Код Атлантиды
Шрифт:
– Что это за штуковины? – спросила Сара.
– Не имею понятия.
– Итак, что будем делать?
Дуглас шлепнул по пирамиде из С-60 рукой.
– Надо вытащить отсюда эту хреновину, обе сотни тонн.
– Каким образом? – недоуменно поинтересовалась Сара. – Только подумай! Ты и сквозь дверь ее не протащишь. К тому же во всем Египте не отыщется машины, которая в состоянии поднять такой груз.
Дуглас провел рукой по корпусам лежавших с ним рядом пневматических дрелей. Здоровых, крепких, промасленных.
– А это, по-твоему, мы для чего сюда принесли? – подмигнул он.
Они проследовали за человеком по фамилии Харви в центр, где создавали световой компьютер. По всей вероятности, Микела Вейснер влюблялась лишь в мужчин, одержимых страстью к науке и почти не испытывающих потребности в отдыхе. По пути все кратко представились друг другу и перекинулись парой шуточек. Открывая черную тяжелую дверь, Харви строго произнес:
– Надеюсь, вы понимаете, что явились не на публичную лекцию. Пообещайте, что, выйдя из этого кабинета, будете держать язык за зубами. Я согласился на это только потому, что Мики попросила. Итак, что надо исследовать в анализаторе?
Хаккетт достал С-60. Пирс дернул его за рукав.
– Вы уверены, что поступаете правильно?
– Не понял…
– Камень. Вы уверены, что показывать его посторонним людям не запрещено? Дауэр придет в бешенство. Вы ведь не предупредили его?
– Нет, – пожал плечами Хаккетт.
На стенных крючках висели стерильные белые спецодежды. Под ними ящики, куда можно было поставить обувь и положить личные вещи. Харви попросил гостей надеть костюмы.
– Наше оборудование очень чувствительное, – пояснил он.
Хаккетт удивился. Это означало, что работа до сих пор велась на уровне испытаний.
– Моя лаборатория – «чистая комната» класса 100. Но мы стараемся, чтобы в ней было еще чище. Пылинка размером три миллионных дюйма в состоянии повредить зеркала в приборах стоимостью семьдесят пять тысяч долларов. Всего лишь оставив на поверхности царапину, которую невозможно рассмотреть даже под некоторыми микроскопами. И тогда пиши пропало. На подушечке пальца вполне достаточно жира для уничтожения целой группы составных элементов. Поэтому, пожалуйста, будьте предельно аккуратны.
Он повел компанию в «чистую комнату», закрыв за собой толстую дверь.
– Воздуха в костюмах вполне хватит.
– Курить в лаборатории, насколько понимаю, нельзя? – спросил Мейтсон с серьезным видом.
Смеха его шутка не вызвала ни у кого.
Помещение, через которое проходил их путь, было заставлено разнообразными приборами, соединенными обилием кабелей. Чтобы не задеть за что-нибудь воздушным шлангом, следовало соблюдать предельную осторожность.
Каждые два года на протяжении вот уже шестидесяти лет, принялся не без гордости рассказывать Харви, быстродействие компьютеров увеличивалось вдвое, а составляющие их компоненты при этом в два раза уменьшались в размерах. Харви был одним из немногих ученых, поддерживавших идею хранения данных на атомном уровне. Прочесть эту информацию мог исключительно лазер.
– Мы начали с водорода, – говорил Харви. – У него всего один электрон. Я решил принять за «ноль» атом в его основном квантовом состоянии. За «единицу» – в более высоком. Из этого я исхожу, разрабатывая бинарную систему на уровне атома. Да, об углероде-60. Удивительное соединение, Джон. Молекула в виде футбольного мяча, каждый атом
в вершине усеченного икосаэдра. Чертовски прочный материал.Они вошли в лабораторию и приблизились к устройству, напоминающему электронный микроскоп.
– Давай, – сказал Харви. Хаккетт протянул ему углерод-60. Закрепив камень в анализаторе, Харви поинтересовался: – Ожидаешь каких-то конкретных показателей?
Хаккетт глубоко вздохнул, наблюдая за надписями на экранах. «Включение системы». «Начало поиска». Ему ужасно хотелось скинуть чертов капюшон, особенно маску, так мешавшую следить за происходящим.
– Ничего конкретного, – ответил он наконец. – Хочу просто проверить.
Харви нажал на ввод, и система зашумела, оживая. Зеркала наклонились, лазерный луч принялся за работу. На экранах замелькали изображения молекулярной структуры С-60 – пятиугольники и шестиугольники.
Пирс тоже не отрывал от экранов глаз.
– В «Тимее», – сказал он, – Платон говорит, что атом огня имеет вид тетраэдра, земли – гексаэдра, воздуха – октаэдра, а воды – икосаэдра. Двенадцатигранник – по его мнению, «эфир», окружающий вселенную. Именно в этом диалоге, – добавил он, – упоминается об Атлантиде…
Вейснер достала из принтера первый лист с результатами анализа.
БИНАРНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА
– Ничего интересного, – сказала она. – Абсолютно. Бинарного кода нет. В общем, мы квиты. Я пойду?
– Дорогая, – произнес Харви сладким голосом. – Это еще не все.
– Ладно, – ответила та недовольно.
– Проверим десятич… – начал было Харви.
– А нельзя, – перебил Хаккетт, поправляя воздушный шланг, – сразу перейти к шестеричной? – Харви поинтересовался почему. – Просто так. Чутье подсказывает. В углероде ведь шесть электронов.
Харви ввел в анализатор соответствующие команды.
ШЕСТЕРИЧНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА
– Увы, Джон.
По настоятельной просьбе Хаккетта они продолжали исследование до тех пор, пока анализатор не выдал:
ШЕСТИДЕСЯТИРИЧНАЯ МОДЕЛЬ ОБНАРУЖЕНА
Хаккетт попросил Харви проверить еще раз. Тот так и сделал.
– Все верно, – сказал он.
– Шестидесятеричная система счисления, – пробормотал Хаккетт, прикидывая, что это значит. – Боже мой!
– Ты знал! – воскликнула Вейснер укоризненно.
– Только догадывался, – ответил Хаккетт. – Не знал.
Пирс еще раз просмотрел выданные машиной показатели, и тут его осенило.
– Шестидесятеричная. Да ведь эта древнейшая система счисления, – выпалил он. – Ее использовали в Месопотамии еще шумеры – шесть тысяч лет назад.
– И сейчас используют, – добавил Мейтсон. – Для измерения времени. Часы, минуты, секунды.
– Почему же мне раньше не пришло в голову? – воскликнул Хаккетт. – Надо позвонить Ричарду.
Харви посмотрел на машину и вскрикнул:
– Проклятие!
Остальные подошли ближе. На экранах высвечивалась тьма цифр.
– А это еще что?
– Черт его знает… Это в твоем кристалле, Джон. Записано на атомном уровне.