Князь Тишины

– Это цилинь, – пояснила Эзергиль. – Китайское мифологическое животное и самый мощный генератор благоприятного развития событий, то есть удачи, своего рода ходячий талисман. Обладает еще массой неизученных волшебных свойств. Совершенно безвреден, всех любит. Есть легенда, как один император случайно убил цилиня на охоте, так его царство вскоре погибло.

Я осторожно почесала цилиня за ухом. Он тут же лизнул мне руку теплым раздвоенным языком.

– Откуда у тебя эта прелесть?

– О, – многозначительно протянула Эзергиль. – В том-то все и дело. Это – конкурсная работа.

– Чья?!

– Неизвестно. Короче, вчера вечером Антонине позвонила приятельница из Академии художеств и спросила, не наш ли ублюдочный чешуйчатый кот сбежал с городской выставки работ художественных училищ «Сотворим мир заново», засел под лестницей и на всех рычит. Тоня, разумеется, сказала «наш». Кота привезли вот в этом кофре. Когда Антонина разобралась, что это такое, она просто офигела. Понимаешь, в нашей мастерской реальности такое не может сотворить никто, в том числе и сама Антонина. Пока мы гадали, кто же этот гениальный мастер-самоучка, снова позвонила приятельница и сообщила, что объявился хозяин цилиня. В Академию поступил звонок: зверя требовали отдать и привезти по такому-то адресу. Мы проверили, что там находится…

– Ну?

– Среднее художественное училище номер тринадцать, улица Авиаконструкторов, дом сто десять! – торжественно произнесла Эзергиль.

– Так мы сейчас туда едем?

За окном автобуса проплыла стеклянная крыша бассейна. Эзергиль погладила цилиня, закрыла кофр и встала.

– На выход. Берись за лямку, раз уж навязалась. Кстати, запомни два момента. Во-первых, я – студентка Академии художеств, которой поручили отвезти экспонат владельцам.

– А я?

– Ты никто. Постарайся обращать на себя поменьше внимания. Скорее всего, с тобой никто разговаривать не будет, но на всякий случай: ни слова о нашем училище. Мы к нему никакого отношения не имеем.

– Ух! – поежилась я. – А нас там случайно не грохнут?

– Почему это нас должны грохнуть? – усмехнулась Эзергиль.

– За шпионаж, – пояснила я.

Эзергиль пожала плечами и потащила сумку к дверям. А мне вдруг подумалось, что это истинная правда. Цилинь – только предлог, на самом деле мы едем туда именно шпионить.

Мы вышли из автобуса, пересекли пустынную улицу и углубились в хаотическое нагромождение домов-«кораблей». Художка номер тринадцать оказалась блочной двухэтажной коробкой, одиноко стоящей посреди безбрежного двора, по которому гулял ветер. Ее стены украшали полуобвалившиеся кафельные узоры многолетней давности в виде синего моря и белых облачков и бесчисленные матерные надписи. У входа курила кучка парней и девчонок. Я ощутила разочарование. Сама мысль о том, что волшебный цилинь появился на свет в таком гадюшнике, была оскорбительной. Это заведение скорее напоминало то мифическое ПТУ, куда я неоднократно грозилась уйти расписывать чашки.

– Это оно и есть?

Краем глаза я увидела, как Эзергиль зыркнула по сторонам – как невидимая молния пролетела.

– Гелька, по имени ко мне не обращайся.

Мы направились прямо ко входу. Толпящиеся на крыльце даже не обернулись, когда мы проходили мимо. В тускло освещенном вестибюле пахло столовской едой, на грязном полу валялись фантики, на стенах висели примитивные натюрморты. Я вспомнила наше училище – уютное, со стеклянными выставочными стендами и ковровой дорожкой по праздникам, не удержалась и презрительно фыркнула.

– Интересно, где тут учительская? – вслух поинтересовалась Эзергиль. – Пошли-ка на второй этаж. Начнем поиски оттуда.

– Может, проще спросить кого-нибудь? – предложила я.

Эзергиль на мои слова не отреагировала. Ах да, сообразила я, мы же шпионим. Мы поволокли кофр на второй этаж. Там было совсем темно – лампы перегорели, что ли, – и пахло олифой. В темном коридоре через равные промежутки располагались одинаковые двери. Одна из них была приоткрыта. Я мельком заглянула внутрь, заметив нагромождение мольбертов и нечто вроде египетского саркофага, вокруг которого эти мольберты группировались. Аудитория была пуста.

