Княжна Тараканова

* * *

От маркизы Алина узнала о визитах самого Вольтера в салон мадам Жоффрен! Увидеть Руссо, Дидро, д’Аламбера – такая перспектива оказывала на Алину вдохновляющее действие. Ее уже заметили в гостиной мадам Жоффрен и даже считали своего рода завсегдатаем. Эмбс и Шенк предпочитали держаться в тени, всячески показывая, что они всего лишь доверенные лица, ходатаи по делам княжны. Теперь Алине хотелось каким-то способом выделиться из числа гостей. Обдумав, она нашла некий вариант…

Однажды Алина попросила позволения прочесть «нечто интересное», как она выразилась. Мадам Жоффрен охотно позволила. В салоне все уже знали, что странная персиянка – недурная музыкантша и ценительница поэзии. Все это ей очень шло еще и потому, что у нее был вид совсем юной девушки, способной легко смущаться, увлекаться, огорчаться… Весь ее облик дышал живостью, глаза ее всегда блестели и вдруг делались еще более яркими, яркое лицо легко меняло искренние выражения…

Она вышла на середину комнаты с небольшим томиком в руках и стала читать стоя. Она читала громко и выразительно, и в то же время наивно, как девочка, которая очень хочет понравиться окружающим взрослым, завоевать их доверие…

«…В тот же вечер Амазан, – читала Алина, – был приглашен на ужин к одной даме, прославленной умом и талантами за пределами своей отчизны и побывавшей в нескольких странах, которые посетил и Амазан. Эта дама и собравшееся у нее общество очень понравились Амазану. Непринужденность была здесь пристойной, веселье не слишком шумным, ученость нисколько не отталкивающей, остроумие отнюдь не злым; он убедился, что слова „хорошее общество“ – не пустой звук, хотя определением этим часто злоупотребляют…»

Слушатели наперебой выражали свое восхищение. Мадам Жоффрен махала руками, делая вид, будто смущена, и при этом ухитряясь показывать всем своим видом, что на самом деле вовсе не смущена. Маркиза улыбалась с некоторой гордостью, в салоне своей матери она словно бы защищала юную и беззащитную Алину, словно бы простирала над ней крылья, подобно птице, защищающей своего птенца. Маркиза не имела детей. Иногда Алине хотелось вообразить, будто маркиза – ее мать, но такими фантазиями не следовало увлекаться, это Алина понимала…

Заговорили о Вольтере. Многие знали его. И все узнали отрывок из его философской повести «Царевна Вавилонская», посвященный мадам Жоффрен и ее салону… Затем разговор естественным образом перешел на книги о Востоке. Алина насторожилась. Внезапно она подумала, что здесь могут найтись люди, имеющие некие реальные сведения о Персии, Багдаде и даже о таинственной Черкессии! Кто-то спросил Алину, не хочет ли она спеть какую-нибудь песню своей родины. На глазах девушки появились слезы. Ее щеки вспыхнули, она опустила голову…

– Оставьте бедную девочку в покое! – громко сказала маркиза.

Все должны были понять, что прекрасной Алине тяжело вспоминать о покинутой родине! На самом же деле она едва не расплакалась, потому что подумала о возможном разоблачении своего обмана. Ведь если бы ее разоблачили, она навсегда бы лишилась общества мадам Жоффрен, маркизы, их друзей и гостей…

Иногда в голову приходили мысли о дальнейшем жизнеустройстве… Что с ней будет дальше? А когда она состарится, что с ней будет?.. Она поделилась этими грустными и тривиальными мыслями с Ван-Турсом-Эмбсом. Но он не разделял ее опасений…

– …Если уж мы решили жить этой жизнью неприкаянных бродяг, то стоит ли сожалеть об утраченных возможностях, стоит ли жалеть себя? Таких, как мы, немало. А до старости еще далеко. Ты еще можешь выйти замуж, а я… быть может, когда-нибудь я вернусь в Гент…

Она немного удивилась таким его словам, но нашла их интересными, хотя не считала Ван-Турса интересным ей человеком…

С некоторых пор в салоне мадам Жоффрен стали много говорить о польских событиях и частенько поминали какого-то Огинского…

Эти разговоры смущали Алину, то есть Елизавету, ярко пробуждали воспоминания о детстве, о Михале, о пинчукских песенках… В свое время мадам Жоффрен побывала в Польше [55] и охотно делилась впечатлениями от поездки. Она говорила об этой поездке, как о путешествии в дальнюю экзотическую и опасную страну. Алина подумала насмешливо, что для мадам Жоффрен Польша не менее экзотична, нежели сказочная, никогда не виданная Персия!..

– …Вольтер писал мне из Ферне в Варшаву, он называл мою поездку эпохальным событием для всех мыслящих людей Франции!..

55

Мадам Жоффрен побывала в Польше в 1766 году.

Мадам Жоффрен не была хвастлива, но нельзя же было не похвастаться вниманием самого патриарха!..

– Если выбирать между мнением Вольтера и мнением мадам Деффан, то, конечно же, стоит пренебречь именно мнением мадам Деффан! – заявила маркиза.

Мадам Жоффрен осталась недовольна репликой дочери. Мадам Жоффрен не любила, когда ей напоминали о ее своего рода «конкурентке», хозяйке другого известного парижского салона, той самой мадам Деффан…

Алина была счастлива. Она видела в доме мадам Жоффрен Фонтенеля, Мармонтеля, Дидро и д’Аламбера. Она внутренне трепетала при виде Монтескье [56] , ведь он мог узнать в толках о ней иные эпизоды из своих «Персидских писем»! Но он не узнал. Тогда-то она и подумала, что вряд ли ее разоблачат, потому что разоблачают, когда ставят своей целью разоблачение! А покамест никто не ставил своей целью разоблачить ее…

56

Шарль Луи Монтескье (1689—1755) – французский писатель, философ и правовед.

Алина привыкла проводить время на улице Сент-Оноре, в уютном, таком обжитом доме мадам Жоффрен, которая, хотя и обладала, по словам своей дочери, «душой Александра», то есть Александра Македонского, но более всего на свете любила домашний комфорт!

В конце концов мадам Жоффрен даже предложила Алине называть ее: «ch'ere maman» [57] . Алина поблагодарила, хотя предпочла бы так называть не мадам Жоффрен, а маркизу!

Мадам Жоффрен любила намекать на свои особенные знания о Польше и, в частности, о последнем короле Польши, Станиславе-Августе Понятовском… Многие гости включались в разговор. Алина узнала о Польше куда более, чем знала прежде. Мадам Жоффрен в своих речах о Польше и поляках не отличалась последовательностью. Она то сожалела о разделе Польского королевства, а то вдруг заявляла, что поляки «заслуживают быть покоренными»!..

57

«Дорогая матушка» (франц.).

– …Мой друг Вольтер недаром твердит о поляках как о нетерпимых фанатиках! Русская императрица собственноручно писала фернейскому патриарху об этой нетерпимости. Она, равно как и Мария-Терезия, приносит цивилизацию в эту страну!..

Но сам Дидро, не так давно возвратившийся из Петербурга, русской столицы [58] , иронически заметил мадам Жоффрен, что едва ли Россия способна цивилизовать какое бы то ни было государство…

– …Я полагаю, что и сама Россия никогда не будет цивилизована! Слишком обширные пространства и отсутствие дорог не позволяют управлять страной из единого центра. Зимы чрезвычайно суровы и располагают население к лености и пьянству. Иноземные ученые просто-напросто вянут в ужасном климате, словно экзотические растения на морозе. Лучшее, что может случиться с Российской империей – это ее крушение, распад на дюжину мелких государств, тогда порядок, наведенный в одном из них, послужит примером для других!..

58

Дидро побывал в России зимой 1773–1774 гг.