Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

— Но ведь они обнаружат, что я не девственница, — поделилась она своими опасениями с Доном Ричардсоном.

— Скажи им, — предложил идею Ричардсон, — что ты случайно «порвалась», занимаясь физкультурой в школе.

Когда Ренье в 1988 году спросили об этом обследовании, тот категорически отрицал, что оно когда-либо имело место. Тем не менее, Гримальди имели большой исторический опыт отрицания нелицеприятных фактов, которые впоследствии оказывались правдой, чистейшей воды правдой. Существование обычая выплаты денежного приданного отрицалось на протяжении многих лет, пока сам князь, наконец, не был вынужден обнародовать брачный контракт. Начиная от необходимости уведомления французского правительства и кончая меркантильными подробностями брачного контракта ухаживания Ренье были опутаны паутиной отнюдь не сентиментальных, но в высшей степени приземленных и деловых условий и оговорок. Поэтому вряд ли имело смысл вступать в пререкания, споря о том, с кем останутся дети в случае развода, не будучи до конца уверенной, что эти дети вообще появятся на свет.

Князь Ренье неизменно подчеркивал, что в декабре 1955 года доктор Дона сопровождал его в Америку исключительно как друг и хороший знакомый, чтобы князю было не так скучно, пока тот будет проходить медицинское обследование в больнице имени Дж. Гопкинса. Однако это утверждение явно не стыкуется с тем, что, по воспоминаниям Ричардсона, поведала ему Грейс. «Она сказала, что к ней приходил священник, чтобы обсудить религиозную сторону дела, и что при этом присутствовал врач, который должен был сделать заключение, что Грейс не страдает бесплодием, — вспоминает Ричардсон. — Она сказала, что ей не избежать гинекологического кресла и связанных с ним разглядываний и общупываний. Ее беспокоило не столько бесплодие, сколько девственность. Не известно, что там хотел разглядеть врач, однако она ужасно волновалась».

И это волнение вполне понятно. Умение Грейс изображать из себя добропорядочную барышню лежало в основе притягательности ее экранного образа; эта же нравственная чистота являлась залогом счастья для Грейс-княгини. В 1956 году немыслимо было даже представить, что кандидатка в принцессы может оказаться порочной. Девственность была неотделима от сказочной мечты, поскольку являлась подтверждением все еще широко распространенного мнения, будто знаменитость обязана служить нравственным примером остальному миру. Простолюдины не были столь же строги к кинозвездам и деятелям шоу-бизнеса, однако для монарха или князя добродетель была неотъемлемым требованием (sine qua non [12] ), и именно в эту новую, более величественную категорию и надеялась перейти Грейс.

12

Sine qua non (лат.) — без которого нельзя.

— Они поверили мне! — с облегчением и неописуемой радостью поведала Грейс Дону Ричардсону спустя несколько дней.

Самое главное препятствие было преодолено. Противоречие между реальными сексуальными аппетитами Грейс и ее целомудренным обликом всегда являлось для актрисы источником напряжения и потенциального риска. Грейс пребывала в постоянном страхе разоблачения, и вот теперь, судя по всему, проблема решилась сама собой. Грейс была искренне и горячо влюблена в своего будущего супруга. На протяжении многих лет она пыталась со свойственной ей импульсивностью, и вместе с тем следуя своим собственным нравственным принципам, совместить желание и чувство долга; и, судя по всему, благодаря помолвке эта уловка ей наконец удалась. Она выходит замуж. Грейс-княгине больше не придется притворяться, а еще она не без оснований надеялась, что любовные приключения Грейс-кинозвезды, способные поставить ее в неловкое положение, постепенно забудутся и канут в Лету.

Однако Грейс совершенно просчиталась, позабыв о собственной матери. 15 января 1956 года, всего лишь через десять дней после официальной помолвки, газета «Лос-Анджелес Геральд Икземинер» опубликовала первую из серии весьма пространных и полных подробностей статей «Моя дочь Грейс Келли. Ее жизнь и любовные увлечения», принадлежащих перу Миссис Джон Б. Келли (вернее «рассказанных ею Ричарду Геману»). Всего таких статей вышло десять. Произвел их на свет «Кинг Фичерз Синдикат», а издания газетного магната Херста растиражировали по всей стране.

Эти статьи изобиловали самыми что ни на есть сногсшибательными и весьма бестактными откровениями. «Мужчины начали делать предложения моей дочери Грейс, — писала Ма Келли, — когда ей еще не исполнилось даже пятнадцати», — что, согласно расчетам миссис Келли, ставило князя Ренье, «как минимум, на пятидесятое место в списке кандидатов на руку и сердце Грейс». Ма Келли не скупилась на подробности, начиная от «гнусавости» дочери, когда та была неуклюжим подростком, и кончая своим последним изобретением — ласковым именем Рей [13] для будущего зятя. Ведь он принес в их дом «луч света». День за днем Ма Келли, не зная устали, излагала хронологию любовных увлечений дочери: от небольшой истории о Харпере Дэвисе («Как мне кажется, тогда никто из нас не подозревал, что это значило для нее») — к Дону Ричардсону, которого она оставила безымянным, и Джину Лайонзу, выведенному ей под именем Дэвид («В действительности его зовут иначе, однако я не вижу причин, зачем ему каждый раз морщиться, встречая в статье свое настоящее имя»).

