, начинается обед.

Гости рассаживаются в кружок на циновках, не переставая весело и оживленно болтать, между тем как хозяйка, ее дочери и прислуга не перестают подавать нам всевозможные блюда.

Сначала подаются на лакированном табурете (деревянном или из папье-маше) чашки, наполненные супом и вареною рыбой. Суп приходится пить прямо из чашек, а рыбу, вместо вилок и ножей, употребление которых японцы не знают, нужно есть двумя чистыми лакированными палочками цилиндрической формы. Управляться этими орудиями мне в высшей степени трудно; по крайне мере, мне ни разу не удавалось доносить пищу до рта и почти всегда приходилось ловить ее на лету руками. Но японцы замечательно выдержанны и тактичны: они и вида не подают, что от них не ускользает мое замешательство, вызываемое каждый раз моими неудачными опытами, и продолжают оживленно болтать, как ни в чем не бывало, удивительно ловко управляясь этими своеобразными вилками, которые они пускают в ход, держа их лишь двумя пальцами — указательным и безымянным — своей правой руки.