Кодекс Ордена Казановы

— Слышь, мил человек! Не гляди на дорогу. Ведьмаки злобствуют. Одного их взгляда хватает жизнь попортить.

— Со мной это не пройдёт, — пробормотал Лёхин и на всякий случай натянул на лицо высокий воротник свитера. "Я теперь яко тать, во нощи крадущийся", — насмешливо подумал он. Сбоку, у левого глаза, воротник чуть прогнулся и прямо в глаз сунулся Шишик. "Ага, вот ты где!" — с таким же насмешливым самодовольством повеяло от "помпошки".

Не успел Лёхин придумать что-нибудь в ответ, как в мёртвой тишине живой площади размеренно загрохотал камень дороги. Хорошо знакомый по фильмам о старине цокот лошадиных копыт. Затем в отчётливый перестук влился синкопирующий топоток ещё одной лошади. Третья, четвёртая… Определять дальше, сколько приближается лошадей, невозможно. На площадь словно постепенно изливалась каменная река.

Солнце продолжало садиться. В вечернем, каком-то золотистом воздухе всадники, появлявшиеся из переулка, казались бархатно-чёрными. Может, оттого что каждый кутался в широкий плащ, полностью скрывающий одежду и сразу словно переходящий в вороную лошадь.

Впереди неспешно, не глядя по сторонам, ехал предводитель странной кавалькады. Из-под чёрной широкополой шляпы торчал нос с горбинкой. Сразу за ним — двое; эти откинули шляпы, кажется, на тесёмках, за спину. И этих двоих Лёхин с изумлением узнал. На полкорпуса ближе к предводителю держалась Диана. Очень спокойная, она время от времени по-змеиному полуприкрытыми глазами обводила обе стороны площади. Чуть поотстав, ехал Анатолий. Этот сутулился, раздражённо скривившись, и смотрел на гриву своего коня, будто задумавшись о чём-то безрадостном.

Остальные ехали ровными парами — холодно красивые и безразличные лица юношей выглядели сонными и… будто нарисованными.

Кавалькада приближалась к середине площади, когда шарящий взгляд Дианы зацепился за единственного человека, не отвернувшегося от всадников. Она очаровательно улыбнулась Лёхину, а потом тихонько засмеялась — серебристым смехом, от которого содрогнулась вся площадь.

Серебристый смех девушки странно прозвучал поверх громыхания копыт по камню. И странно подействовал на Лёхина: его здорово замутило, злорадно поднялся к горлу желудок, а рот мгновенно наполнился слюной. Сглотнуть Лёхин не мог: мешало устойчивое впечатление поднявшегося к горлу желудка. А держать во рту… И он сделал единственное, что можно сделать в этой ситуации: отогнул край свитера — и сплюнул. Снова закрылся, взгляд на девушку — и едва не затрясся от сдерживаемого смеха, сообразив, как выглядит маленькое действо в глазах ошеломлённой Дианы: а нам до лампочки, красива ты или нет!..

Отсмеявшись про себя и чувствуя прилив легкомыслия, Лёхин задумался, а не попробовать ещё чего отчебучить? Несколько остудило поведение девушки: она разгневанно направила лошадь прямо на толпу, собираясь добраться до наглеца. Если бы не спокойный шаг животного, она бы раздавила несколько человек, пока не обернулся горбоносый предводитель. Он коротко и резко сказал что-то. Анатолий, точно очнувшись, догнал Диану и, грубо взявшись за уздечку её лошади и безжалостно рвя мягкие губы животного, заставил повернуть назад. Обозлённая, Диана было открыла рот, но Анатолий кивнул на чёрную спину впереди, и она замолчала.

Секунды — и они въехали в противоположную улочку. Пропали последние пары молодых людей — площадь вздохнула, зашевелилась, задвигалась, загомонила…

Лёхин свободно опустил воротник и оттянул капюшон. "Ничего личного, Диана. Абсолютно ничего личного".

Чернобородый мужик смотрел на него во все глаза.

— Ну, мил человек, силён же ты! Любишь, небось?

— Не понял, — удивился Лёхин.

— А чего тут не понимать? От ведьмаков да от заклятого глаза только она, любушка-голубушка, спасает да крепкая ваша с ней любовь. Дай вам Бог здоровья обоим!

