Кодекс целителя
Шрифт:
Он взглянул на меня. Я мило улыбнулась, поблагодарила за обед и поднялась. Столовую мы покинули вместе. Ирвин плотно закрыл за нами дверь, огляделся по сторонам – никого – и расхохотался, прикрывая рот рукой.
– Не могу-у! Мэй, вы только представьте! Я-то гадал, с чего летта Аруна мне так многозначительно улыбается! А она Тэйта! По ноге! Тэйта! Богиня, как он выдержал!
– Не следует обсуждать это в коридоре, – заметила я.
– Вы правы, Мэй, – Ирвин утёр выступившие от смеха слёзы. – Поднимемся, мне нужно переодеться… Нет, это выше моих сил! Гладить Тэ-эйта-а!
Всю дорогу он мужественно кусал губы. На втором этаже мы расстались – я завернула в уборную. Умылась, строго осмотрела своё отражение в зеркале. Жена, невеста или любовница?
В комнате я сколола волосы в небольшой пучок на затылке – теперь это удавалось без проблем. Задвинула под кровать вторую сумку с ненужными вещами – слуги начнут протирать пыль, обнаружат и приберут к рукам. Арден покупал мне дорогую, качественную одежду и недоумевал, почему я не радуюсь. Как-то я попыталась ему объяснить, насколько неудобны и непривычны для меня традиционные гидарские юбки и кофты, стесняющие свободу движений. Он не понял. Женские костюмы Киреи в приграничье называли не иначе как «бесовскими нарядами». Деньги и документы я спрятала в поясную сумку, такие были распространены в Орлисе. Пусть они не защищали от бандитов, зато от карманников – вполне. Их надевали на нижнюю сорочку и прикрывали пышными складками юбки. Монету в пятьдесят зелов отложила в карман – полностью зависеть от Ирвина не хотелось.
В дверь требовательно постучали – подошёл слуга «снести вниз мой багаж».
– Это и всё? – изумлённо переспросил он при виде одной небольшой сумки.
– Да, – подтвердила я с ледяным лицом.
Слуга забрал сумку, я последовала за ним. Раз грузят багаж, значит, везиль уже внизу, лучше подышу воздухом снаружи. Вдруг пожалует целитель с очередными оскорблениями? Мои планы он не изменит, но настроение подпортит основательно. Поэтому я не отставала от слуги. На улице и впрямь обнаружился везиль – такой огромный, что загородил собой половину улицы. Подобных мне видеть не доводилось: новейшая обтекаемая модель, чёрный лакированный кузов, четыре пары колёс и вытянутая кабина. На месте водителя сидел молодой белобрысый парень, косая чёлка придавала ему лихости.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.
Парень открыл дверь и спрыгнул на мостовую. Чтобы заглянуть ему в лицо, пришлось задрать голову. Наверное, так в юности выглядел Арден, пока не заматерел. Мощную фигуру искупали мальчишечья улыбка и озорной блеск ярко-голубых глаз.
– Добрый! Вы летта Мэйлин Лирин? А я Дирин, вот забавно, да? Дирин Гeрис, водитель, помощник и охранник в одном лице – к вашим услугам. Ирвин предупредил, что нанял учителя, но я не ожидал, что вы такая красавица! И на уроженку Нейсса совсем не похожи, они все чёрные, словно галки.
– Я кирейка.
Дальше должна была следовать брезгливая гримаса, но Дирин не утратил доброжелательности.
– Надо же! Вы из перемещённых? Хотя нет, тогда бы вы не попали в Орлис. А где же вы тогда изучали нейсский? Он же страх какой сложный! Когда я слушаю летта Тэйта, ничего не понимаю, сплошные «е» и «эс»! «Eсса» одновременно означает и свет, и дорогу, как такое может быть?
– «Есса» – путь, а «еeсса» – свет, – пояснила я. – Всё дело в двойной гласной, хотя вы правы, летт Герис, на слух разница трудноуловима.
– Никаких «летт Герис»! – запротестовал парень. – Только Дирин, а то я обижусь. Мне хватает выканий летта Тэйта, когда он в плохом настроении!
– А он бывает в хорошем настроении? – неосторожно вырвалось у меня.
Дирин хихикнул.
– Вот в Рисaре к нам присоединится Илона, и летт Тэйт оттает.
Любопытство во мне боролось с вбитым воспитанием, настолько хотелось спросить, кто такая эта Илона. Дирин прочитал мои мысли.
– Илона – младшая сестра Ирвина, они с леттом Тэйтом вместе росли. Ирвин рассказывал, детьми они знатно озорничали, да и взрослые не больно-то изменились. Родители порой не знали – то ли плакать от их проделок, то ли смеяться.
