Князь оборотней

— Меня не проси — ты меня медведем обозвал, — ухмыльнулся Хадамаха.

— Ты обиделся? — на растерянного Хакмара было жалко смотреть. — Я же специально, для тех стражников, чтобы…

— Он не обиделся, — вдруг вмешалась Аякчан. Девушка утихомирилась, словно бушевавший в ней Огонь разом опал и спрятался в каком-то тайном хранилище. Сейчас она была грустна и спокойна. — Он намекает, что мне глупо обижаться: песни ты той девке говорил тоже «специально, чтобы…», — передразнила она.

— Сразу видно мать-основательницу Храма — в глубь чужих душ смотрит, точно Огнем там освещает! — торжественно провозгласил Хадамаха. Только видит не то — по правде, он и в самом деле обиделся. Хотя и сам же не понимал — почему. Тупо же, будто не Мапа он, а пень таежный, и стыдно — Хакмар все правильно делал, — но желание врезать кузнецу медвежьей лапой не ослабевало.

— А о девушке вы подумали? — все так же грустно и спокойно спросила Аякчан.

Парни поглядели друг на друга, как в зеркало: Хадамаха был уверен, у него такая же обалделая физиономия, как у Хакмара.

— Какой девушке? — наконец выразил общее недоумение Хакмар.

— Теперь вы даже не понимаете, какой! — горько усмехнулась Аякчан. — Девица живет одна в захолустье, с таким вот папашей. Из парней подловатый приказчик да ненормальный стражник. И вот является красавчик с острым мечом… — Она окинула Хакмара презрительным взглядом и припечатала: — И облезлой рожей! Стишки ей читает. Девица раз — и втюрилась! А на самом-то деле прав подлый приказчик! Про белоликость да стройный стан наш облезлый красавчик не из любви, а заради выгоды рассказывает!

— Опять я виноват? — взвился Хакмар.

— А кто — я разве?

— Почему обязательно кто-то должен быть виноват?

— Мама-Уот, ты его слышишь? — подняла глаза к потолку Аякчан. — Мне так плохо, так больно, и что же — никто-никто в этом не виноват?

Хадамахе показалось, что ему холодной мокрой лапой провели по хребту. Наверное, и Калтащ так: ей больно, ей плохо, вот она и ищет виноватых. И быстро находит — весь людской род! И Седна тоже… Девчонки!

— Айка, ну ты что! — примирительно начал Хакмар, похоже теперь уже не знающий — сказать, что ему юная госпожа Эльга и даром не нужна, или поостеречься?

— Я думал, мы про этого поговорим… шаманского ученика Донгу… — влез Хадамаха.

— Чего там про него наговариваться? — огрызнулась Аякчан. — Он тут — значит, скоро явится. Еще не будем знать, как избавиться!

Послышались шаги, и в дверном проеме показался человек. В первый миг Хадамахе показалось, что вошел Донгар. Мгновением позже он понял, что человек много старше, хотя морщины на его лице появились скорее от долгих странствий и лишений, нежели от возраста.

— Доброе Утро, уважаемые! — глядя на ребят блестящими, быстрыми, как у птицы, глазами, весело улыбнулся незнакомец. — Шамана Канду дожидаетесь? Тогда и я с вами! — усаживаясь на скамейку, объявил он. — Забирать снаряжение приехал, а тут бегут, торопят — шаман Канда просит, зайдите, сделайте милость! Зачем? Почему? Ничего не объяснили. Вас тоже пригласили?

— Умгум, — настороженно глядя на незнакомца, буркнул Хадамаха. — Настоятельно! — И невольно потер бок, куда Хуту все-таки успел заехать древком копья.

— Мне кажется, я вас знаю… — всматриваясь в Хадамаху, продолжал человек. — Или кого-то очень похожего на вас! Вы, простите, местный или приезжий?

— Сейчас приезжий, а так вроде местный, — неохотно ответил Хадамаха. И чего привязался — общительный какой! Из-за него и не поговоришь. — Я сын Эгулэ из племени…

— Мапа! — вместо Хадамахи закончил мужик и, кажется, обрадовался. — Тогда я вас и впрямь знаю — вы тот самый знаменитый Хадамаха, который лучше всех играет в каменный мяч! Вы на отца похожи. Похожи ли вы на брата, не скажу… — окидывая Хадамаху веселым взглядом, заключил он. — Совсем не знаю его с такой стороны. — Он хмыкнул.

— Вы знаете моих родителей? — охнул Хадамаха.

— Я живу от вас неподалеку. Замечательные у вас родители, доложу я вам! Особенно мама — исключительная женщина!

