Княжий род. Наследник
Шрифт:
Через четыре дня нас догнал отряд старшего воеводы Шереметьева с ним был царский окольничий Салтыков. Отца вызвали к Шереметьеву, два часа он расспрашивал отца. Потом пришёл ратник за мной, сообщил, что воевода желает видеть меня и велели взять лук и саблю хана. Войдя в шатёр воеводы, я поклонился низким поклоном. Саблю я уже прицепил на пояс, а лук просто захватил с собой. В шатре сидели незнакомые мне бояре и князья. Рядом с воеводой стоял отец.
– Ну проходи не трясись, воин Роман, сын боярина Евстафия Борисовича. Похвались и расскажи, как удалось хана взять. Твой отец говорит, что ты в одиночку зарубил хана и его нукеров, – Иван Васильевич был в хорошем настроении.
Я подал ему саблю вместе с ножнами, отстегнув её от пояса. Воевода долго и внимательно осматривал оружие, поцокал языком. Потом он также долго осматривал лук, пробовал
– Скажи мне, Роман, сын боярина. Не хочешь продать саблю или лук, а можно и то и другое? Много денег выручишь, сможешь несколько деревень купить со смердами, улыбаясь спросил воевода.
– Нет, Иван Васильевич, не хочу, – ответил я.
– А что так, неужто золото не нужно? – спросил боярин Салтыков.
Бояре и князья стали переглядываться с усмешками, все ждали моего ответа.
– Я так думаю, что в бою взято – то свято. Негоже воину саблю на смердов менять. Будет сабля, будет честь и слава. А смердов я и за серебро куплю, что у татар отобрал, – немного пафосно ответил я.
В палатке воеводы раздался дружный смех, а вот отец не смеялся, он улыбался, а глаза его светились гордостью.
– Добрый ответ, достойный воина русского. Осадил новик тебя, Лев Андреевич, – воевода посмотрел со смехом на Салтыкова.
– А я другого и не ждал. Не может у боярина Волжина родиться сын недостойный отца, – высказал Салтыков.
– Готов, Роман Евстафьевич, служить нашему государю Ивану Васильевичу?
– Я и так служу. Несколько дней татарам пинки под зад раздаю, – ответил я, чем вызвал новый взрыв смеха.
– Сказывай как хана рубил, – напомнил Шереметьев.
– Кони хана и сабля мне понравились, вот я и уговорил их. Быстро уговорил, только померли они, наверно от печали и расстройства, – скаламбурил я.
На этот раз смех продолжался дольше. Отсмеявшись, воевода вытер усы и глаза, на которых от смеха выступили слёзы.
– Повеселил. Обязательно отмечу у государя твоего батюшку и тебя, воин Роман. А теперь ступай.
Воевода отпустил меня, а отец ещё остался в шатре Шереметьева. Я направился к нашему костру, где наверняка готовят рыбку и, возможно, уху, день пролетел незаметно и мой желудок настойчиво требовал обеда.
В это время старший воевода распустил гостей из своего шатра, но по своим умозаключениям оставил сотника боярина Волжина. На столе разложили карты. Воевода предложил высказываться. Многие из бояр и князей желают отличится, вот и стали высказывать мысли. Князь Шереметьев внимательно слушал, а когда фантазии бояр иссякли, спросил молчавшего Волжина.
– А ты, Евстафий Борисович, что думаешь?
– Девлет Гирей умный хан. Вовремя узнал, что государь на Тулу идёт, чтобы свою орду вывести из клещей бросил обоз. Я думаю, не просто так. Если государь двинется от Тулы, крымчаки просто уйдут южнее, пограбят сёла на окраинах и всё. А если узнает, что обоз только мы сопровождаем, то обязательно вернётся, – высказал свои мысли Волжин.
– Вполне возможно и такое. Обоз будем брать окружив его. Чтобы крымский хан не вернулся отбивать обоз, мы его отправим в разные места и по тем дорогам, по которым хан не ожидает.
Через два дня обоз действительно окружили. Сотня отца насчитывала девяносто ратников. Сопровождать убитых и раненых, в том числе Богдана, поехали всего семь боевых холопов. У нашей сотни опыт розыска отдельных отрядов крымчаков, чем мы и занялись. На нас выскочили два десятка крымчаков, отец приказал преследовать. Выскочили к речушке Турдей, южнее деревни Кручь. И нарвались на конных янычар, не меньше трёх сотен. Отец приказал отступить. Но разве можем уйти от лёгкой конницы. Тогда я предложил занять оборону у берега реки. Связать рогатки из брёвен и сделать что-то вроде засеки. У нас имелись пищали, все холопы без исключения умеют стрелять. В своё время отец настоял на этом, когда приобрели пищали. Янычары и татары напали не сразу. Чего они выжидали непонятно. Может надеялись на то, что мы будем атаковать. Но не случилось, наши разведчики вовремя увидели, что нас заманивают в ловушку. Как ни странно, но отец выслушал моё мнение.
– Говори, сын, что предлагаешь.
