Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

Джек Келли скончался 20 июня 1960 года.

«Моя жена и дети… наградили меня счастьем и вполне объяснимой гордостью, — говорил Джек в своем завещании (это был сбивчивый и несвязный документ на двадцать страниц, который он собственноручно написал в своем неподражаемом витиеватом стиле), посвященном не столько финансовым вопросам, сколько советам и нравоучениям. — Этим документом я могу лишь разделить между вами материальные блага, но будь у меня возможность выбирать между ними и твердостью духа, то я бы оставил вам в наследство последнее. Обладая твердостью духа, вы сможете приобрести себе и материальные блага, ибо эта твердость заключает в себе и верность, и честность, и умение, и азарт, и — смею надеяться — чувство юмора» [22] .

22

Раздав детям большую часть акций своей фирмы «Келли. Кирпичные работы», Джек оставил после себя недвижимости на 1 миллион 113 062 доллара (около 5 миллионов долларов в ценах девяностых годов). Один предприимчивый издатель из Филадельфии перепечатал его завещание и продавал его по семь долларов за экземпляр.

В этом был весь Джек Келли — с его пропагандой твердых и непоколебимых принципов, согласно которым он пытался жить всю свою жизнь, и если в реальности его слабости порой доставляли семье боль или неудобства, было вполне справедливо, что после смерти ему воздадут по заслугам за все то, чего он достиг. Джон Брендо Келли почти осуществил свою мечту. Благодаря его неукротимой энергии и противоречивой натуре, Грейс стала той, кем она была, и неудивительно, что смерть отца явилась для нее тяжелым ударом.

Вернувшись в Монако после похорон, Грейс однажды вечером сидела с Ренье на маленьком балконе, выходившем во внутренний дворик. Они слушали концерт Шопена, и музыка, волной накатившись на Грейс, внезапно заставила эмоции прорваться наружу. Грейс, вся в слезах, поднялась с места и вышла. Подобное прилюдное проявление личного горя было для нее совершенно нетипичным. Присутствующие пришли к выводу, что неожиданно Грейс представила себя в этом же дворе четыре года назад — в день свадьбы — опускающейся по ступеням громадной лестницы; тогда она опиралась на крепкую и загорелую отцовскую руку.

И вот теперь ее наставника не стало. Грейс Келли, княгиня Грейс Монакская, наконец-то вступила во взрослую жизнь. В ноябре 1959 года ей исполнилось тридцать. У нее был муж, двое детей и собственное княжество. И оставшуюся часть жизненного пути ей предстояло пройти самостоятельно.

Глава 21 У публики на виду

Появление в Монако Грейс Келли существенно повлияло на финансовое положение княжества. Как Грейс хвастливо заявила Хедае Хоппер во время поездки в Америку осенью 1956 года, в последовавшие за ее бракосочетанием недели приток туристов и, соответственно, доходы княжества существенно возросли. В начале пятидесятых экономика Монако находилась в таком упадке, что служащим Общества морских купаний вычитали месячное жалование из их годового оклада. К концу десятилетия ситуация стала противоположной.

Это частично отражало рост благосостояния и возросшую подвижность европейцев в послевоенные годы. Не за горами был век массового туризма. Однако после апреля 1956 года своей притягательностью Монако было в первую очередь обязано не казино, не ОМК, не Океанографическому музею, не историческим традициям дома Гримальди. Решающую роль здесь сыграло волшебное появление княгини Грейс.

Этот факт и по сей день не дает покоя семейству Гримальди. Игра на публику была для них своего рода проклятием. Желтая цветовая гамма для детской, роды без обезболивания, грудное вскармливание младенцев — именно эти очеловечивающие черты помогли Монако обновить свой имидж. Однако одновременно это означало конец частной жизни обитателей сказочного замка — с тех пор они лишились права на обычную жизнь.

Князь Ренье всегда недолюбливал прессу, а то, как газеты освещали его помолвку и бракосочетание, вообще довело его до полного к ней отвращения. «Какая ненависть! Я их презираю! — писал он Руперту Аллену в апреле 1957 года — в первый юбилей своего брака. — Ее величество пресса протягивает свои щупальца наподобие осьминога и, присасываясь к жертве, впрыскивает яд».

