Князь мертвецов

Ледяной озноб продрал Митю по спине:

– Не вам решать, - буркнул он и выдавил.
– Штраф ... сколько?

– Та, мабудь, пятерка ...

– Остаток на похороны... или на еду...
– с трудом проталкивая слова сквозь сведенное горло, Митя вытащил червонец.

– Шо, паны ясные-распрекрасные, сперва до смерти детишек работой умучиваете, а потом от собственной совести червонцем откупиться норовите? – звонко выкрикнула от следующего станка русоволосая девушка.

– Тихо ты, агитаторша. Расскажут еще. . .
– шикнула бабища, и поспешила выхватить деньги у Мити из рук.

– Та шо там рассказывать. Вона, у паныча батька - главный полицмейстер!
– дерзко фыркнула русоволосая.

– Он не полицмейстер, - пробормотал Митя.

– А, один бес! Шел бы ты, паныч, отсюдова, да панночку-ведьму прихватил! Спасибо вам, конечно, за помощь да за гроши, а только больно легко ты из кармана деньги достаешь, видно, что не последние. А у нас без этих рублевок дети с голоду мрут. Идить, идить, нечего тут ... Мы уж дальше сами ...

– Пойдем.
– Митя подхватил Даринку подмышки, поставил на ноги и почти потащил к выходу. У двери она оглянулась, Митя - нет. Не выпуская из рук холодной, как льдинка, ладошки Даринки, он протащил ее через оба цеха и выскочил во двор.

– А ось и вы, паныч! Не сумлевайтесь, коняшка ваш туточки обихожен по первому разряду, - расплылся в улыбке сторож и в подтверждение смачно плюнул на борт паро-коня и до блеска растер рукавом.

Бросать сторожу положенный гривенник было почему-то... нет, не стыдно, а как-то муторно. Сторож кланялся вслед, качая головой, как китайский болванчик, а отвратительное ощущение не проходило.

Митя подсадил Даринку на заднее сидение, сам забрался в седло и раскочегарив автоматон, вывел его за ворота фабрики. Они долго ехали в молчании, пока Митя, наконец, не спросил тихо:

– Почему? Почему вы ходите по этим баракам, фабрикам, к этим ... к этим людям?
– голос его прервался. Тут было бы уместно напомнить, что барышне из хорошего дома не подобает снисходить до... быдла. Обрывки воспоминаний мальчишки вертелись в голове, переплетаясь с памятью недавно поднятого мертвяка. Что им надо от него, что? Он ... он тут совершенно не при чем! Не он виноват в их бедах! Оставьте! Уходите прочь!

Несмотря на плотный завтрак, живот тянуло голодом, какой Митя не испытывал никогда в жизни. Этот голод словно был с ним всегда, впитался в кровь и проник в кости. Но остановиться, легко достать деньги и купить вон, хоть бублик у румяной торговки было откровенно стыдно. И от этого стыда он разозлился.

– В святые подвижницы выбиться желаете? А ведьм в святцы заносят?

– Я виновата, - тихо прошелестела за спиной Даринка. — Ведь это я подняла тогда тех божков. А они - мертвецов, а те - убивали. Я очень, очень виновата. И это я вовсе не потому, что вы тогда меня ремнем! За тот ремень я вам обещала отомстить - и еще отомщу, даже не сомневайтесь.

– И что - теперь вы жаждете спасти столько же жизней, сколько погубили?
– неприятным голосом спросил Митя и по молчанию за спиной понял, что угадал. Он помолчал и наконец неохотно выдавил.
– Вам было восемь лет, - он вовсе не собирался утешать дерзкую девчонку, но ведь это правда! Единственное разумение, которое имеется у ребенка в эдаком возрасте — это родительское, а что бывает, если и те без ума, понятно по кузине Ниночке. И вот, Даринке.
– Если кто и виноват в сучившемся, так это ваш отец, который велел вам помогать Бабайко!

Великие Предки, да он сам был все же постарше, когда узнал, как сильно его жизнь будет отличаться от жизни других. Но у него хотя бы было детство, а потом ... тоже вина. Перед матерью.

