Княжич, князь

Мастер Зенон слушал с явным интересом и дружелюбием, изредка и еле приметно кивая одобрительно. При этом его полуприкрытые серые глаза внимательно наблюдали за Кирилловой мимикой, жестикуляцией, невольными изменениями положений тела во время речи и прочими подобными мелочами.

* * *

Звонкий клекот деревянной колотушки, сопровождаемый мерными возгласами, проплыл мимо окна. Обогнув настоятельскую келию, зазвучал уже с другой стороны. Кирилл, который увлеченно и в подробностях растолковывал, каким образом они с Митяем когда-то выманивали кротов из их норок, умолк на полуслове.

— Время-то как бежит, — заметил мастер Зенон. — Вот и к вечерне призывают. Ведаешь, княже, а ведь это звук из моего раннего детства. Сельцо наше небольшим было, храм также. Колокола впервые лишь в отрочестве услышал. Станешь собираться ко всенощной?

— Да, наверное… Завтра продолжим, мастер Зенон?

— Я уже к полуночи далеко отсюда буду.

Кирилл вздохнул с нескрываемым огорчением. Его собеседник поднялся и протянул руку:

— Искренне говорю: рад знакомству нашему.

— Я тоже, мастер Зенон. Очень. Даже и не думал, что будет так… А ты уж прости меня, что поначалу…

— Нет твоей вины, кроме молодости. Да и это со временем само по себе пройдет.

— Тогда прощай, что ли, мастер Зенон!

— Нет, княже, — до встречи.

— Э… До встречи?

— Именно так.

Кириллу очень захотелось спросить хотя бы о примерной дате упомянутой встречи, но он почувствовал, что лучше этого не делать. Вышел во двор, поискал глазами брата Иова. Сзади на его плечо легла ладонь.

— О! А вот и ты… Как тебе удается исчезать и появляться столь незаметно?

— В свое время хорошо учился.

— Ну да… Знаешь, Иов, этот мастер Зенон — ну до чего же человек необычный! — сказал Кирилл с восторженным блеском в глазах. — Как думаешь, кто он такой на самом деле?

— Не знаю, княже, — даже мельком не видел его. Я ведь простой инок. Отец архимандрит спрашивал: не рановато ли будет заутра в путь отправляться? Советовал еще хоть денек-другой погостить. Что ответишь?

— Нет. Готовься к дороге.

— Сапоги новые тебе справить не успеют.

— И не надобно. Мне эти глянулись чем-то.

Он молодецки тряхнул волосами, раскинул руки и притопнул:

— Ну как — похож я на дубравца?

— Нет.

Глава XVII

— А он тогда говорит: ежели мы с тобою к Шульге заглянем да по чарке-другой опрокинем за те славные деньки ратные и всех сотоварищей павших — неужто отцы твои против будут?

— Так и сходил бы — не вижу в том никакого греха, — сказал отец Варнава. — Или в смущении пребываешь оттого, что этого Стефана вспомнить никак не получается?

— Сотня князя Бобреца в лощине до полудня хоронилась, как и сговаривались. Потом крыло наше десное держала — это помню, да… Ну, еще кого по имени, кого лицом только. А вот этого самого Стефана — ни так, ни эдак.

Привычно ссутулившись, десятник Залата подвигал тяжелыми руками на коленях. Добавил угрюмо:

— И не только в том затык, что его не помню. Не глянулся он мне, сразу не глянулся — и всё тут. Даже до того еще, как штуки эти свои стал со мною проделывать — ну да я об этом говорил уже.

Отец Власий постучал посохом, приподнял его и принялся внимательно разглядывать отметину на полу. Не поднимая головы, произнес:

— Если еще раз попрошу повторить, только теперь неспешно и не столь путано — не обидишься ли?

— Чего ради? Ну подсел он ко мне, зазнакомились, разговорились, то да сё… Стал рассказывать, что было ему некогда откровение перед битвою: дескать, останется в живых да еще и не пораненным вовсе, ежели даст обет до конца дней своих навещать ежегодно любую обитель и целую седмицу трудиться там во славу Божию. Ну он и дал, вестимо дело, — как же тут не дать-то, так ведь? Я тогда спрашиваю его: а что, брат, за битва была такая? А он и говорит: да та, что о двунадесятом лете случилась при городишке Уэкскюль. Ну, это когда кюстенландцы у Великого Князя Дороградского помощи запросили супротив Ордена Седьмой Печати…

Он поискал взглядом какой-то поддержки на лице отца Варнавы.

— Ведаем, — коротко ответил настоятель, кивнув.

— Ага… А я удивился и говорю ему: вот те на! Так я тоже в сече той был. Дружина князя Вука, Деянова сотня, коль слыхал. О той поре меня во десятники и поставили. Оно ведь там как вышло-то: тяжелая конница герцога поначалу наших копейщиков…

— Ты что-то начинал о взгляде этого Стефана, — напомнил отец Власий, не позволяя потоку десятниковых воспоминаний раскидываться вширь. Окованный конец посоха опять ткнулся в пол и начал посверливать его.

— Ну да… Это когда он стал расспрашивать, мол, не тяжко ли трудничаю для обители за кров да харчи, не ночами ли… Ты, говорит, и сейчас, как сонный — спать хочешь? И давай глядеть на меня. Голос участливый, мягкий, а у самогo глаза такие, что… Я Белого Ворона отчего-то сразу вспомнил.

— В сон клонить стало?

— Малость. Я, правда, голову опустил, но больше от того, что не по душе мне, когда…

— Слов каких-либо диковинных, просьб необычных не припомнишь ли?

— Не было таковых — он потом разговор сразу же перевел на поминание соратников павших, Шульгу да его зелено вино. Чистую правду говорю, не было! Вот пусть от меня Воители-Хранители отступятся навсегда, ежели…

— Зачем же такое себе самому желать-то? — перебил его отец Варнава. — Напротив: да пребудут до конца дней твоих и ошуюю, и одесную. Оставь-ка нас, десятник, на время краткое. Рядом побудь, не отходи далеко. И дверь притвори за собою, яви милость… Отец Власий, ты мне скоро язвину в полу проделаешь. Слушаю тебя.

Маленький архимандрит поднял голову:

— Надзирающие братия доложили мне об этом Стефане вчера, когда увидели его возле десятника второй раз. Успел я украдкою хорошенько присмотреться к нему.

— Он в нашем приюте остановился?

— Нет. На хуторе, что по дороге к Сошкам. Это стрелах в двадцати от обители. Каждое утро приезжает верхом, несет послушание при конюшнях, а вечером возвращается назад.

— Странно, что не у нас. Всякий раз такой путь проделывать в обитель да обратно — зачем?

— И это малость странно, и то, что десятник рассказал о нем только сегодня. За то время, что я наблюдал за ним вне обители, — за Стефаном, понятно, а не за десятником — ничего любопытного для нас не приметил. Но непрестанного надзора я ж вести не могу, сам знаешь. Даже дня полного не продержусь, а потом в расплату еще и не одни сутки пластом лежать буду. Стало быть, что он делает все то время, когда я не вижу его — тоже вопрос. Тебе-то братия что докладывают?