Книга
Шрифт:
— Эт-то что такое?! — первым пришёл в себя Тельман.
— Приказ Вираты Крейне! — важно ответствовал Гаррсам. — Установить неземную красоту в Вашей спальне, Вират! — он сделал шаг в сторону, словно предлагая удостовериться в том, что "красота" — вот она, действительно, красота!
Мы дружно повернули головы. В руках покрасневшей от натуги четверки была моя точная каменная копия. Голая, как выходящая из пены Афродита, к счастью, с руками и стройнее.
Левый стражник бережно придерживал каменную Крейне за полушарие груди, но, поймав на себе наши общие пламенеющие взгляды, руку
— Посторонитесь, Ваше Величество! — торжественно сказал Гаррсам. — Я понимаю, так просто забыть о времени, восхищаясь прекрасным, но у вас будет еще целая жизнь на то, чтобы изучить моё творение во всех подробностях!
— О, я изучу! — Тельман, как ни странно, действительно посторонился, но улыбался он как-то… нехорошо. Я бы на месте Гаррсама подумала бы о смене профессии, ну и об эмиграции куда-нибудь в Силай, так, на всякий случай.
На Рем-Таля смотреть мне было отчего-то стыдно. Наверное, теперь он действительно думает, что мы с Тельманом стоим друг друга. Что вообще есть какое-то "мы".
* * *
Вчерашнее безумие схлынуло будто бы без остатка. Может быть, Вират страдал провалами в памяти, а может, для него подобное было попросту в порядке вещей, но о прошедшей мучительной ночи первым он не заговорил, и я не знала, радоваться этому или насторожиться.
Впрочем, радоваться чему бы то ни было не тянуло, особенно когда Тельман почти гостеприимно махнул рукой, приглашая зайти внутрь, а потом прикрыл двери, оставив безмолвных стражей за ними.
— Ну, и что я должен с этим делать? — Тельман приобнял мою каменную копию, демонстративно погладил обнаженное плечо. — Она будет портить настроение многочисленным прекрасным гостьям этой комнаты, а накрыть её покрывалом — просто преступление против моего развитого эстетического чувства.
— Можете кому-нибудь передарить, — в тон ему ответила я. — Думаю, найдутся другие ценители, разборчивые и правильно расставляющие приоритеты, готовые и компанию девушке в дальней дороге составить, и полюбоваться на её изображение без посторонних.
— Намекаете…
— Отнюдь. Прямо говорю.
Тельман смотрит на меня и, кажется, прячет в губах улыбку.
— Придется заказать Гаррсаму мою аналогичную скульптуру и поставить в вашей спальне.
— Портить настроение моим прекрасным гостям?
Улыбка становится очевидней, но глаза темнеют, а я продолжаю:
— Есть пара моментов, Вират, которые необходимо обсудить. Во-первых, вы, кажется, забыли, что через пару десятков дней собирались со мной навсегда проститься, так что на этот недолгий срок мне хватит и этого Гаррсамова шедевра, — разворачиваю карандашный набросок, и у Тельмана лицо вытягивается и идёт красными пятнами — любо-дорого посмотреть.
— Убери! Сожги, съешь, порви, как можно было так издеваться над больным человеком!
— Ни за что, это мой честно заработанный трофей. Тоже мне, больной нашёлся, вон какой румянец задорный. А во-вторых… Скажите честно: вы сошли с ума?
— Отдай немедленно! — из-за такой ерунды, как нежелание меня касаться, он, тренированный и сильный, проигрывает моему куда
более слабому телу. И ощущение власти над ним кружит мне голову. Я отбегаю от него подальше, запрыгиваю на его безразмерную кровать, ползу на четвереньках в центр и прячу сложенный трубочкой рисунок в декольте.— Забирай.
Тельман смотрит на меня, как акула на туристов в подводной клетке. Того и гляди, начнёт убеждать, как важно вовремя покинуть зону комфорта.
— Ты опять напилась?
— Стекла как трезвышко. Как приятно, когда тебя боятся, просто душа радуется. А ведь в одной кровати мы уже были и даже спали. Во сне ты куда более смелый, чем наяву, между прочим.
— Я не боюсь, — внезапно говорит Тельман и осторожно присаживается рядом. — Не хочу чувствовать то, что я на самом деле не чувствую, вот и всё. Зачем ты пришла?
— Ответ за ответ. Ты в своём уме?
— А в чьём ещё?!
Кажется, подобные идиомы ему не знакомы.
— Так не пойдёт. Ты ведешь себя нелогично, то посылаешь куда подальше, то закатываешь омерзительные сцены ревности, на которые не имеешь никакого права.
— Я никуда тебя не посылал, наоборот, велел оставаться во дворце!
Вздохнула.
— Ещё одна такая выходка, как вчера, и… Ты даже не представляешь, какая изощренная у меня фантазия и насколько отвратительный на самом деле характер.
— Отчего же, вполне представляю, — пробормотал Тельман. — Сказать по правде, ты изменилась невероятно.
— Чего и тебе желаю. У нас с тобой осталось так мало дней вместе. К чему было нюхать эту гадость, а потом устраивать вчерашнюю сцену? Или ты в долгу у своего же Стража, раз решил его так вознаградить? Я думала, ночь с королевой стоит дороже.
— То, что ты сказала вчера… всё это правда. Он лучше.
— А я вообще не имею привычки лгать. Хватит себя жалеть! — не знаю, кому я это говорю — себе или ему. — Значит, так. Мне осталось здесь совсем немного времени, и я категорически не намерена больше терпеть никакое твоё непотребство. Если ты не хочешь составлять мне компанию сам, не мешай другим. И не устраивай потом пьяные истерики.
Тельман резко поднимает голову, отрываясь от сосредоточенного созерцания своих ногтей.
— Куда-то опять собралась?
— В Охрейн. Самое позднее — завтра.
— Какой ещё Охрейн?! — Тельман возмущенно открыл рот. — Зачем?!
— Хочу посмотреть Криафар. Хочу увидеть его таким, каким он был до проклятия.
«Хочу найти ту болевую точку, ради которой я здесь».
— Никто так просто туда не ездит! Все поездки туда согласовываются с виннистером Рионом минимум за… И с действующим Виратом! А отец никогда просто так…
— Ты тоже Вират. И ты ещё должен что-то там с кем-то согласовывать? Не смеши, что за детский лепет? Не нужно никого предупреждать, пусть это будет внеплановой… проверкой. Пусть все забегают, как напуганные каменки в клетке, а мы будем хмурить брови и тыкать пальцами в каждый плохо окученный куст и каждого нерасчёсанного лохтана, сварливо спрашивая, почему так малоэффективно они там все работают, на что вообще тратятся казённые средства и не пора ли вспомнить о публичных казнях через сожжение заживо в час гнева на Песчаной Площади.