Кодекс жизнетворца

– Карл, мне это не нравится, - сказал стоявший за ним Отто Абакян. Замбендорф поджал губы и неслышно присвистнул, ожидая продолжения. Такой разговор стал для них привычным за последние годы. Абакян выскажет все причины, почему им не следует связываться и подвергаться риску, а Замбендорф объяснит, почему у них нет выбора. Абакян продолжит возражения, но постепенно, неохотно вынужден будет согласиться. Решив этот основной вопрос, они перейдут к частностям. Так происходило в среднем раз в неделю. Абакян продолжал: - Мы спятили, если согласимся на это. Вся ситуация слишком рискованная, мы можем себя выдать. Нам совсем не нужен этот риск.

Замбендорф отвернулся от окна и выпятил подбородок.

– Сообщалось, что это наша идея, и все газеты это подхватили, сказал он.

– Теперь мы не можем позволить себе отказаться. Это не только подорвет наш авторитет, но и ухудшит наши отношения с ГКК... а ГКК может принести нам немало хорошего, Отто. Ситуация разворачивается не так, как мы ожидали. Но тут ничего нового нет. Мы справимся.

Отто Абакян, красивый стройный смуглый армянин с черными волосами, висячими усами и большими карими влажными глазами, потер переносицу костяшками пальцев, обдумывая эти слова, потом покачал головой и вздохнул.

– Какого дьявола ты ввязал нас в это дело, Карл? Ты ведь говорил, что Совет директоров ГКК вообще не обратит внимания на этого болвана Хендриджа. Поэтому-то мы все согласились с этой безумной идеей... потому что будет много возможностей для рекламы, когда нас отвергнет ГКК... ты сказал.
– Он развел руки и раздраженно посмотрел в потолок.
– А что мы получили? Марс! Как будто нам нечем больше заняться, только болтаться шесть месяцев у Марса. Неужели мы теперь никак не сможем отвертеться?

Замбендорф беззаботно пожал плечами и показал свои пустые ладони.

– Разумеется... можем отказаться и признать перед всем миром, что никак не рассчитывали, что к нам отнесутся серьезно... потому что именно так все будет подано. А что касается времени, то мы можем провести его лучше, но не обязательно. Кто знает? Когда в последний раз медиум действовал с Марса? В ситуации имеются возможности, которые нам и не снились.

– Весьма философский подход, - заметил Абакян без всякого энтузиазма. Хорошо Замбендорфу говорить о грандиозных планах и возможностях; а вся черновая работа выпадет на долю Абакяна и остальных членов команды.

– В философское состояние, мой дорогой Отто, мозг впадает всегда, когда нет возможностей изменить ситуацию. Именно так обстоит дело сейчас. Короче, у нас нет выбора.

ГКК, Генеральная Космическая Корпорация, совместно с САКО, Северо-Атлантической Космической Организацией, наследницей НАСА и соответствующих служб Западной Европы и НАТО, планировали расширить испытательную станцию на Марсе с целью создания независимой колонии. Один из директоров ГКК, по имени Бейнс Хендридж, давно уверовавший в "экстра" и "паранормальное", недавний новообращенный в культе Замбендорфа, предложил отправить Замбендорфа с экспедицией, чтобы провести первоклассное испытание ясновидения и экстрасенсорной связи на космических расстояниях, а также испытать "экстра"-способности вне земных помех. Замбендорф, уверенный, что Совет директоров ГКК никогда на это не согласится, проявил явный энтузиазм, отчасти потому, что всякая другая реакция помешала бы ему организовать новое эффективное представление на тему "Ученые отказываются от вызова Замбендорфа", когда это предложение будет отвергнуто. Но влияние Бейнса Хендриджа оказалось значительней, чем он предполагал, Совет директоров принял его предложение, и теперь Замбендорф мог отступить только путем публичного унижения. А этого не позволял созданный им образ.

– Вероятно, ты прав, - после недолгого молчания согласился Абакян. Но мне по-прежнему не нравится мысль об участии в космической экспедиции САКО.
– Он снова с сомнением покачал головой.
– Это не то, что иметь дело с публикой. В этой экспедиции настоящие ученые... это другая лига, не то, что ослы, с которыми мы обычно имеем дело. Рискованно.