– Рассадим часть холопов, тех, кто лучше ведёт стрельбу из пищалей. Таких у нас три десятка наберётся, посадим их в засеку. На каждого стрелка будет по три пищали, все заряжены и готовы к бою. Конных лучников ведём на янычар и татар, метаем стрелы
и отходим, когда они на нас нажмут. В засеке оставим два или три прохода, чтобы конь мог перепрыгнуть. Заманиваем в ловушку. Как только крымчаки приблизятся даём залп, а лучше два. Картечь двоих троих свалит, а то и больше. Так и отобьёмся.– Ты измыслил, вот и сядешь с холопами в засеку. А я буду с остальными заманивать поганых.
Я сразу подумал, что отец меня в более безопасное место ставит, увидев серьёзный предлог. Ну что тут поделать? Будем воевать. Первым делом я расставил вешки на сто шагов, срубил тонкие деревца и воткнул в землю. Каждому холопу прошёл и по три раза объяснил, что делать. Янычары скорей всего шли передовым отрядом впереди обоза, вот мы и напоролись на них. Я проверил ветерок, в надежде, что он будет сдувать дым от сгоревшего пороха. А потом начались игра в кошки мышки. Отец с боевыми холопами выезжал ближе к татарам, метали стрелы и отскакивали. Дразнили так три раза, наконец янычары не выдержали. Они решили обязательно догнать наглых русичей и наказать. Сидим ждем часа икс. Наши снова бегут, проскакивают в проходы засеки, янычары приблизились на сто шагов. Залп! Хватаю вторую пищаль. Дым рассеивается слабым ветром, но медленно. Снова Залп! Дикие и мучительные стоны лошадей, крики людей. Из облака дыма выскакивают янычары, а до нас тридцать шагов. Третий залп! Ветер усилился, снося облако дыма. Я встал в полный рост приготовил лук и стрелы. Отец даёт команду, и они в проходы засеки атакуют противника. Вскоре всё закончилось. Спаслось около трёх десятков татар или янычар. Вот только и наших побили. Убито восемь холопов и ранен отец. Убегая, кто-то из крымчаков пустил стрелу и в дыму отец не разглядел. Стрела угодила чуть ниже левой ключицы, пробив насквозь броню, стрела имела тяжёлый гранёный наконечник, вторая стрела попала в бедро не опасно, но неприятно. Стрелу вытащили, я сделал заговор тихим шёпотом на остановку крови и заживление. Промыли солёной водой, привязали сухой мох. Легкораненых перевязали промыв раны. Потом два часа отлавливали лошадей, тех, что остались живы от янычар или получили незначительные ранения от картечи. Пришлось и лошадям вытаскивать картечины и наконечники от стрел. Набралось сто голов вполне неплохих скакунов. Зато сабель кривых набрали, их янычары называют ятаганами, заточка клинка с другой стороны. Встал вопрос на чём везти убитых и раненых. Холопы пробежались по округе притащили четыре телеги. Вот на них и грузили раненых и трофеи. Я принял решение идти на север. А через сутки наткнулся на отряд Шереметьева. Старший воевода наголову разбил охрану обоза, уничтожив почти две тысячи янычар и около тысячи татар. Захватили все султанские пушки, добро трудно посчитать. Только лошадей насчитали шестьдесят тысяч. Отдельно взяли табун породистых аргамаков-скакунов и сто восемьдесят верблюдов. Так как отец лежал раненый, на доклад к князю пошёл я. Сразу не пропустили, почти час ждал, потом видимо вспомнили.
– А, наш юный друг. Ну докладывай, Роман, – князь был весёлым и пьяным.
Я рассказал, что уничтожили три сотни янычар, у нас есть убитые и раненые. Воевода выслушал внимательно.
– С кем отца отправишь? – спросил Шереметьев.
– Есть холопы, княже. Убили всего восемь ратников, да раненых десяток, вот их и отправлю сопровождать отца.
– Я доложу государю о ваших заслугах. А за то, что обоз обнаружили одарю сам. Из трофеев заберёте пять аргамаков, четыре кобылы и жеребца. Табун в пять сотен коней заберёшь, я распоряжусь, ну и рухляди, и серебра пятьсот рублей. Народу больше домой отправь, чтобы не ограбили Евстафия Борисовича по дороге. Сам наверно остаться хочешь, говори?
– Да, княже, остаюсь и полусотня холопов со мной.
– Будешь при мне, приказы тоже от меня получать станешь. Всё, ступай.
Что сказать, на войне во все времена зарабатывают, вот и мы малость заработали. Я рассказал отцу, что велел князь Шереметьев. Старший воевода крымский обоз разделил на две части. Одну часть отправил в Рязань, а вторую в Мценск. Естественно, нужна охрана такому обозу, пришлось князю людей ставить в охранение отобранных богатств. Отца и холопов я отправил с обозом в Мценск, а там и до Коломны недалеко. За месяц или за полтора доберутся, отправил и боярского сына Василия Оладьина, хоть он и сопротивлялся, но законный сын боярина я, так что убедил слушаться меня. Со мной остались пятьдесят достаточно опытных холопов, в том числе Потап. Куда же без него? Похоже он меня как телохранитель будет, раз отцу клятву давал.