Князь мертвецов

Ему на спину рухнула тяжесть, он заорал снова, в спину вдавилось что-то острое, и каббалист, коленями стоя на нем и на Карташове зачастил:

– omesta' lehs otaгusteb haлohkemah tte гastay madaah zA...¹

Лапища голема замерла, задёргалась рывками - туда-сюда. Окружающие их со всех сторон пылающие глазищи мигнули, еще мигнули, и еще. Замерцали быстро-быстро. Големы поводили головами, будто вслушиваясь в долетающие до них слова, потом начали едва заметно раскачиваться и замерли. Огни в глазницах еще раз вспыхнули и стали затухать, как угли в камине, превращаясь в тусклые темные огоньки.

Неподвижные големы стояли кольцом вокруг насыпи как громадные глиняные статуи.

– Бух-бух-бух!
– последний голем вышел из темной степи, волоча за собой человеческое тело.

Небрежно уронил его поперек насыпи и тоже замер рядом с товарищами.

Каббалист судорожно захрипел и откатился в сторону, шумно дыша. Пахомов еще подождал мгновение, приподнялся, опираясь на дрожащие руки, взвыл от боли в плече, и не сел, а скорее упал на зад. Протянул дрожащую руку к Карташову. Биение жилки на шее удалось нащупать не с первого раза и даже не со второго, пока, наконец. под пальцами слабо толкнулся пульс.

– Шмуэль... Бенционович...
– слова из пересохшего рта выходили с трудом.
– Вы... спасли...

– Себя я тоже спас.
– раскинув руки, каббалист лежал на насыпи и глядел то ли в небо, то ли на неподвижно стоящих вокруг големов.
– Они бы нас убили.

– Кто... такие хоть?
– выдохнул Пахомов и начал медленно подниматься. Брошенный последним големом труп лежал совсем рядом, от него остро и противно пахло кровью и, как бы ни хотелось замереть и не шевелиться, но надо вставать и убираться отсюда. А еще где-то под насыпью лежит бедняга-сторож, и хоть надежды почти нет, но вдруг, и он жив?

– Узнаем.
– прокряхтел каббалист и тоже с трудом поднялся.
– Отпишем в главную контору, пусть разбираются, кто из соперников по железнодорожным подрядам на столь жесткие действия способен.

– Не стоит. Писать.
– глухим голосом откликнулся Пахомов. Он стоял над брошенным последним големом телом и смотрел, смотрел ... В голове вертелась всего одна мысль:

«Теперь я понимаю, почему его голос казался мне знакомым!»

Каббалист доковылял до Пахомова, ухватился за плечо - было больно, но инженер даже не дернулся.

– Нам всем конец.
– безнадежно выдохнул каббалист.

– Он сам... его люди первыми напали...
– Пахомов понимал, что его слова звучат детским лепетом.

– Кто нас станет слушать?
– с безнадежной горечью ответил каббалист. – Особенно меня.

— Значит, - Пахомов сглотнул.
– Надо сделать так, чтоб никому ничего не пришлось объяснять.

Они посмотрели на лежащего без сознания Карташова, на тела, разбросанные по насыпи, и кивнули друг другу.

Глава 1. Череп в зазеркалье

– Сегодня самый важный день в моей жизни!

Он посмотрел в зеркало и с нажимом повторил:

– Самый важный день моей жизни! Сегодня!

И встретил собственный напряженный взгляд, в глубине которого прятались разом и страх, и предвкушение.

Бережно провел гребнем по тщательно уложенным темно-русым волосам, повернул голову, придирчиво оглядывая себя со всех сторон. В большом настенном зеркале отразился юноша неполных шестнадцати лет, не слишком высокий, хоть и низкорослым не назовешь, изрядно широкоплечий.

Дмитрий Меркулов, сын коллежского советника Аркадия Меркулова, и Рогнеды, в девичестве кровной княжны Морановны из рода Белозерских, неприязненно воззрился на свое отражение. Черты собственного лица его устраивали - пусть они и не блистали особой красотой, но в них сквозило древнее благородство рода покойной матушки (по крайности, Мите хотелось так думать!). Зато в коренастой фигуре, увы, не было ни грана модных в высшем свете тонкости и изящества. Сполна сказывалось отцовское наследие. Отец нынче, конечно, человек значимый, потомственный дворянин и многих орденов кавалер, но происхождение имел вполне плебейское - отец его, Митин дед, был всего лишь городовым! О чем сам Митя предпочел бы забыть, только вот отец ни в какую не соглашался. И вспоминал, и говорил, и гордился, и от Мити требовал того же.

Митя повернулся перед зеркалом, оглядывая себя с боков. Коренастость можно списать на долгие занятия греблей, да облагородить правильно скроенной одеждой, но ... Вот в одежде-то все и дело!

Митя попытался одернуть сюртук и застонал от ощущения полной и абсолютной безнадежности! И полугода еще не прошло как Его Императорское Величество, Александр III Даждьбожич, наградил отца имением, и отправил из Петербурга в Екатеринославскую губернию, создавать первый в империи губернский Департамент полиции, объединяющий полицию, жандармов и порубежных стражников. Назначение отца считали ссылкой, наказанием за то, что осмелился обвинить в воровстве, страшно подумать, императорского племянника, одного из Великих Князей, Кровного Внука Даждьбога-Солнца! Увы, верно обвинить, но тем хуже для нечуткого и неделикатного сыскаря - так считали в свете. Сам же отец и матушкины родичи Белозерские видели в новой должности ступеньку для грядущего триумфального возвращения, и не только отцовского. Дальше начинались не просто сложные, но еще и постоянно меняющиеся политические расчеты, от которых у Мити голова шла кругом. А ведь настоящий светский человек должен разбираться в интригах двора. Или хотя бы убедительно делать вид, что разбирается.

Сам Митя от глухой провинции ничего хорошего не ждал, и был совершенно прав! Ну, почти... Нет, жизнь его оказалась не такой скучной и однообразной, как он думал, а вовсе наоборот, бойкой и оживленной... то толпой бродячих мертвецов в имении, а то и вовсе грабительским набегом на губернский город варягов на боевых паро-драккарах! Пришлось ввязаться в расследование нескольких убийств, хотя он клялся никогда не идти по стопам отца. И началось сбываться обещанное дядюшкой Белозерским мрачное предназначение, от которого Митя с подростковых лет бегал как слабый Даныч от лесного пожара. Но и это все было ерундой по сравнению с главной бедой!

Отправляясь из Петербурга в провинцию, Митя вез с собой полный, тщательно и любовно подобранный гардероб. Тончайшие сорочки от «Калина», перчатки и жилеты от «Генри», сюртуки от Иды Ладваль. А еще ботинки, шейные платки и множество иных мелочей, без которых человек не может считать себя одетым! И всё это, всё... Нет, не так. ВСЁЕЕЕЕ! Погибло, пропало, было безжалостно растерзано не мертвецами и не варяжскими налетчиками, а одним, всего одним, совершенно живым и здешним подлецом!

Попытки восстановить утраченное оканчивались, увы, ничем. Будто злой рок преследовал Митю!

Он снова с отвращением одернул жилет и выровнял рукав сюртука. И то, и другое было куплено в лавке готового платья. Товар оказался из недурных тканей и даже модного кроя - хозяин клялся, что все привезено из Берлина, и Митя, после долгого изучения, ему поверил. Но помилуйте Предки, это же было готовое, да-да, готовое платье, как у какого-нибудь... приказчика, а не сшитое портным по меркам, как следует каждому порядочному человеку!

И он вынужден это носить, ведь не ходить же ему голым, не поймут!