Хадамаха понял, что мужик ему определенно нравится.

Послышался быстрый топот, и в покой влетела давешняя бедно одетая девушка.

— Уважаемый-почтенный-господин-самый-главный-начальник! — переламываясь в поклоне, выпалила она и остановилась, хватая ртом воздух после стремительного бега.

Хадамаха заинтересованно поглядел на ее ноги — и как она могла так мчаться по ледяному полу? И увидел тапки, подбитые камусом [2] ^*. Такие же тапки красовались на «господине-самом-главном-начальнике». Видать, ящик с тапками стоит у парадного входа — только для почетных гостей.

2

Подкладка из жесткой оленьей или лосиной шкуры, обычно ставится на охотничьи лыжи, чтобы не скользили.

— Совсем не надо называть меня так длинно…

— Уважаемый почтенный господин главный начальник! — сократив титулование ровно на одно слово, снова переломилась в поклоне девушка. — Вас не туда привели! — в ее голосе звучало отчаяние. — Господин белый шаман Канда ждет вас у себя в покое — так ждет! Пойдемте, господин, пойдемте!

— Пойдемте, коли надо… — растерянно кивнул «главный начальник». И повернулся к Хадамахе: — Не знаю, надолго ли я тут, но ежели разминемся, увидимся у вас, в стойбище. Я передам вашим родителям, что вы вот-вот прибудете. Еще и на торжественную встречу напрошусь — обожаю лепешки вашей матушки! — он подмигнул.

— Пойдемте, господин! — взмолилась девушка. — У нас тоже есть лепешки, у нас самые вкусные лепешки!

— Идем, идем, деточка… — удивленно согласился незнакомец.

И пошел. Хадамахе показалось, что испуганной девочке очень хотелось схватить его за руку и поволочь за собой так же отчаянно, бегом, как она примчалась сюда.

— Странная какая девочка! — пробормотал Хакмар. — Руки-ноги на месте, и не уродина вроде, а все равно смотришь на нее, и такое ощущение, что она… калека!

— Она калека, — тихо согласился Хадамаха. Друзья вопросительно уставились на него. Пришлось объяснять, хотя вовсе и не хотелось. — Она из женщин-птиц, есть у нас такие, в скалах живут. За человеческих мужчин часто замуж идут… шли… — подумав, добавил он. Если уж нынче человеки, хоть и голозадые, а на медведя хвосты поднимают, крылатым женам доброго ждать не приходится. — У людей с крылатыми и раньше не всегда ладно выходило. Когда я малой был, одна женщина-птица от мужа улететь решила и ребенка с собой забрала. Небо ее позвало или еще что… Только муж ее поймал да крылья с клювом выдернул.

Аякчан невольно сжалась, словно это ей рвали со спины крылья — с мясом, по живому…

— Говорят, сына любил очень, вот и рехнулся вовсе, когда жена мальца забрала, — покачал головой Хадамаха. — В чужую семью, конечно, лезть не моги, но среди Мапа поступок человеческого мужика и тогда не одобрили. Эх, не та ему жена досталась, попробовал бы он у медведицы чего вырвать, раз такой смелый! Вот у нее лицо как у этой девчонки было, — печально закончил Хадамаха. — Пока человек — вроде ничего, только странная, а ежели в птицу перекинется… — он безнадежно махнул рукой.

— Но она же маленькая! Она ничьих детей забрать не могла! — возмутилась Аякчан.

— Она младшая жена шамана Канды, однако. Ее за долги отдали, — сказали в ответ негромко. — Пока маленькая она, Канда на ней не совсем еще женился, а как подрастет да косы заплетет — совсем женится, по всем правилам. А клюв с крыльями вырвал, чтобы до тех пор не улетела.

Свиток 12, в котором снова появляется Донгар и хочет во всем разобраться

Донгар стоял, привалившись к дверному косяку, — привычно встрепанный, нескладный, тощий, в обтерханной старой парке. Хадамаха радостно шагнул ему навстречу и остановился. Донгар был… такой же, да не такой. Словно за то недолгое время, что они были врозь, успел стать намного старше. Хадамаха оглянулся на ребят. Хакмар глядел на давнего… друга? соперника? Хадамаха по сей День не понимал, как эти двое относятся друг к другу! Хакмар глядел на Донгара изучающе — и сдается, удивлялся. Точно встретил новый, неведомый ему сорт железа. Зато Аякчан откровенно испугалась. Глазищи в пол-лица, а рука поднята в защитном жесте — она отчаянно походила на изготовившуюся к бою тигрицу-Амба. Мапа хорошо знают, что обороняющаяся Амба бывает страшнее нападающей!