Ренье писал из Швейцарии, куда они с Грейс, захватив с собой трехмесячную Каролину, поехали отдохнуть всей семьей. «Дейли Скетч», лондонская бульварная газетенка, тотчас раструбила, будто имела место попытка похищения ребенка, а другие газеты принялись на все лады перепевать эту историю.

«Похищение — чистейшей воды выдумки! — в гневе писал Ренье. — Это просто преступно, ведь для кого-то это могло бы оказаться хорошей подсказкой».

Грейс и Ренье размышляли над тем, как им воспитывать детей, постоянно испытывая на себе внимание со стороны прессы.

«Я не хочу, чтобы детство моей дочери было отравлено избытком журналистского внимания к ней, — писал князь Руперту Аллену в январе 1958 года. — Доступ журналистов должен быть строго дозирован и тщательно продуман, чтобы не возникало избытка информации. По-моему, нам следует выбрать один из ведущих журналов и предоставлять ему в год, скажем, не более двух материалов о нашей дочери».

В этом заключалась роковая ошибка Ренье и Грейс. Они оба пребывали в уверенности (Ренье, как князь, а Грейс, как участница голливудских игр, вышедшая из них победительницей), будто способны контролировать, что пишут о них, и использовать это себе во благо.

Правители других карликовых государств Европы — княжества Литхенштейн и Великого герцогства Люксембургского — даже слышать не хотели о журналистах. Их портреты ни разу не появлялись в газетах, а сами они гордились тем, что их считают старомодными. В Монако же даже тогда, когда самые ценные мгновения его жизни очернялись, искажались и опошлялись прессой, князь Ренье лелеял иллюзорную надежду, что сумеет обернуть все это себе на пользу.

«Наша цель, — гласил документ, который Ренье послал Руперту Аллену, громко озаглавленный «План организации прессы службы ИСВ (Их Светлейших Высочеств) князя и княгини Монакских», — хорошо налаженная пресс-служба, которая представляет вполне объективную, непредвзятую информацию; правдивое и в то же время уважительное освещение жизни ИСВ и княжества; защита от клеветнических измышлений и чересчур назойливых журналистов; уменьшение количества запросов и разумное распределение и порядок интервью».

Этот меморандум остался без подписи, однако вполне мог бы выйти из-под пера наивного ученика чародея. Ренье и Грейс не догадывались, что строго дозированная информация о личной жизни знаменитостей только подстегивает любопытство широкой публики и в результате производит совершенно противоположный эффект. По правде говоря, в пятидесятые годы об этом никто еще не догадывался. Освещение в прессе помолвки и бракосочетания Ренье и Грейс, за которыми на протяжении двадцати лет следовало регулярное подглядывание за их личной жизнью со стороны «глянцевых» журналов (между прочим, организованное самими же супругами), оставило после себя столь яркий след, что им не преминул воспользоваться как насмешливый Уолтер Уингелл, так и бульварные газетенки вроде «Твердой обложки», поспешившие порадовать читателя новыми откровениями. Да, доступ к царственным особам можно контролировать, однако эту частично огражденную личную жизнь люди воспринимали как нечто само собой разумеющееся и хотели узнать еще больше. Головокружительные мечты всего мира хотя бы заочно разделить с Грейс и ее растущей семьей их сказочную жизнь стали в 60-е —70-е годы мощным стимулом к созданию современного массового рынка, окружающего ныне каждую знаменитость.

Руперт Аллен был тем самым человеком, которому Грейс и Ренье единогласно доверили руководить «освещением их жизни», и поначалу Аллен сотрудничал с американским публицистом Артуром Джекобсом и лос-анджелесской фирмой «Роджерс, Коуэн и Бреннер», которые представляли крупнейших голливудских кинозвезд и продюсеров. Как и предполагает название их фирмы, «Роджерс, Коуэн и Бреннер» были чем-то вроде адвокатской конторы с Уоллстрит. Они требовали высоких гонораров и работали корпоративно, что не устраивало Ренье. Он возражал против дополнительных расходов, что подчас равнялись сумме самих гонораров, и даже отверг кандидатуру их представителя, в обязанности которого входило обеспечение личной безопасности князя и Грейс во время визита в Лондон. Грейс тогда уже ожидала второго ребенка.