И отшлёпать нельзя, – водитель заговорщицки понизил голос. – Илона девочка, у летта Тэйта дар.Теперь понятно, почему Тэйт такой – в детстве не шлёпали. А жаль.
– Где же они? – Дирин покосился на часы в кабине везиля. – Третий час, коли сейчас не выедем, до ночи не обернёмся. Схожу потороплю.
Он пошёл в дом, по пути разминулся со слугами, что тащили аж четыре чемодана. Я обогнула везиль, заглянула внутрь. Ничего себе! Да в таком жить можно! За раздвижной перегородкой оборудовано спальное место, одеяло, подушки: устал – отдыхай. Ещё одна дверь – крошечная уборная, не придётся по нужде бегать в кусты, даже раковинка есть маленькая и бачок с водой и краном. В салоне вместо обычных жёстких сидений мягкие кожаные диваны, откидной стол, встроенные светильники. Настоящий дом на колёсах. В кабине водителя диван на двоих, тоже откидной столик, на приборной панели закреплена статуэтка Богини. Необычная – вместо традиционного плаща пышное платье, руки не сложены на груди в молитвенном жесте, а свободно опущены. Подобных изображений я раньше не встречала и залезла рассмотреть поближе. Материал тоже странный – на вид камень, но при этом цвета располагаются там, где положено: руки и лицо Богини белые, платье синее, волосы золотистые.
– Ты делаешь ошибку, Ирви.
Диалект предгорий. Неплохое произношение, акцент еле уловим.
– Тэйт, не лезь.
А вот Ирвин говорит и вовсе без акцента, словно родился среди мятежников. Надо и его нейсский подтянуть до такого же уровня. Откуда они подошли? Из кабины не видно, похоже, стоят у дверей салона.
– Ирви, если тебе так приспичил этот клятый нейсский, обещаю заниматься с тобой каждую свободную минуту. Только оставь её в Орлисе. Дело в деньгах – я дам ей денег, любую сумму, которую она попросит. Три, пять, десять сотен!
– Прекрати, Тэйт. Ты прекрасно понимаешь, что деньги ни при чём.
– Это ты не понимаешь. Ирви, она не та девушка, которая тебе нужна. Поверь моему опыту…
– Хватит! – приглушённый гневный окрик. – Довольно! Я сам разберусь, кто мне нужен, а кто нет! Ещё слово в том же духе – и мы поссоримся. Ты слишком далеко зашёл, Тэйт. Эта тема закрыта.
После минутной тишины последовало холодное:
– Как скажешь.
Сквозь боковое стекло я увидела Ирвина – он возвращался в дом. Выскользнула из кабины с другой стороны, стиснула до побелевших костяшек пальцы. В моей душе пылала ненависть. Не к Огории, не к Гидару, даже не к Ардену. Целитель разбудил то, что я считала давно изжитым – боль от несправедливой жгучей обиды. Ему хотелось дать не одну, а пять, десять, сотню пощёчин! В эту минуту я ненавидела Тэйта так сильно, что, попадись он мне, набросилась бы на него с кулаками.
– Летта Мэйлин, а я вас ищу, – окликнул меня Дирин. – Прошу вас, залезайте, мы отправляемся.
Мама учила справляться с гневом. Нужно глубоко дышать – десять секунд вдох, десять выдох. Растворить свою ярость в размеренном дыхании. Воспитанные девушки не показывают злости, они всегда рассудительны, благожелательны и вежливы. Киреек называют бесстрастными, каменными, бездушными. Чушь. Внутри мы обычные женщины, так же страдаем и плачем. Но вековые традиции обязывают нас прятать свои чувства. Спокойствие, гордость и достоинство – то, что должно отражаться на моём лице при любых обстоятельствах.
– Спасибо, Дирин.
Я не стала дожидаться Ирвина, забралась в везиль, села на диван возле окна. Тэйт сидел напротив, тёмные глаза остановились на мне с выражением крайней неприязни. Целитель своё отношение не скрывал. Ирвин заглянул в салон и обрадовался:
– Мэй, вы уже здесь? Дирин, трогай!
Он устроился рядом со мной, подбадривающе улыбнулся. Ход везиля оказался мягким и плавным, мимо медленно поплыли однообразные белые кирпичные и серые каменные дома за окном. Залитая солнцем центральная площадь, часы на доме Собраний, новенькое здание почты, маленький сквер перед домом лекаря, перекрёсток с улицей, на которой находился дом Ардена.