13

Рей — то есть Луч

То, что ее собственная дочь может иметь все основания поморщиться, Ма Келли заботило меньше всего. Кларк Гейбл, Рей Милланд, Уильям Холден, Бинг Кросби — все те имена, что Ма Келли когда-то изо всех сил старалась держать в секрете от газетчиков, теперь гордо предавались огласке вместе с подробностями отношений Грейс с их обладателями. Она потому делится этими «сокровенными историями», поясняла Ма Келли, что надеется тем самым пресечь многочисленные слухи и домыслы». Однако она с таким наслаждением смаковала каждую сплетню, что ее усердие казалось несколько преувеличенным: «Следующим в их ряду был молодой модельер Олег Кассини. И я, пожалуй, вынуждена признаться, что все мы тогда ни на шутку переполошились. Какое-то время нам даже казалось, что Грейс пойдет наперекор нашей воле и выйдет за него замуж».

На протяжении многих лет семья Келли постоянно жаловалась, что средства массовой информации предвзято относятся к Грейс, однако ведь никто из журналистов не написал о ней тех гадостей, которые умудрились сочинить про нее ее близкие. «Для Грейс это был настоящий удар, — вспоминал позднее Ренье. — Она отказывалась понять, как ее собственная мать осмелилась на такой шаг».

Однако Маргарет Келли поспешила дать обоснование содеянному ею в начале каждой из десяти статей: «Гонорар Миссис Джон Б. Келли за серию этих статей целиком и полностью передается Женскому медицинскому колледжу в Филадельфии, единственному в Соединенных Штатах медицинскому колледжу, где обучаются исключительно женщины». Однако Грейс это еще больше вывело из себя, ведь она с самого раннего детства только и делала, что трудилась во имя святого дела «женского медицинского». «Уж лучше бы она напекла печенья, — жаловалась взбешенная Грейс Мари Рэмбо, — или организовала бы очередной идиотский бенефис. Мне это стоило стольких трудов, и вот теперь родная мать, того гляди, разрушит все в мгновенье ока». Тогда в первый и последний раз Джуди Кантер стала свидетельницей тому, как Грейс отрицательно отзывается о родителях: «Готова признать, что все не так гладко, как кажется, в семейных отношениях Келли». Не прочитав статьи, Грейс вне себя от гнева позвонила матери по телефону и высказала ей все, что думает по этому поводу. Грейс кипела от злости, став — по крайней мере, на десять минут — взрослым человеком. Мать была так напугана ее гневом, что даже предложила дать кое-какие опровержения. Маргарет Келли, сделав хорошую мину при плохой игре, принялась извиняться перед друзьями, уверяя их, что, мол, эти статьи журналисты вырвали у нее второпях и уже не оставалось времени проверить их достоверность.

Однако любой, кто был хорошо знаком с родителями Грейс, не мог не признать, что тон и содержание этой серии до мельчайших подробностей отражали викторианский эгоизм старших Келли. Все их дети — начиная с Келла, победителя турнира «Бриллиантовые весла», и кончая Грейс, княгиней, — существовали главным образом для того, чтобы служить тем целям, которые поставили перед ними родители, а значит, во имя пущей славы Джека и Маргарет Келли. И основополагающая цель серии «Моя дочь Грейс Келли. Ее жизнь и любовные увлечения» состояла в том, чтобы читателю стало ясно, что в этой помолвке главная заслуга принадлежит вовсе не Грейс, которую статьи рисовали этакой невинной дурочкой, а родителям, которые не пожалели усилий, держа дочь в ежовых рукавицах, чтобы дождаться наконец просителя руки за номером «пятьдесят».

Всему подвела итог одна из шуточек Джека Келли, отпущенная им на пресс-конференции, посвященной помолвке. «Ну, мать, — сказал он, имея в виду, что Грейс была последней из их дочерей, которую им предстояло выдать замуж, — кажется, мы наконец распродали весь товар».

Грейс прекрасно поняла намек.

— Сначала я должна была сражаться с киностудией, чтобы меня не считали товаром, — пожаловалась она Джуди Кантер. — И вот теперь родная семья торгует мною, словно на базаре. Неужто это никогда не кончится? Когда же я, наконец, стану просто человеком?

— Никогда, — коротко и жестко прозвучало в ответ.

Сделав выбор в пользу брака с Ренье, Грейс навсегда распрощалась с одним из основополагающих человеческих прав — правом поступать так, как ей вздумается. И Грейс было особенно больно осознавать, что мать первой возвестила об этом миру. Но в том-то и заключался смысл «договора с дьяволом славы», что знаменитый человек уже больше не смеет надеяться стать «как все».

Что, однако, не остановило Грейс от искушения попробовать это сделать. Оглядываясь на удивительную историю ее удивительной помолвки, можно сказать, что Грейс проявила несвойственную ей скрытность, даже намеком не поставив в известность друзей и семью о своих отношениях с князем. Однако, вознамерившись пробиться «на верх», Грейс понимала, что главным ключиком к двери в тот мир, куда она мечтала попасть, служит умение держать язык за зубами, спешка же может сослужить ей плохую службу. Что ж, «как всегда, она получила то, чего добивалась».