Княжий удел

Молодец расторопно скрылся в тереме и скоро выбежал оттуда с огромной рыжей шкурой.

— Ступай, мурза! — бросил он ее под ноги Ачисану.

Голова зверя, как живая: пасть оскалена, глаза-угольки злобно поглядывают на мурзу. Ачисан не спешил делать первый шаг. Русь — тот же медведь, повержена и сейчас лежит у ног хана, и пасть у нее так же раскрыта. Может быть, для того, чтобы ухватить покрепче! Мурза после некоторого раздумья ступил ичигами на мягкую шерсть зверя. Не укусил, только голова медведя, словно от явного неудовольствия, качнулась.

— Проходи, проходи, мурза! Самым дорогим гостем будешь.

Ачисан уверенно вошел в хоромы князя.

— И ни слова о делах. Сначала я тебя накормлю, потом напою, потом девки мои для тебя спляшут. А может, ты развлечься желаешь? — лукаво подмигнул Дмитрий мурзе. — Так мы мигом! Я ведь не забыл, как ты меня в Орде принимал.

Это было год назад, Шемяка, не спросясь дозволения московского князя, выехал в Казань, где был принят Улу-Мухаммедом. Вот тогда и сошелся с Ачисаном, а в знак особого расположения мурза разрешил гостю пользоваться гаремом.

— А хочешь, Ачисан, мы тебя здесь оженим? — весело продолжал князь. — Детишек заведешь. Земли мы тебе дадим. Вон какие у нас просторы!

Но мурза повернулся и сказал:

— У Казани земли большие. Москва теперь улус хана.

Запнулся Дмитрий Юрьевич и, зыркнув зло на рынд, гаркнул:

— Ну чего стоите, рты пораззявили?! Кличьте дворовых девок, пусть столы наряжают!

Угощение было богатым. Мурза, охмелевший от обильного питья, облокотился на мягкие подушки, а девки, признав в молодом ордынце важного гостя, хихикали, прикрывая ладошками рот.

Дмитрий Шемяка, разомлев от выпитой медовухи, обнимал плечи Ачисана и хмельным голосом говорил:

— Выбирай девку, мурза! Выбирай быстрее! Ничего для гостя не пожалею?

— Вон ту! — ткнул пальцем Ачисан в Настю, которая расставляла блюда с мясом.

Поперхнулся князь, словно проглотил большой кусок, который так и остался в глотке, но через миг, уже совладев с собой, решил:

— Хорошо, Ачисан! Быть по-твоему. Девку в твои покои пошлю.

Желание князя Настя приняла покорно, так безропотно собака сносит побои хозяина.

— На любовь не скупись, — напоследок напутствовал Дмитрий. — Мурза — нужный для меня человек. От него зависит и великое московское княжение. А ежели что… не обижу!

Настасья, сняв перед дверью мурзы кокошник, простоволосая и босая, вошла в покои. Дмитрий перекрестился и сказал в раздумье:

— Прости мой окаянный грех, Господь, что девку на поругание ордынцу отдаю. Для великого княжения это надобно.

Мурза Ачисан гостил у князя недолго. Шемяка был неистощим: он устраивал для гостя всевозможные игрища, таскал с собой на соколиную охоту. Особенно по душе пришлась Ачисану забава с медведями, когда рассерженного зверя выпускали во двор с ловчими, вооруженными одними ножами. Мурза визжал от удовольствия, когда зверь подминал под себя то одного, то другого охотника, норовил порвать сеть, отделявшую его от крикливой толпы.

— Медведей-то где ловите? — спрашивал мурза. — В Казань приеду, такую забаву устрою.

— В медвежьих местах кадки с медовухой выставляем, — рассказывал князь. — Зверь как налакается, так тут же спать ложится, ловчие его стерегут, а потом к терему на цепях ведут. А уже затем и к забавам готовят, — похвастался Дмитрий.

Вдруг лицо мурзы выразило озабоченность, и князь догадался, что сейчас Ачисан забыл о девках, которых бояре с избытком приводили в его покои, забыл и о медвежьих забавах. Шемяка догадался: разговор сейчас пойдет о главном, из-за чего и прибыл ханский посол.