За спиной возмущенно засопели и подрагивающим от негодования голосом Даринка выпалила:

– И вы полагаете, что я, ведьма Шабельских. которая должна защищать семью, вот так возьму и возложу вину на своего отца?

– Может, вы и в пекло вместо него отправитесь?

– тоже возмутился Митя.

– Если придется! Меня рожали для этого! В роду Шабельских ведьма отвечает за все!

– Так может, если уж вы за все отвечаете, они вас хотя бы слушаться будут? А не спускать добытые вами деньги на альвийский шелк?

– А вы не завидуйте! Думаете, я не знаю, что вы сами альвийский шелк хотели, а Альшванги вам отказали? Я всёеее знаю!

Конечно, он хотел! Это и усугубляло его раздражение!

– А вы ...
– начал Митя и смолк.

Ожидающий на выезде из города Ингвар, завидев Митин автоматон, неспешно полез в седло Зиночкиного пара-кота. Не ругаться же при германце, право-слово?

Глава 28. По кривой дорожке

– Куда же мы едем, на ночь глядя?
– Ингвар вгляделся в сгущающиеся сумерки.

– А что, глаза у паро-кота после вашей починки не горят?
– пробурчала у Мити из-за спины Даринка. Отчаянная жажда ссоры слышалась в каждой нотке ее голоса.

Самое ужасное, Митя ее понимал! Ссора, желательно - безобразная, с оскорблениями и взаимными обвинениями, позволила бы забыть удушливую пыльную завесу, тени в ее глубине, и мертвое тело мальчишки, брошенное на полу ткацкого цеха. Жаль, что он не может себе ничего подобного позволить. Он светский человек и никакие мертвецы не пересилят его выучки. Он не будет провоцировать скандал, как деревенская ведьма! Даже если на самом деле она - барышня!

Зато Ингвара соображения светского этикета не останавливали. Он смерил высокомерным взглядом скорчившуюся позади Мити щуплую фигурку в обносках и тоном взрослого, не одобряющего детскую невоспитанность, поинтересовался у Мити:

– Wer ist dieser ungezogene Jt1nge?

– Kein Junge!
– отрезала Даринка.
– ou darfst dich nicht vorstellen. Auch wenn wir uns nicht kannten ... Nur lngvar Stolz kann keinen Jungen von einem Madchen unterscheiden!²⁶

– Не так вы часто встречаетесь, чтобы он узнавал вас в лицо. Особенно под этим картузом, - проворчал Митя и не удержался.
– Впрочем, даже на ощупь пока что различия не велики, - и тут же завопил. – Ай! Не деритесь, барышня Шабельская! Вы же барышня, а не альвионский хулиган!

Под ребра ему врезался маленький, но о-о-очень твердый кулачок.

– Так вам и надо!
– даже в сумерках было видно, как густо покраснел Ингвар. – Как можно говорить такие... такое ... При юной девочке!

– Только что вы были уверены, что это – мальчик, - меланхолично заметил Митя.

– Не слушайте его, Дарья Родио...
– и вдруг замолчал, зло сузившимися глазами уставившись на Митю.
– Не может быть, чтоб вы это всерьез!

– Что именно, Ингвар?

– Решили воспользоваться дурацкими слухами, что ходят о семействе Шабельских и их... nфф... ведьмах! Думаете, сможете выиграть пари этими невежественными Ammenmarchen?²⁷

– Что за пари?
– равнодушно обронила Даринка - ясно было, что мысли ее весьма далеки от их беседы. Продолжает думать о том несчастном мальчишке и его матери? Снова винит себя? Вот же дурочка! Митя невольно оглянулся через плечо, вглядываясь в бледное личико под козырьком старого картуза. Почему именно те, кто делает что-то для других, рвут себе сердце, укоряя, будто делают недостаточно? Право же, выходит, что гораздо здоровее и разумнее, не делать ровным счетом ничего - и не укоряться! И беспокоиться о глупой девчонке тоже нечего! Митя заставил себя отвернуться.