Книгоедство
Шрифт:
На день рождения к нему явились, естественно, тоже одни книжники и диссиденты. Отчего говорилось между ними либо о редких изданиях Сведенборга и Эккартсхаузена, либо о советской власти. О первых – с деловитой любовью, о власти – с легко объяснимой составом общества недоброжелательностью Водки при этом на столах стояло немерено, с музыкой же, напротив, вышел напряг То есть имелась жесткая альтернатива: или единственная пластинка Окуджавы, или богатства европейской классики. После третьей рюмки я решил ее для себя в пользу классики – сковырнул с проигрывателя Окуджаву и водрузил на него вагнеровского «Тангейзера».
Ни до, ни после этого Вагнера на днях рождения я не слышал. Присутствовавшие, видимо, тоже Возможно, это и вызвало у них чувство некоторого дискомфорта. Но я его как бы не хотел ощущать, помня завет Верлена: «Музыка прежде всего»
Тут-то и явился к нам в компанию запоздалый гость Поначалу он привлек мое внимание единственно тем, что был меньше всех ростом Однако не прошло и четверти часа, как он сказочно вырос в моих глазах. Дело в том, что он достал из пакета заранее принесенную пластинку и предложил заменить ею Вагнера Увидев, чем именно, я с энтузиазмом его поддержал. Пластинка называлась – Rainbow, «Stargazer»
Уже через минуту диссиденты зашипели: «Потише, потише», – и лишь я один сопротивлялся – мол, «погромче, погромче», но не преуспел: антисоветчики задавили чисто по-советски – количеством И музыки не стало вовсе
Ж
Если уж говорить об экзотике в поэзии, то пройти мимо такого мастера экзотического жанра, как Николай Степанович Гумилев, попросту невозможно. Если Мей писал про шевелящихся аллигаторов и дикарей с головоломом в руке, руководствуясь источниками литературными, то Гумилев и крокодилов, и дикарей видел, как мы с вами ежедневно видим трамваи, шевелящиеся на петербургских улицах
Как писал Сергей Городецкий в одной из своих ранних статей, «первым этапом выявления любви к миру была экзотика Как бы вновь сотворенные, в поэзию хлынули звери; слоны, жирафы, львы, попугаи с антильских островов наполняли ранние стихи Н. Гумилева»
Все это имеется в «Жемчугах», третьем сборнике основоположника акмеизма, впервые вышедшем в 1910 и переизданном в 1918-м.
На полярных морях и на южных,По изгибам зеленых зыбей,Меж базальтовых скал и жемчужныхШелестят паруса кораблей…Это стихотворение из «Жемчугов» заодно с «Бригантиной» Когана стало едва ли не гимном постаревших русских романтиков, родившихся в 50-60-х
А «Старый конкистадор», а «Скрипка»… Все это мы помним и повторяем бог знает с каких времен.
Гумилев – это поэзия вечная. Вечная, потому что детская Она нас возвращает туда, где живут Буссенар и Стивенсон, Киплинг и капитан Марриэт; и эскапизма в этом нету ни грамма – это просто возвращение в детство.
Почти 2000 страниц текста работы немецкого исследователя дают нам полный физиологический, исторический, антропологический, этнографический, медицинский и прочая и прочая портрет представительниц лучшей половины человечества
Я думаю, что многие из экзотических примеров бытия женщины практически
неизвестны большинству современных людей. Что может, например, сказать современный читатель о женском обрезании? Да ничего толком А вот доктор Плосс на нескольких страницах дает подробный исторический очерк этого экзотического процесса, по научному называемого эксцизиейА знает ли кто-нибудь сегодня, что такое готтентотский передник? Оказывается, это странное естественное удлинение малых срамных губ у женщин-бушменок и готтентоток, достигающее порою 18 сантиметров В книге Плосса это отклонение поэтически сравнивается с цветком герани: «Странное удлинение наружных половых частей у африканок можно сравнить с удлинением известных цветков, растущих под тем же небом, напр. герани, верхние лепестки которой длиннее нижних, быть может, для того чтобы закрывать органы размножения и защищать их от палящих лучей африканского солнца»
Из книги Плосса можно узнать о некоторых юридических вопросах брачных отношений у народов мира Так, «у тунгусов длинные волосы в области половых частей женщины считаются уродством, ниспосланным злыми духами, поэтому муж имеет право развестись с женой, отличающейся таким волосяным покровом»
Книгу Плосса можно рассматривать, с одной стороны, как научную, с другой – как некую кунсткамеру всевозможных удивительных фактов, о которых в обычной жизни не то что не думаешь, просто не придет в голову, что такое может существовать
Хочу рассказать интересный случай, имевший место несколько лет назад в петербургском Центре современной литературы и книги, именуемом также Центром Каралиса. Был какой-то литературный вечер, какой не помню, и вот в один из моментов вечера подсаживается ко мне за стол питерский поэт-хулиган Геннадий Григорьев и улыбается своей дурацкой улыбкой Я, говорит Григорьев, придумал на тебя рифму. И тут же мне выдает двустишие:
Вот сидит и не знает Етоев,как достичь повышенья удоев.Честно говоря, меня это немножечко зацепило Дело в том, что поэт Григорьев, прославившийся сидением в противогазе на поэтическом семинаре Кушнера (потому-то и поэт-хулиган), давно на меня в обиде за придуманный мной когда-то вопрос: в чем разница между поэтом Шумахером и поэтом Херасковым? Ответ на этот вопрос простой: разница между ними такая же, как между херувимом и парикмахером. Обиделся Григорьев на то, что загадку эту должен был придумать не я, а он, и всякий раз при встречах мне об этом напоминает
Прошел день, а у меня все не выходило из головы брошенное мне Григорьевым обвинение Ведь действительно я понятия не имею, как этих чертовых удоев достичь. И тогда в порыве поэтической злости я ответил Григорьеву продолжением его двустишия. Вот что у меня получилось:
Вот сидит и не знает Етоев,как достичь повышенья удоев,а Григорьев, подлец, хоть и знает,но скрывает, паскуда, скрывает.Вот и жди от подобного скотствавозрождения животноводства.