Мужик поклонился — Лёхин, улыбаясь, ответил и пошёл дальше, за рассерженными светлячками, которые, стараясь привлечь его внимание, устроили в воздухе настоящую кутерьму. Машинально двигаясь за ними, он размышлял обо всём сразу: нехорошая репутация Дианы в Каменном городе, подтверждённая её поведением; предводитель кавалькады — Лёхин его хорошенько не рассмотрел, но почему-то уверился, что это Альберт; и — Аня, которая, по словам чернобородого, защитила от колдовского сглаза…

Хотелось поразмышлять, правда ли у них с Аней "крепкая любовь", но солнечных лучей на узких улочках почти не осталось, разве только на уровне третьего этажа. Да и те медленно, но верно ползли кверху, а в тёмных местах улицы начали появляться тёмные личности. И поневоле Лёхину пришлось перейти на другой уровень зрения.

В одном месте улочка образовала небольшой перекрёсток: сама продолжала тянуться вперёд, а вот вправо-влево уходили боковые дорожки-переулки. Один переулок, исчезавший за углом дома, оказался пуст. А вот справа, в хорошо видном Лёхину тупике, поджидали неосторожного путника аж трое. "Настоящие разбойники!" — изумлённо понял Лёхин, встав напротив первого. Тот, кажется, не ожидал, что его разглядят, замер в непроницаемой для кого-то тьме, насторожённо держа топор и короткий кол.

Чувствуя себя не то Нео из "Матрицы", не то эксгибиционистом, Лёхин распахнул плащ и положил руку на рукоять меча. "Я вас вижу. Готов обороняться".

Две тёмные фигуры, стоявшие чуть далее мужика, шагнули встать с ним на одной линии. "Плевать на твою готовность. Нас трое — ты один".

Лёхин выпростал левую руку из широкого рукава плаща и вытянул её вперёд. Разбойники не дрогнули. Или в Каменном городе не знали про наручи с клинками? Лёхин резко сжал кулак. Лязгнул стремительным металлическим стукотком — поверх костяшек кулака выскочили узкие лезвия.

Разбойники почти синхронно отступили в тупик.

Пройдя шагов шесть, Лёхин разжал пальцы — снова лязгнули ножи, прячась в наруч. Но теперь руку полностью прятать под плащом казалось неуместным. И вскоре, перейдя на бег, Лёхин на бегу же намотал конец плаща на правую руку. Чуть дёрни — намотка скинется в один миг, и обе руки будут свободны.

Правда, беспокоила ещё одна мысль. Он оставил разбойников в их засаде — и любой будущий покойник на его, Лёхина, совести. А кроме того… Судя по всему, возвращаться придётся с детективом, и ещё неизвестно, в каком тот будет состоянии… Но светлячки гнали вперёд. И хоть разорвись Лёхин пополам, но в первую очередь надо найти Павла Ивановича. Неизвестно, на сколько времени осталось зарядки у жучков (заклинательной зарядки — усмехнулся Лёхин).

42.

Бег оказался лёгким, поскольку не приходилось думать, куда бежать. Светлячки же ведут. Поэтому Лёхин нашёл время удивиться каменным домам. Нет, он понимал, что Камень-город не зря так назван, но… Поспорив с самим собой, он пришёл к выводу, что город находится в центре какой-то горы, и постарался забыть, что солнце здесь всё-таки присутствует.

А потом явилась простая и ясная мысль: "А ведь Ромка тоже здесь! А возможно, и Лада. Только как их найти? Светлячков на них нет!"

Пока он размышлял над способами найти их и тщетно пытался отделаться от тёплой мысли, что может вывести из Каменного города не одного, а троих, пейзаж изменился. Высокие дома оставались позади, а Лёхин бежал мимо двухэтажных — потом одноэтажных домов. И, наконец, пошли легко узнаваемые места, в которых никогда не был, — места городской окраины, с разрушенными домами, с полуобвалившимися стенами, куда, видно, даже разбойники заходить не решались… И почему-то странное ощущение взгляда в спину…

Но светлячки летели ровно и уверенно, и Лёхин, теперь не "уходивший" с другого зрения, бежал за ними, не сомневаясь, что вот-вот найдёт детектива.

Шишик вдруг пискнул — горестно и жалобно. Не спускавший со светящейся троицы глаз, Лёхин оторопел: треугольник распался, и светлячки принялись хаотично нарезать круги. Он оглядел пространство вокруг себя: справа, метрах в трёх, две стены не то недостроенного, не то недоразрушенного дома, только два чёрных квадрата окна смотрят сумрачно. Слева — сплошная свалка строительного камня, чуть не поле — по размерам.