– Ученых обмануть легче всего.
– Это была одна из любимых тем Замбендорфа.
– Они мыслят прямо, предсказуемо, их мысли легко проследить, направить, в том числе и в нужную сторону. Они знают только мир, где все поддается логическому объяснению и все таково, каким кажется. Дети и фокусники - вот кто приводит меня в ужас. А ученые - никаких проблем; с ними я себя чувствую вполне уверенно.

Абакян невесело улыбнулся.

– Уверенность - это то, что ты чувствуешь, когда не вполне осознаешь ситуацию.
– Он поднял руку и взглянул на часы.

Замбендорф уже собирался ответить, когда прозвучал вызов терминала связи. Абакян подошел, чтобы ответить. Экран загорелся, и на нем появилось гладкое, чисто выбритое лицо Дрю Веста, менеджера Замбендорфа; он говорил из другого номера этого же отеля.

– Группа Эн-Би-Си может появиться в любую минуту, - сказал Вест. Тебе лучше спуститься в вестибюль.
– Кларисса Эйдстадт, занимавшаяся в группе связью с прессой, организовала запись короткого телеинтервью, оно должно быть передано позже, и тем самым будет отмечено возвращение Замбендорфа в Нью-Йорк.

– Иду, - ответил Абакян.

– Карл уже позавтракал?
– спросил Вест.
– Время кончается. У нас весь день расписан.

– Да, - сказал Абакян.
– Он здесь. Хочешь поговорить с ним?

– Доброе утро, Дрю, - жизнерадостно сказал Замбендорф, подходя к экрану. Абакян уступил ему место.
– Да, я почти готов. Как спал?
– Он кивнул выходящему из комнаты Абакяну.

– Привет, Карл. Спасибо, хорошо, - ответил Дрю Вест. Ситуацию с Марсом Вест воспринял деловито. Если бы потребовалось отправить группу к Андромеде, он принял бы это точно так же, были бы деньги.
– Группа Эн-Би-Си появится в течение ближайших пятнадцати минут, и до этого мы кое-что должны проделать. Если ты кончил завтракать, можем спуститься вниз.

– Давай, - сказал Замбендорф.
– Поговорим, пока я одеваюсь.

– Буду через пару минут, Карл.

Внизу, в боковом фойе, выходящем на автостоянку, Отто Абакян делал вид, что изучает карту улиц Нью-Йорка; на самом деле он запоминал внешность и регистрационный номер фургончика, на котором приехала группа Эн-Би-Си; как раз сейчас две парней доставали из фургончика телекамеры и другое оборудование. Поблизости стояла модно одетая светловолосая женщина, водитель машины; она держала бриф-кейс и стопку бумаг и разговаривала с двумя коллегами - еще одной женщиной и мужчиной, которые приехали вместе с ней. Абакян решил, что она владелец машины и тот репортер, который будет интервьюировать Замбендорфа, но ему нужно было быть уверенным.

Эн-Би-Си не сообщила заранее имя репортера; само по себе это необычно и означает, что Замбендорфу готовят какую-то ловушку. Если бы Кларисса Эйдстадт или Дрю Вест начали расспрашивать, они, конечно, получили бы ответ, но тем самым уничтожили бы возможность, которую так наловчились использовать Замбендорф и его помощники. Разумеется, это рискованно: Абакян за очень короткое время мог ничего не узнать, но одно из преимуществ положения медиума в том, что отрицательные результаты быстро забываются.

Служащий отеля отвел машину, а женщина и двое ее сопровождающих направились в главный вестибюль; Абакян незаметно последовал за ними. Один их клерков за стойкой вопросительно поднял брови.

– Чем могу быть полезен, мадам?

– Меня зовут Марион Кирсон, я из Эн-Би-Си. Я договаривалась с помощником управляющего мистером Грейвзом о записи в вестибюле интервью с Карлом Замбендорфом. Можно ли связаться с мистером Грейвзом?

– Минутку, сейчас я позвоню.

Ответ на один вопрос получен. И теперь результаты зависят от времени. Абакян повернулся, быстро прошел к терминалам связи, расположенным в глубине вестибюля, вошел в одну из кабинок, плотно закрыл дверь и набрал номер отдела регистрации машин штата Нью-Джерси. Несколько секунд спустя на экране появилось лицо человека с розовым мясистым лицом и лысеющей головой.