– Это училище словно вымерло, – поделилась я наблюдениями. – Совсем тут никого народу нет, кроме той компашки на крыльце…

Словно в опровержение моих слов, впереди в полутьме послышались гулкие шаги, и перед нами возникла объемистая женская фигура.

– Девочки, вы что здесь шастаете? – раздался начальственный голос. – Занятия давно закончились!

– Мы из Академии художеств, к вашему директору с поручением, – жизнерадостно заявила Эзергиль, демонстрируя кофр.

Тетка, окинув нас изучающим взглядом, холодно предложила Эзергиль следовать за ней. Решив, что приглашение ко мне не относится, я тихонько отстала и спустилась по лестнице в вестибюль. Выйти на улицу и мерзнуть в этом продуваемом всеми сквозняками дворе не захотелось, так что я села на подоконник и принялась разглядывать вид за окном. Снаружи почти стемнело. Из окна смутно виднелся задний двор с помойными баками и противоположное крыло училища, где горел свет и двигались тени людей. Несмотря на всю таинственность, которую разводила Эзергиль, я почти не нервничала и ощущала скорее легкий азарт, как будто ввязалась в чужую игру.

«Тетка ведь сказала, что занятия закончились, – вспомнила я. – А не сходить ли да посмотреть, что там такое, пока Эзергиль занята?» Я уже полезла с подоконника, когда в другом крыле открылась дверь, которую я раньше не заметила, и кто-то вышел. «Ага! – осознала я. – Да это же отдельный вход!» Мне сразу стало гораздо интереснее. В нашей мастерской реальности тоже был отдельный вход. Я тут же отправилась на улицу.

Компания с крыльца куда-то убралась, но мне это было только на руку. Перед входом, поскрипывая, качался на ветру фонарь, чуть ли не единственный на весь двор. Подбираясь к окнам, я обошла училище вокруг. Идти пришлось в почти полной темноте; я придерживалась рукой за стену, осторожно ступая по полоске бетона и думая о том, как бы во что-нибудь не вляпаться. Наконец впереди показались освещенные окна. Встав на цыпочки, я заглянула в одно из них.

Прямоугольное помещение было чем-то похоже на спортивный зал. Аккуратное, не в пример прочим аудиториям. Стены белые, в нескольких местах орнамент, наведенный как будто по трафарету: какие-то крючочки и галочки столбиками от потолка до пола. В центре помост. В углу стопка матов. На полу что-то забавное, типа соломенного паласа с плетеным узором в виде расходящихся кругов. В дальнем конце зала, ближе к двери, разговаривали несколько человек. Кучка ребят разного возраста – не те ли, что стояли на крыльце? – столпились вокруг невысокого стройного деда в синем джемпере. Внешность деда притягивала к себе внимание: у него были белые волосы, стриженные ежиком, надменное римское лицо с решительными морщинами и не по возрасту блестящие глаза. Он что-то экспрессивно объяснял, сопровождая каждую фразу движением рук.

Я подкралась к другому окну, чтобы попытаться подслушать, о чем он там распространяется. Вдруг почти рядом со мной с лязгом распахнулась дверь. Едва не угодив в пятно света, я отступила на пару шагов и прижалась к стенке.

Из зала, на ходу натягивая куртки, вышли двое парней. Один, светловолосый, с правильными чертами лица, сразу напомнил мне Сашу. Другой – среднего роста, сутулый, темненький – тоже показался знакомым, но его лица я толком разглядеть не смогла. Вопреки моей надежде, что они уйдут, желательно в противоположную от меня сторону, парни остановились напротив двери и закурили.

– Ну здесь и столпотворение, – буркнул темноволосый, затягиваясь. – Специально договорились встретиться после занятий, так на пару минут уединиться невозможно, чтобы кто-нибудь не притащился поговорить за жизнь…

– Какая разница? – знакомым голосом возразил блондин. – Нам-то что до них? Ходят и ходят.

У меня по коже поползли мурашки. Неужели и вправду Саша?

Вместо ответа темноволосый чиркнул в воздухе перед собой сигаретой. Огонек описал замысловатую дугу, оставив огненный знак. Он провисел во мраке долю секунды и погас. Темноволосый еще раз затянулся и бросил окурок в лужу.