— Казанский хан, великий Улу-Мухаммед, желает видеть тебя великим князем, — наконец произнес он.

Шемяка ничем не выдал своего волнения. Кажись, свершилось, вот он и великий стол! Только где теперь быть первому граду? Москва-то после пожара совсем обветшала. А может быть, в Угличе? Пригласить мастеровых из Пскова и Великого Новгорода, пусть выстроят мурованный дворец, стены вокруг детинца каменные поставят.

Мурза внимательно посмотрел на князя, ожидая увидеть в его лице перемену, и, заметив легкий румянец на скулах, с улыбкой продолжал:

— Но взамен ты должен будешь чтить Улу-Мухаммеда, казанского хана, как своего господина. И платить ему дань, как это было заведено еще при Золотой Орде.

— Согласен, — прохрипел Шемяка. Во рту сделалось совсем сухо, и он, прикрикнув на девку, проходившую мимо, потребовал: — Вина подай! — И, когда девка протянула ему кувшин, полный до самых краев, прильнул губами и долго не мог оторваться. А потом, бесстыдно хлопнув ее по пышному заду, отправил прочь: — Крепкое вино. Ладно, ступай, толстозадая! — И, повернувшись к мурзе, добродушно оскалился в улыбке: — Да я для Улу-Мухаммеда все, что угодно, сделаю, только бы он не отступился от своих милостей! Ты, мурза, шепни своему хану, пусть придушит моего братца Василия где-нибудь у себя в темном углу. — Мурза поднял на князя удивленные глаза, и Шемяка, догадавшись, что хватил лишку, добавил: — Сделали бы так, чтобы он на Москву не вернулся. Не было на Руси такого позора, чтобы великие московские князья в полоне томились.

Улу-Мухаммед смелый хан, но разве он посмеет отважиться лишить жизни Василия Васильевича? Если случится это, то забудутся на время на Руси прежние обиды, объединятся князья перед лицом общей беды, и кто знает, сумеет ли выстоять казанский хан.

Взгляды мурзы и князя встретились, каждый из них в эту минуту подумал об одном, и, стараясь сгладить собственную неловкость, Шемяка продолжал все так же заговорщицки:

— Ачисан, но ведь великий князь и в дороге помереть может… Скажем, хворь на него какая-нибудь нападет. А то запрятали бы его подалее да стерегли бы! Пока жив будет Васька, смута не иссякнет. И татар он не любит. Вспомни же, мурза, как Улу-Мухаммед просил приюта у Василия, когда был изгнан братьями? И что же ответил московский князь? Стал травить его по степи дружинами, как бездомного и безродного! А если бы хан ему в руки попался, думаешь, пожалел бы? Шкуру бы снял с живого!

Мурза не возражал. В словах князя одна правда. Впрочем, он только слуга Улу-Мухаммеда, и решать будет хан.

— Будешь любить Улу-Мухаммеда, он тебя отблагодарит, — обещал Ачисан, — и великое княжение тебе пожалует. Ладно, загостился я у тебя, завтра в Казань еду, — неожиданно решил Ачисан. — Еще бы погостил, девки у тебя добрые и мягкие, да вот хан ждет!

Дмитрий попробовал задержать мурзу еще на день, на два, но тот только отмахивался:

— Нет, князь, ехать нужно.

И тогда Шемяка решил сказать главное, из-за чего так долго и старательно опекал важного мурзу, понимая, что щедрое гостеприимство должно быть отплачено сторицей.

— Мурза, я с тобой своего посла пошлю, дьяка Дубенского. Пускай он поклон от меня передаст хану Улу-Мухаммеду. Ну и ты бы за него постоял, Ачисан, а я в должниках оставаться не привык.

— Пускай едет.

— Эй, Яков! — позвал князь рынду. — Чего зенки вылупил?! Неси шапку с серебром, что я заготовил, подарок это мой мурзе Ачисану.

— Слушаюсь, князь.

Верзила затворил за собой дверь и воротился с большой шапкой, доверху наполненной серебром.

После таких подношений обещается особенно легко. Мурза утопил широкую ладонь в серебре, которое под его пальцами сладко зашуршало, и сказал: