Князи в грязи
Шрифт:
— Иди ты! Все проще и гениальнее. У меня приятель в онкодиспансере работал. Он меня давал данные на тех пациентов, у которых была четвертая стадия рака. Ну, как у нас с тобой. То есть обреченных. Подбирал тех, кому месяцев шесть — восемь оставалось. Тут ведь точно не определишь. Вот на имена этих несчастных фирмы регистрировались, а когда менты приходили, то оп-па! — нет человека. Ну а молодежь мне за фамилии и паспортные данные небольшие комиссионные выплачивала. Правда, они все на лечение сына и уходили. Так что я, считай, не для себя старался.
— Остроумно. И в общем-то гуманно, — Павел удивленно качал головой и задорно смеялся.
— Ну, а ты за что эфэсбэшников
— Да, банальная история, генацвали. Даже дурацкая, если так разобраться.
— Рассказывай, не томи.
— Да, пожалуйста! Была у меня девушка, лет двадцать назад. Или что-то около того. Встречались. Даже жить вместе начали. Да, какой там начали! Два года вместе прожили. Потом она стала обижаться, что в ЗАГС не веду, внимания стал уделять меньше, взяла свои вещи и ушла. Я хотел ее вернуть. У дома ждал, цветы в ручку двери засовывал. На работу к ней ездил. А она — как отрезала. А месяца через два позвонила и сказала, что если я ее не оставлю в покое, то новый ее со мной разберется. Я спросил, кто он такой, разбираться чтобы? Из бандитов? Она отвечает: «Нет, из ФСБ». А потом он мне позвонил. И четко так объяснил, что либо я ее оставляю в покое, либо он «со товарищи» меня укатают лет на десять. Я пошутил, мол, как японского шпиона? А он так спокойно мне отвечает: «Нет, как российского бизнесмена». Я понял, дядя не шутит. Ну, и отвалил. Потом всю жизнь ее вспоминал. Может, она единственная и была, которую я любил.
— Как ее звали? — еле выговорил Алексей.
— Оксана. А что?
— Нет, ничего…
Алексей как-то неестественно стал выгибаться назад, тело напряглось и сразу обмякло. Рука бессильно упала с кровати и несколько мгновений раскачивалась словно маятник. Алексей потерял сознание.
— Сколько тебя не было? — спросил Павел, как только каталка с Алексеем въехала в дверь палаты.
— Да недолго. Вот сестренка говорит… — Алексей приветливо улыбнулся медсестре, тащившей каталку со стороны головы, — минут сорок. Так что, пока еще вместе полежим.
— Я не против. Одному как-то совсем тоскливо.
Медсестры переложили Алексея на постель, пожелали больше не болеть и вышли из палаты.
— Тебе не кажется, генацвали, что пожелание нам «не болеть» как-то по-садистки прозвучало.
— Ну, не злобствуй ты! Они добрые. И честные.
— Почему это они честные, генацвали?
— Мне вот та, что по полнее, когда мы одни в реанимации остались, честно на мой вопрос ответила. Я спросил, почему я так часто стал сознание терять? Она ответила — опухоль растет, жидкость какая-то там выделяется, заполняет черепную коробку, давит на мозг…
— А ты этого не знал? — весело, будто о футболе говорили, спросил Павел.
— Не это важно. Важно то, что она предупредила — любой следующий обморок может перейти в кому. А это значит, что, во-первых, боли меня не ждут, и ампулочка мне не понадобиться. А во-вторых, что теперь точно я должен все дела закончить. А одно такое дело у меня есть. Точнее, теперь уже два.
— Построить коммунизм в одной отдельно взятой стране?
— Погоди хохмить, Паша. Может, я завещание имею в виду.
— А ты что, его еще не составил? Не отписал, кому ковер, кому стиральную машину? Вах, генацвали, как забыть мог?
— Я повторяю, погоди хохмить. Остряк. Тебя это тоже касается.
— Меня нет — я завещание составил еще три месяца назад.
— И кому же, позволь поинтересоваться?
— Стандартно. Детскому дому одному. Подмосковному. У меня дача недалеко. Я пару раз тамошних детей на прогулке видел. Аж сердце сжималось. Знаешь, что я сделал, чтобы бабки мои не разворовали? Деньги завещаются
Детскому дому, но с тем условием, что каждому воспитаннику, достигшему восемнадцати лет, покупают однокомнатную квартиру. По сегодняшним ценам, думаю, лет на двадцать на всех выпускников хватит.— Это все, конечно, здорово, Паша. Но у меня другое предложение есть.
— А тебе-то что до моих денег?
— Мне надо сына, Мишу, обеспечить. Вот ты мне и поможешь.
— Ты хочешь…
— Павел, не перебивай! Я сделку предлагаю. Ты завещаешь сыну один миллион долларов, а я тебе отдаю ампулочку. То есть за миллион ты получаешь право на безболезненную смерть.
— Что ты… Бред какой-то. Я для себя решил, что никому, понимаешь, никому конкретному, деньги мои не достанутся. Мне люди столько зла причинили, что выбрать среди них достойного я не могу. И не хочу. Вот пусть лотерея будет. Ты хороший мужик, Леша, но прости…
— Я, может, совсем и не хороший, Павел. По крайней мере, для тебя. Только не перебивай! Я говорил тебе, что полюбил одну женщину? Мишка ее сын. От меня.
— Так мне-то что ты плохого сделал? — Павел недоуменно смотрел на Алексея, явно решив, что тот сошел с ума.
— А то, Леша, что звать ее Оксана. И что звонивший тебе эфэсбэшник — это я. Вернее, я, конечно, в ФСБ никогда не работал. Но звонил тебе и представился сотрудником КГБ кстати, а не ФСБ, именно я. Извиняться не буду. Мы боролись с тобой за одну женщину. Ты ее упустил, я добивался. Так что все по-честному. Битва двух самцов за самку. Ты же материалист, в Бога, в судьбу не веришь. Я оказался смышленее. Ты спасовал. Все честно! Но она, Оксана, не виновата. И сын ее не виноват. А ему лечится надо!
— Ты это все придумал, когда в реанимации лежал?
— У Оксаны родимое пятно под правой грудью. Так?
— Да, но…
— У меня, Павел, мало времени. Медсестра через десять минут… — Алексей посмотрел на часы. — Нет, через пятнадцать, приведет сюда главного врача. С бланком для завещания. Решай!
— Погоди, но…
— Меня после обеда переведут в другую палату. И последнее… Мы больше разговаривать не будем. Не можем мы с тобой больше разговаривать. И умирать в одной палате не можем. Двадцать лет ты ненавидел меня, а я тебя. Потому, что все эти годы я чувствовал, что Оксана продолжает любить своего бывшего. Своего первого мужчину. И я ненавидел его. А теперь я помогу ему уйти из жизни без тех болей, которые он заслужил. Ради своего сына. Ради Оксаны.
Фрагменты дневника
Пашка вырос. Как-то незаметно и очень быстро. Вот он пошел в первый класс, и вот он уже ординатор в тридцать первой больнице. Хирург.
Дома почти не бывает. Что, собственно, нормально. Сколько зарабатывает начинающий врач? Ставка тысяч пятнадцать, плюс дежурства. Разумеется, подработка в платной клинике. Интересно, когда он спать-то успевает? А еще девушка у него появилась. Само собой, не первая. Но эта — вроде всерьез. Почти год вместе.
Точно. Как в воду глядел. Вчера Павел объявил, что собирается жениться. На ней, на Оле. Ну, что ж, нормальная девчонка. Мне нравится. Правда, Катя, кажется, ревнует. Ха! Ей бы хотелось подольше оставаться главной женщиной своего сыночка. Кстати, моя мама, приняв ее в свой дом, вела себя умнее. Хотя, честно говоря, Катя перед будущей невесткой тоже ничего не «изображает». Только при мне ворчит, рано, мол. Пришлось ей напомнить, что когда мы поженились, я был на четыре года моложе нынешнего Пашки. Катя тут же прибавила: «Другие времена!»